Итоги № 7 (2014)
Шрифт:
— Значит, их формировали политики?
— И да и нет. Формирование общественных настроений в условиях военных действий осуществлялось во всех великих державах двумя взаимодополняющими путями. Путем введения жесткой цензуры всех военных новостей и путем массированной пропаганды. С цензурой в Российской империи было все в порядке. С первых дней войны предварительной цензуре подлежали все статьи в средствах массовой информации, вся корреспонденция с фронта, вся заграничная переписка.
А вот с пропагандой возникли проблемы. На первый взгляд российская пропаганда использовала ровно те же самые приемы, образы и мотивы, что и западные аналоги. Более того, использовала активнее и последовательнее. Особенно тщательно был разработан образ врага-немца. Всех немцев российские газеты изображали как кровожадных убийц и насильников, которые отрубают руки младенцам, пытают пленных и расстреливают
— А как было в Европе?
— В Европе люди поколения 1914 года с молодых ногтей воспитывались в духе почитания нации и ее гражданских ценностей. В Англии и во Франции в школах создавались батальоны, где дети маршировали с деревянными винтовками. Внушалось: ради нации и ее добродетелей — в европейском понимании — можно всем пожертвовать, даже жизнь потерять.
И это воспитание принесло свои плоды. Оно способствовало принятию новой войны европейцами. Смотрите сами. 2 августа 1914 года на Трафальгарской площади в Лондоне проходит многотысячная антивоенная манифестация. Правящий кабинет министров прекрасно понимает: начинать войну в условиях отсутствия общественной поддержки равносильно самоубийству. Но 3 августа — на следующий день! — на той же самой площади разворачивается провоенная манифестация, еще более многолюдная. В одночасье война сделалась популярной у англичан. Почему? Германия с ее идефикс блицкрига нарушила нейтралитет Бельгии. В глазах англичан, начиная с представителей интеллектуальных элит и заканчивая простыми рабочими, это выглядело как настоящая пощечина, как вопиющее нарушение всех законов, человеческих и божеских, и как вызов всем идеалам английской цивилизации. После этого война в защиту «бедной маленькой Бельгии» стала личным делом каждого англичанина.
— Не хотите ли вы сказать, что народам Российской империи было чуждо понятие патриотизма?
— Нет, конечно, просто в России в основе патриотического подъема первых месяцев войны лежали традиционные по своему характеру ценности: образ родины, которой угрожает опасность, образ доброго царя, которому нанесено оскорбление. В первые месяцы войны как раз эти, как бы сейчас сказали, духовные скрепы позволили поднять патриотический дух всех слоев населения: от царствующей династии до крестьян. С начала войны и вплоть до пятнадцатого года в стране не было ни одной массовой антиправительственной демонстрации. Прекратились забастовки, пошли добровольцы в армию, потекли пожертвования для нужд обороны, население принялось активно участвовать в государственных займах…
Александр Солженицын описывает это в романе «Август четырнадцатого». Студент Саня, еще вчера ярый революционер, после провозглашения царского манифеста о вступлении России в войну становится русским патриотом и идет в военное училище. Монарх в одночасье превратился в восприятии россиян в народного героя, едва ли не в былинного богатыря.
Однако именно этот факт вскоре обернулся против Николая II. Особенно после того как он, помазанник Божий, провозгласил себя главнокомандующим. Ведь образ нации, являющийся европейским гражданским идеалом, от поражений на фронте и неурядиц в тылу не страдает, а вот когда идею государственности воплощает один человек… Политическая система Российской империи, как и ее идеология, не соответствовала требованиям времени. Проваленная генералитетом летняя кампания пятнадцатого года заставила широкие массы России критически осмыслить и непосредственно войну, и растущие тяготы неподготовленного тыла.
— Во Франции, где ожесточеннейшие сражения в отличие от Восточного фронта разворачивались не так уж далеко от столицы, тяготы были сопоставимы, но разложения армии и свержения власти не произошло. Почему?
— Во Франции или Англии недовольство масс, уставших от тягот войны, концентрировалось на конкретном политике, на правящем кабинете. Это не влекло за собой автоматически эрозии патриотического подъема. Французы и англичане воевали не ради президента Пуанкаре и не ради премьер-министра Асквита, а ради национального государства и его идеалов. Эти идеалы и ценности ужасы войны поколебать не могли. По крайней мере, быстро. В России же в роли козла отпущения выступил вчерашний национальный кумир — царь, единственный и не подлежащий избранию и переизбранию носитель идеи государственности. Николай II не только не сумел использовать с выгодой для себя фантастическое единение населения вокруг престола, но и продемонстрировал абсолютную несостоятельность и в вопросах обороны, и при управлении тылом.
— Не получается ли так, что царя свергли как раз из патриотических побуждений?
— Отчасти так. Вся государственная система Российской империи зиждилась на патерналистской вере в непогрешимость самодержавия. А тут — и на фронтах провалы, и экономика, погружающаяся в хаос, и коррупция с воровством на всех уровнях плюс еще слухи о предателях и изменниках в царском окружении и в руководстве армии. Кому война, а кому и мать родна — это именно в ту Вторую Отечественную войну придумали.
Опять же власть проиграла информационную войну. Не сидели сложа руки и думцы, либеральная интеллигенция. Они открыто противопоставили себя царскому режиму, заявили, что только они могут довести войну до победы. Уже к маю пятнадцатого года стало очевидным: общественный консенсус, существовавший ранее, уходит в прошлое. Еще немного, и не то что верноподданнические, а просто лояльные настроения сменяются протестными.
— «Страшно равнодушны были к народу во время войны, преступно врали об его патриотическом подъеме, даже тогда, когда уже и младенец не мог не видеть, что народу война осточертела», — писал о той тяжелой године Иван Бунин в «Окаянных днях». Понимаю, затяжная война всех достала, но неужто такой тонкий психолог, как Бунин, не замечал эйфории патриотизма начального периода войны, который вдруг куда-то испарился?
— Думаю, будущий нобелевский лауреат имел в виду попытки царских властей использовать патриотическую карту в 1915—1916 годах. Но тогда она уже не работала. Все чаще за громкими словами о патриотизме скрывались ксенофобия и озлобление. В глазах большей части русской интеллигенции самодержавие, олицетворяемое Николаем II, превратилось во врага. На этой почве постепенно вызревал революционный взрыв.
Некомпетентность и близорукость подвели политическую и государственную элиту России. В Англии и во Франции в фокус патриотических чувств было поставлено национальное государство, а в России правящие круги так и не смогли создать для народа столь нужный образ Родины-матери.
Надлом ветки / Политика и экономика / Что почем
Надлом ветки
/ Политика и экономика / Что почем
153,2 тысячи человек в среднем пользуются за день московской станцией метро «Выхино». Цифру «Итогам» предоставила компания TNS Россия, опираясь на собственные данные за вторую половину 2013 года. Кстати, это не рекорд. По информации начальника столичной подземки Ивана Беседина, до открытия в ноябре двух новых станций на Таганско-Краснопресненской линии — «Лермонтовский проспект» и «Жулебино» — каждый день через выхинские турникеты проходили 185—186 тысяч человек. На первый взгляд может показаться, что станция разгрузилась на 33 тысячи пассажиров. Однако тот же Беседин сообщает, что двумя новыми станциями теперь ежедневно пользуются 56 тысяч пассажиров. Естественно, все они проезжают через «Выхино», то есть нагрузка на нее фактически выросла на 23 тысячи человек. «Станция «Выхино» — самая посещаемая на Таганско-Краснопресненской линии», — официально подтвердили «Итогам» в компании TNS Россия. Это моментально заметили жители близлежащих районов, которые и раньше с боями прорывались в пустые составы на конечной, а теперь поезда приходят уже забитыми под завязку. Предвосхищая ситуацию, еще в ноябре якобы было запущено на ветку 70 дополнительных поездов в будни. Однако эта цифирь лукавая. Цифры даны в общей сложности, а на деле же в будни пустили всего пять дополнительных составов в промежутке времени от 9 до 10 часов. С 19 до 20 и с 21 до 22 часов — по четыре поезда, а максимальное число — шесть поездов — добавилось между 20 и 21 часом. Чем руководствовались составители графика, неизвестно. По крайней мере, в пресс-службе метрополитена не смогли оперативно прокомментировать «Итогам» ситуацию. Тем не менее для большинства работающих москвичей не секрет, что самая большая загруженность в подземке выпадает на довольно короткий временной отрезок с 8 до 9, в который ни один дополнительный состав не был пущен. И теперь решено оттянуть часть пассажиропотока на Люблинскую линию, пустив автобусы от Капотни до станции «Братиславская». Ситуация, сложившаяся на фиолетовой ветке метро, показательная: так может произойти и в будущем, если не просчитать корректно пассажиропоток.