Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
А потом миновал Великий Пост, отзвенел на Пасху единственный на весь Вырь колокол, и в первый же удобный день молодых обвенчали. И первая их брачная ночь была такой же страстной, как и та, уже забытая тайная ночь в Киеве два года назад.
Весна пришла запоздало, но выдалась такой тёплой и дружной, что невольно забылись все тревоги минувшей зимы. Жизнь начиналась сначала, и, верный своей задумке жить отныне тихо и мирно, Иван с головой ушёл в налаживание пошатнувшегося за год войны хозяйства. Он то целыми днями разъезжал вдоль крепостных стен, надзирая, как идёт восстановление обгорелых в прошлой осаде заборол, то самолично лазил в подновляемый ров проверять его глубину. Его можно было встретить и в посаде,
Однажды Иван отсутствовал больше седмицы, лишь единожды послав гонца с докладом княгине - мол, жив-здоров, дела задержали. Наконец воротился - чёрный от грязи, пыли и раннего загара, с выгоревшим чубом, усталый и голодный и лишь улыбка сверкала по-прежнему. Елена, последние дни не смыкавшая в тревоге глаз, выскочила ему навстречу, обхватила за шею, смеясь и плача одновременно. Иван подхватил её на руки, как уже повелось между ними и, внося на крыльцо, полушутливо-полустеснительно стал оправдываться:
– Да всё спокойно, Оленя! Вдоль Выри ездили, смотрели, как пашут. Добро отсеялись, да и озимые взошли, что моя щетина - можно ждать хорошего урожая.
– Отсеялись, - смутилась Елена и выскользнула из его объятий.
– Ты тоже… отсеялся…
– О чём ты?
Вместо ответа Елена взяла его ладонь и положила себе на живот.
– Вот, - промолвила она гордо, - твоё семя… Посеяно…
Тихо ахнув, Иван обнял жену, прижимая её к себе и словно стараясь укрыть ото всего остального мира. Нежность, которой он доселе не знал и о которой не подозревал, затопила всё его существо. Совсем скоро должно сравняться ему сорок лет. И впервые судьба расщедрилась и подарила ему столько счастья!
Сын родился в самый разгар зимы, едва отбушевали метели и крещенские морозы. Выходило, что младенец был зачат как раз в Великий Пост, и местный священник отказался крестить новорождённого, предрекая всяческие кары и родителям-отступникам, и самому младенцу. Рассвирепев, Иван ринулся в ближнее село, где за обещание подарить церкви новые подсвечники бедный попик окрестил младенца. По-церковному он стал Михаилом, а по-княжьему - Ростиславом.
Рождение ребёнка многое переменило в мыслях и чувствах Ивана Берладника. Вдруг вспомнилось, что по наследству он - владыка половины Галичины, что отец его из рода Ростиславичей, что Ярослав Владимирович Осмомысл ему двухродный брат, что он в дальнем родстве со многими сильными мира сего - от Мономашичей до императора Византии Мануила Комнина. И будет просто несправедливо, если он всю жизнь проживёт на окраине Руси, погрязнув в мелких хозяйственных хлопотах, а если и будет воевать, то лишь под началом других князей. Почти двадцать лет Ивановой жизни прошли в изгойстве, и он не хотел сыну такой же судьбы.
Тем более на Руси за год произошли кое-какие перемены. Мстислав Волынский, вторично посадив в Киеве Ростислава Мстиславича, стал требовать платы за свои услуги. Это привело к ссоре между князьями, да такой крупной, что Давид Ростиславич схватил в Торческе Мстиславова посадника, а в Белгороде уселся младший Ростиславич - тоже Мстислав, дабы стращать своего старшего тёзку. Обиженный Мстислав Изяславич собрал было войско и хотел пойти войной на Владимира Андреевича, но тот не пожелал покинуть Дорогобужа, и Волынский князь был принуждён вернуться восвояси. В довершение ко всему великий князь окончательно примирился и с половцами, женив сына Рюрика на дочери хана Беглука, а также упрочил мир с Ольжичами. Летом Мономашичи сдали свои позиции, когда Юрий Ярославич силком утвердился в Турове. Бывший союзник Изяслава Давидича, Владимир Мстиславич, последний князь, остававшийся безземельным после того, как братья Изяславичи изгнали его с Волыни, внезапным наскоком овладел Слуцком. Это уже было сверх всякой меры, и опять пошли слухи о новой войне.
Ольжичи и Мономашичи, ссорясь и мирясь, отбирая и возвращая друг другу города, забыли о Выревском князе, и Иван решил попытать счастья в Поднестровье. Ежели собрать под своим началом берладников, можно попытаться отбить у Ярослава Осмомысла Малый Галич, распространив власть на Текуч, Берлад и Романов Торг. Став там князем, он обменяет Вырь на помощь со стороны Ольжичей. Оставшийся без союзников, Ярослав Галицкий будет вынужден примириться с двухродным братом. В душе Иван обещал себе даже пойти на мировую - лишь бы Галицкий князь позволил ему жить на родине. Он бы по примеру прадеда Володаря и его брата Василька начал укреплять Подунавье, населил бы его половцами, торками, пленными болгарами и русскими и присоединил эти земли к Руси. В Берладе он не чужой, ему должны помочь.
К весне, когда зазвенела капель, стали заполошно орать птицы, а на припёке появились первые проталины, замысел созрел окончательно. Ивану казалось, что всё продумано до мелочей.
Елена, узнав о походе мужа, выплакала все глаза. Ей уже мнились годы тихого семейного счастья, рождение ещё одного сына и дочери, свадьбы детей, спокойные хлопоты и уют. Она полюбила и Вырь, и речку Вирю, каждый кустик в маленьком саду казался ей родным. Зачем куда-то уезжать, бросая с таким трудом обретённое?
– Ну почто тебе дома не сидится?
– шёпотом убеждала она мужа в темноте и тесноте ложницы.
– Жил бы, как все…
– Не могу, как все, - мотал головой по подушке Иван.
– Сегодня Ольжичи меня не трогают, а после вспомнят - Вырь-то на их земле стоит! Святослав Ольжич покамест за меня, но каковы станут его сыновья? Курский Олег Святославич не возжелает ли властвовать надо всем Посемьем? Куда тогда нам подаваться? Опять без конца бродить от князя к князю? Один я бы пошёл, а ты? А Ростиславка? А если новый младенец народится?
– Как-нибудь бы прожили, - вздыхала Елена.
– А коли что с нами случится, пока ты будешь в своём Берладе?
– Отправь весть к Бессону - он сыщет способ послать мне гонца. А сама тогда ворочайся к родителю. Я вас там достану… Да всё продумано у меня! Не бойся!
– Как же не бояться!
– Елена припала к его груди, целуя и лаская жёсткие светлые завитки волос.
– Сердце беду чует. Коли расстанемся - больше уж не свидимся!
– Ничо, - усмехнулся Иван.
– Я заговорённый. Мы с тобой ещё трёх сынов породим! Одного назовём Володарем, другого Изяславом, а третьего… Третьего тоже Иваном, последнего.
Его тёплые губы и руки заставили Елену забыть о тревогах и предчувствиях…
Они дали о себе знать с новой силой лишь несколько дней спустя, когда, отгуляв Масленицу, Иван на другой же день попрощался с женой и сыном, наказав горожанам и дружине беречь его семейство, и ускакал с малым числом соратников. Елена долго стояла на крыльце, прижимая к себе Ростислава, и отчаянно не хотела верить предчувствиям…
Дорога в Берлад оказалась труднее, чем представлялось Ивану. Готовящийся к войне со Слуцком Киев встретил его неласково. Не ведая, помнит ли его великий князь, и не желая задерживаться в чужом для него городе, Иван под другим именем нанялся с дружиной сопровождать купцов до Олешья. Взял плату самую большую, купцы даже изумлялись такой дороговизне, но списывали всё на позапрошлогодний набег берладников на Олешье - дескать, времена нынче другие, и воины не хотят зря рисковать жизнью.