Итальянская записная книжка
Шрифт:
Теперь этот человек, встретивший Артура по просьбе дона Донато, робкий Луиджи, сидел здесь же со своей трёхлетней внучкой на руках, угощал её сладостями. Странное его поведение при встрече объяснилось впоследствии тем, что он не хотел заставлять Артура спускаться и подниматься по лестницам подземного перехода и решил вывести его напрямую.
«КОГДАЯ ПРОЧИТАЛ В ИТАЛЬЯНСКОМ ПЕРЕВОДЕ ПОВЕСТЬ СОЛЖЕНИЦЫНА «ОДИН ДЕНЬ ИВАНА ДЕНИСОВИЧА», Я СТАЛ В СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ ИЗУЧАТЬ РУССКИЙ ЯЗЫК. ХОТЕЛ ПОПАСТЬ В РОССИЮ, УВИДЕТЬ ЕЁ.»
Оказавшись на время в Барлетте без
Вскочив с постели и умывшись, уже слышал бодрый перестук каблучков по коридору.
«Пронто?» — спрашивала Лючия, когда он открывал ей навстречу дверь комнаты, выходил наружу.
Лючия отнюдь не понуждала его спускаться к восьми часам утра в церковь на Евхаристию. В первый раз по возвращении Артур решил сделать это из-за внушённого Машей чувства вины. Слушать богослужение на итальянском языке, да ещё когда дона Донато заменяет незнакомый маленький толстый священник, чьи ножки, когда он сидит на троне позади алтаря, смешно болтаются в воздухе, казалось нелепым.
Но соседство Лючии, внимательно следящей за службой по раскрытому молитвеннику, то как благоговейно и просто совершал маленький священник великое таинство благодарения — во всём этом чувствовалась подлинная вера.
Лишь сейчас, пребывая во время агапы — трапезы любви — среди этих людей, Артур впервые почувствовал себя не в экзотической Италии с её знаменитыми морями, пейзажами, городами и музеями, а дома.
«БОГ СОЗДАЛ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО КАК ЕДИНЫЙ ОРГАНИЗМ, И ЦЕРКОВЬ НЫНЕ ВОЗВРАЩАЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО К ИСПОЛНЕНИЮ ЭТОГО БОЖЕСТВЕННОГО ЗАМЫСЛА.»
Думать о вчерашнем, затянувшемся заполночь разговоре с доном Донато, и ощущать его присутствие рядом, видеть его лучезарные глаза, улыбку и одновременно слышать, как Маша разговаривает по–итальянски с Лючией, поёт вместе со всеми под яростный грохот гитар вдохновенные гимны, было настолько чудесно, что Артуру на миг показалось будто вернулось то время, когда был жив отец Александр. При этом он с ревностью думал о той ободранной коммуналке, где под вечной угрозой вторжения агентов КГБ пыталась зародиться, но так в сущности и не создалась их жалкая община…
«ЦЕРКОВЬ ВЫХОДИТ СЕЙЧАС ИЗ СЕБЯ НАВСТРЕЧУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ.»
Псалмов из псалтири — книги царя Давида — было не узнать. Они казались произведениями новейшего искусства. Словно стёрли вековые наслоения пыли. Древние слова сверкали, как глаза этих простых людей, заново познающих Ветхий и Новый Завет.
«ГОРЕ ТОМУ, КТО ОДИН» — ГОВОРИЛИ ДРЕВНИЕ РИМЛЯНЕ. ПОТОМ КОММУНИСТЫ ПОПЫТАЛИСЬ РЕШИТЬ ЭТУ ПРОБЛЕМУ, ВЗЯВ ЛОЗУНГ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ — «СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО». НО БЕЗ БОГА ПОСТРОИТЬ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНО. МЫ ЭТО УВИДЕЛИ И У НАС НА ЗАПАДЕ, И У ВАС НА ВОСТОКЕ. КОММУНИСТЫ ХОТЕЛИ ВСЕ РЕШАТЬ СИЛОЙ, СПРАШИВАЯ С ДРУГИХ. ХРИСТИАНИН СПРАШИВАЕТ С СЕБЯ.»
Артур понимал, все эти люди выносили, выстрадали на своём духовном пути эти истины. Точно так же, как и те, кого он встретил в Чеккине под Римом, в Венеции, в Понтасьеве…
— Почему не ешь? — спросил дон Донато, наливая в стакан молодое виноградное вино и подкладывая в тарелку катышек нежного, белого, как снег, сыра моцарелла. — Не должен быть грустный.
— Почему? Завтра улетаем в Москву.
Артур чокался с протягивавшими ему свои стаканы людьми, повторял заздравное итальянское «чин–чин!», поглядывал на Машу, которая была здесь совершенно в своей стихии, делилась впечатлениями от поездки в Лоретта.
И в то же время он все ещё был под огромным впечатлением от вчерашнего разговора с доном Донато, да и всего того, что произошло за последние дни, когда рядом не было ни Маши, ни Донато, и он остался как бы без языка.
Вечерами итальянское телевидение передавало в программе новостей пространные репортажи о встрече молодёжи с Папой, и Артур, приблизившись почти вплотную к экрану, тщетно искал среди тысяч и тысяч восторженных лиц Машу. Но ни её, ни дона Донато разглядеть в этих толпах было невозможно. Зато он увидел, как заплакал Папа, когда его приветствовала делегация из России.
По завершении мессы он одиноко завтракал в большой столовой дона Донато. К этому времени всегда кто-нибудь подъезжал, чтобы по просьбе Лючии доставить Артура на пляж. После Машиных разоблачительных разговоров Артуру было особенно неловко затруднять своими проблемами других людей, но Лючия была непреклонна — «дон Донато а детто!» (дон Докато сказал!). И Артур отправлялся с пластиковой сумкой, в которой лежали плавки и махровое полотенце, вниз к машине, где за рулём ждал кто-то уже знакомый, или же наоборот, вовсе неизвестный доселе человек. Позавчера им оказался стройный, подтянутый полицейский в белой рубашке с короткими рукавами, которого Лючия по–простецки называла Нардо, полное же его имя было Леонардо. Как у Да Винчи.
Сейчас этот Леонардо вместе со своей женой и двумя детишками тоже находился здесь, за одним из соседних столов, периодически оборачивался к Артуру, заговорщицки подмигивая, напоминая о том, что произошло позавчерашним вечером.
Позавчера Артур решил провести на море весь день. У прохода на дикий пляж возле пирса, он при помощи часового циферблата объяснил полицейскому, что хотел бы пробыть здесь до шести вечера. Леонардо удивился, но и явно обрадовался. Ему было удобно приехать за Артуром именно в это время, к концу своего рабочего дня.
Вновь Артур оказался один на один с морем и солнцем. Он искупался раз, другой. Бил ногами по воде, яростно пытался наверстать упущенное за время путешествия по Италии. Насчитал 1400 ударов. Устал. Подошёл к своей лежащей на сухом песке одежде, достал из кармана джинсов продолговатую фанерку, на которую была намотана леска с крючком, грузилом и красно–синим поплавком.
Зачем, уезжая из Москвы, он выхватил из ветхой рыболовной сумки эту вещь, он и сам не знал, ибо давно понял, что с рыбалкой для него кончено.