Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
– Буде не ворочусь к сроку иль знак какой придёт, что взяли меня поганые, - не мешкая поворачивай коней и спеши на Русь. Хоть в Вырь, хоть в Козельск, а Елену мне спаси!
Елена стояла тут же, бледная, с закушенной губой. Изяслав крепко обнял жену, целуя в губы и заплаканные глаза, потом ласково провёл ладонью по щеке и вскочил в седло.
Иван остался стоять перед всадником, и Елена бросилась к нему, обхватила руками, пряча лицо у него на груди. Берладник мимодумно обнял княгиню - глядя вслед отъезжающим, он мучительно раздумывал, не совершает ли ошибки, оставшись с обозом и дружиной. Потом медленно, как во сне, перевёл взгляд на прильнувшую к нему женщину… и застыл, засмотревшись в её глаза, ибо прочёл там слишком многое.
Изяслав Давидич отчаянно трусил, подъезжая к половецкому стану. Сотник Тихон успел упредить хана, что к нему будут гости, и кипчаки столпились возле белого шатра, глазея на старого князя. Двое слуг распахнули расшитый полог, приглашая Изяслава Давидича войти.
В шатре сидел и ждал хан Сартуз. Он с особым чувством встречал русского князя - не так давно, в начале лета, ходил на Русь походом, ходил как раз в Курские и Новгород-Северские земли. Прослышав о неустройстве на Руси, захотел хан Сартуз поживиться богатой добычей, да не вышло. Молодой Олег Святославич, сын нового Черниговского князя Святослава Ольжича, взяв в подмогу дружины двухродных братьев, побил и самого хана, и двух его дальних родичей, которых тот взял с собой. Одного хана вовсе убили, под самим Сартузом смертельно ранили коня. Верный скакун пал, вынеся господина из сечи, и Сартуз до сих пор скорбел.
Половец холодно принял русского князя - ни кумыса не поднёс, ни плова, ни холодного мяса. Так и сидели - хан в глубине шатра, поджав ноги, а урус ближе к входу, неловко подогнув колени. Толмач стоял рядом и, закрывая рот ладонью из почтения к хану, переводил слова русского.
– Так ли я расслышал?
– наконец соизволил заговорить Сартуз.
– Зовёшь ты нас в поход на Чернигов?
– Великий хан понял меня правильно, - закивал Изяслав.
– В Чернигове правит мой родич, коий обманом и силой захватил мой стол и выгнал меня вон с Руси. Он подговорил прочую родню, и та ополчилась против меня.
– Когда урусы вместе, они сильны, - проговорил хан. Многие половцы усвоили - если в боевой поход вышло сразу несколько князей, значит, ждёт кипчаков поражение. Урусов надо бить поодиночке.
– Не все, однако, молодые князья стоят за Черниговского князя, - покачал головой Изяслав.
– Мой родной сыновец против, как и другой сыновец, Святослав Всеволодович Новгород-Северский. Если ты, великий хан, пойдёшь вместе со мной на Русь, эти двое не только не помогут Чернигову, но и выставят полки на моей стороне. Вместе мы освободим город…
– Город? Город пойдёт тебе, конязь, - ответил хан.
– А что пойдёт нам?
– Богатства земли Русской. Она всем обильна. Даже я, изгнанник, могу похвастаться кое-чем.
– Докажи!
Изяслав хлопнул в ладоши, и в шатёр вошли его дружинники, неся связки мехов, ларцы и оружие. Обливалось кровью сердце Изяслава, когда раскладывали они всё это перед беспристрастным лицом хана Сартуза. Степняк подался вперёд и даже соизволил дотронуться рукой до меха северной лисы-песца - серебристо-голубого с тёмной подпушью.
– Якши, - наконец сказал он.
– Но от долгих речей у меня пересохло в горле.
И в свой черёд хлопнул в ладоши.
Тут только в шатёр вошли слуги, неся на блюдах и подносах мясо, плов, засахаренные фрукты и кувшины с дорогим вином и бурдюки с кумысом. Изяслав приободрился - если хан выставляет на ковёр яства, значит, с ним можно договориться.
Два дня шли переговоры, наконец хан Сартуз дал согласие. Не терпелось отомстить урусам за своё поражение, и он надеялся, что с новым походом повезёт больше. Уговорились встретиться в конце лета недалеко от истоков Сулы. После чего новые союзники распрощались и отправились каждый восвояси.
Продолжая себя казнить за малодушие, Иван спешил в Вырь. Только там, на своей земле, сможет он отдохнуть и почувствовать себя кем-то.
На подъезде к Вырю приметливый глаз нашёл, что здесь многое изменилось. Городской посад был частично порушен, и жители отчаянно стучали топорами, возводя новые клети, избы и заборы. У церкви прибавилось свежих могил. Проезжая воротами, Иван кликнул воротника:
– Чего случилось? Аль пожар был?
– И пожар тоже, - закивал воротник.
– Надысь приходили по наши души ратники. Кричали со стены, чтоб мы ворота отперли. А мы их не пустили. Повоевали они, пожгли, чего успели, да и подались восвояси.
– Как же это? Русских - русские и не пустили?
– А зачем?
– простодушно улыбнулся воротник.
– Они хотели чужого князя сюда посадить, а у нас уже есть свой - ты, Иван Ростиславич!
Иван улыбнулся в бороду, взмахнул рукой, приветствуя народ, что уже сбегался отовсюду, прослышав о возвращении законного господина.
– Рад я, что выревцы столь мне преданны!
– крикнул он в толпу.
– Благодарю за верность! Нынче же велю выставить вам мёда из моих погребов!
Тем же вечером был пир. Стремясь угодить своим подданным, а также показать себя в выгодном свете, Иван не жалел ничего, почти опустошив погреба. Но пир удался.
Половцы пришли вовремя - не миновало и трёх седмиц после того, как воротился в свою вотчину Иван, а с заставы донесли о том, что недалече встала орда степняков. Вместе с заставным гонцом прибыл вестник от хана Сартуза - тот велел передать, что сей же час готов выступить в поход.
Русские стали спешно собираться. Выревский тысяцкий собрал с города и двух его пригородов, Вьяхана и Попаша, ополчение. Всего набралось вместе с княжескими дружинниками почти полторы тысячи пешцев и конников. Сила малая, но за нею стояли половцы. Да была надежда на простой люд - часто бывало, что из тех деревень и городков, мимо которых проходил Берладник, к нему бежали смерды и ремесленники. Если пойти через всю Черниговщину, можно было надеяться, что русское ополчение перевалит за две тысячи.