Иван Болотников (Часть 1)
Шрифт:
– Ведаю. Вечор спьяну-то проболтались. Боярские хоромы, чу, разорили. Губные же старосты20 стрельцов за ими снарядили, вот и недосуг гостевать.
– Вона как, - протянул Евстигней.
– Хоть нас бог-то миловал,
Федотка проснулся от шумной брани хозяина постоялого двора. Тот сновал по горнице и сыпал проклятия:
– Нищеброды, паскудники, рвань воровская!
Было уже утро, и солнечный луч грел избу. Федотка потянулся, сел на лавку и с минуту, кряхтя и покачиваясь, тупо глядел в пол.
– Че орешь?.. Тащи квасу.
Евстигней, сокрушенно покачивая головой, заохал:
– Ой, беда, милок, ой, напасть на мою голову! Кафтан-то новехонький, суконный. Намедни справил.
Помятое, опухшее лицо Федотки все еще досыпало, мутные глаза безучастно скользнули по Евстигнею и вновь вперились в пол.
– Квасу, грю, тащи.
– Щас, милок... Кафтану-то цены нет. Сперли, окаянные.
– Че сперли?
– помалу стало доходить до Федотки.
– Кафтан. Удал скоморох в горнице ночевал. Кафтан с собой унес да ишо сапоги прихватил. Вишь, в лаптях остался. Я-то в сенях с твоими мужиками лег. Проснулся, а его нет, чуть свет убрался и ватагу свел. У-у, лиходей!
– Кой скоморох, что за ватага?.. Изоська!
Мужики появились в дверях.
– Звал, Федот Назарыч?
– спросил щербатый.
– Че он мелет?
– кивнул Федот на Евстигнея.
– Скоморох... ватага.
– Были, Федот Назарыч. Вечор нагрянули. Ты почивал, а большак их тут улегся, - пояснил Изоська.
Федотка сунул руку под изголовье.
– Кушак... Где кушак?
– заорал он.
Мужики молчали. Федотка заметался по горнице, лицо его побелело, борода ходуном заходила. Подскочил к Евстигнею, рванул за рубаху.
– Где кушак? Куды кушак подевался?
С округлившимися глазами яро затряс Евстигнея, а тот забормотал:
– Ты что?.. Ты что, милок? Аль не слышал? Скоморох ночевал... Отчепись!
Федотка, как подкошенный, плюхнулся на лавку.
– Без ножа зарезал... Плутень ты. Пошто скомороха впущал?
– А куды ж деваться? Народец лихой, мужики твои видели. Едва двор не порушили. Слава богу, что так обошлось. У соседей, чу, боярина побили и хоромы пожгли.
Федотка убито повел глазами по горнице. Понурый взгляд его остановился на мужиках.
– А вы куды глядели? Это так-то вы меня блюли? Ну погоди, сведаете кнута!
– Что серчаешь, Федот Назарыч? Мы-то тебя упреждали - не ходи в горницу, будь с нами. Не послушал, - обидчиво проронил Изоська.
– Молчи, раззява!
– гневно выпалил Федотка.
– Я-то во хмелю был, а вы трезвы сидели. Запорю!
– Да чего горевать-то, милок? Не велика пропажа. Чай, новый кушак справишь. У меня вон кафтан унесли. Нешто теперь убиваться?
– попытался утихомирить Федотку Евстигней.
– Да что твой кафтан? Тьфу!
– все
– А вы че рты разинули? Запрягайте коня!
Мужики кинулись во двор, а Федотка суетливо, не попадая в рукава, начал облачаться в сермягу.
– Куды ватага сошла?
– К лесу, милок, по дороге. Аль догонять будешь?
– Буду, хозяин! До губного старосты дойду. Оружных людей снаряжу, никуды не денутся. Догоню татей!
– Даст ли оружных староста? Ныне всюду разбой.
– Даст! Человек я государев. Федот Назарыч Сажин - купец гостиной сотни. Даст!
ГЛАВА 5
ВАСЮТА
Ночь. Лес гудит, сыплет дождем и хвоей; колючие лапы и сучья цепляются, рвут рубаху. Босые ноги разбиты в кровь.
Шли долго. Но вот мужик остановился и молвил, переведя дух:
– Теперь не сыщут. Далече забрались... Жив ли, паря?
Иванка устало привалился к ели; его знобило, в глазах плыли огненные круги. Мужик снял зипун, накинул Болотникову на плечи. Иванка слабо отмахнулся.
– Не надо. Зазябнешь.
– Одевай, знай. Худо тебе, паря. Сколь в воде простоял, вот лихоманка и крутит. А ты потерпи, сейчас костер запалю, согреешься.
Мужик нырнул в чащу. Его долго не было, но вот он появился с охапкой валежника; опустился на землю, достал огниво.
Когда костер разорвал тьму, Иванка впервые увидел его лицо. Оно было молодо и румяно, с небольшой курчавой русой бородкой и веселыми глазами. Одет парень в синюю рубаху и холщовые порты, заправленные в сапоги, на голове - суконный колпак.
– Как звать, друже?
– Васютой. Васюта Шестак я, из патриаршего села Угожи, - словоохотливо промолвил парень.
– Это от вас на Москву рыбу возят?
– Ишь ты, - улыбнулся Васюта.
– Наслышан? От нас, от нас. На озере Неро село-то. Самого патриарха и государя рыбой тешим... Да ты к огню ближе, кали пятки. Тебе сугреву надо.
Васюта поднял с земли котомку, развязал и протянул Иванке добрый кус сушеного мяса и ломоть хлеба.
– На, пожуй.
Иванка был голоден: два дня ничего не ел. Вытянул ноги к костру и принялся за горбушку. А Васюта вновь нырнул во тьму и вернулся с пучком ивняка.
– Наломал-таки. Тут речушка недалече. Лапти тебе сплету.
Подкинул валежнику. Болотникова обдало клубами дыма; но вот лапник затрещал, пламя взметнулось ввысь, посыпались искры, и едкое облако пропало, растворилось.
– Ходишь за мной. Из ямы вызволил...
– Из ямы-то? Поглянулся ты мне, вот и вызволил, - простодушно ответил Васюта.
– Дай-ка ступни прикину.
Болотников смотрел на его ловкие сноровистые руки, и на душе его потеплело: "Кажись, добрый парень. Но зачем к Мамону пристал?"
– Сам сплету, - придвинулся он к Васюте.