Иван Болотников (Часть 2)
Шрифт:
– Последний остался... Ну, чего ж там?.. Чего мешкают?
– затревожились казаки, быстро отходящие в плавни.
А на последнем корабле продолжалась лютая сеча. На галере оказалось более трехсот янычар, и казакам пришлось туго. Надо либо отступать, либо пробираться к пороховому трюму напролом.
– Вспять не пойдем! Прорвемся, браточки!
– восклицал Емоха.
Он не попал в число отобранных для вылазки донцов и крепко осерчал. С обидой подошел к Болотникову.
– Чего ж ты, батька, меня не берешь? Аль я худо саблей владею? Аль когда за чужую спину ховался?
– Не держи на меня сердце,
– Да почему ж, батька?!
– Ранен ты.
– Да какая ж то рана?
– заершился Емоха.
– Эко дело, ухо отсекли. Руки-то у меня целехоньки. Сам-от небось идешь?
– Иду, Емоха. Иду, потому что сам на это дело напросился. А тебе велю на стенах быть. И не гневайся.
Но Емоха атамана не послушал. Он таем проскользнул в подкоп и затерялся среди казаков.
Теперь Емоха прорубался с повольницей к трюму. Его сабля то и дело опускалась на головы янычар. Да и остальные казаки были неистовы, они все ближе и ближе продвигались к пороховому отсеку. Но врагов было слишком много, силы казаков таяли. В трюм ворвалась лишь горстка повольников, другие полегли под ятаганами янычар.
– Тут зелье, Емоха!
– прокричал один из окровавленных донцов.
– Вырубай днище!
– приказал казаку Емоха, обрушивая саблю на очередного турка.
– Отсель не выбраться, братцы!
– воскликнул, осатаневший от ярой сечи казак в рыжей шапке-кудлатке.
– А пущай!
– отчаянно сверкнул белками Емоха.
– Ведали, на что шли! Загнием, но корабль взорвем! Так ли, донцы?
– Любо, Емоха!
– отозвались казаки.
Янычары попытались было оттеснить повольников от бочек, но тут Емоха подхватил с полу упавший факел и ринулся с ним к зелью. Янычары с ужасом кинулись к выходу.
В пороховом отсеке остались лишь одни казаки. Их было шестеро, шестеро отважных повольников.
– Попрощаемся, донцы, - молвил Емоха.
Казаки скинули трухменки, ступили друг к другу, обнялись.
– Мы не посрамили вольного Дона. Не гулять басурманам по Дикому Полю!
– горячо воскликнул Емоха, подходя с факелом к пороховой бочке.
– Не гулять!
– Смерть, поганым!
– Слава Дону!
Емоха метнул в бочку факел.
От страшного взрыва корабль разнесло на части. Обломки взметнулись в небо на добрую сотню саженей. Вместе с галерой погибли и две каторги, подплывшие к кораблю на помощь. Сотни янычар обрели смерть в донских водах.
Кровавый свет озарил реку, но казачьи струги были уже вне опасности. Повольники сняли шапки: они поняли - донцы с последнего струга взорвались вместе с турецким кораблем.
ГЛАВА 13
ЗЛОЙ, ОРДЫНЕЦ
Страх и уныние царили в ордынском войске.
Мурза Джанибек истязал плетью невольника. Обезумев от ярости, он хлестал раба до тех пор, пока в изнеможении не пал на мягкие шелковые подушки.
– Презренные гяуры!.. Собаки!
– грызя зубами подушку, захрипел он. А потом, чуть передохнув, вновь поднялся и ударил раба жильной плетью.
Невольник не вскрикнул и не шелохнулся; он покорно распластался у ног разъяренного мурзы, ткнувшись лицом в бухарский ковер. Носком сапога Джанибек перевернул невольника на спину. Раб был мертв.
– Вынесите эту падаль!
– закричал мурза.
Телохранители
Разгневан был и Ахмет-паша. Он вымещал свою ярость на любимой наложнице, ради которой покинул вечером галеры.
– Если бы я остался на корабле, урусам не удалось бы отнять мои галеры!
– кричал паша.
– Мои янычары прогнали бы гяур прочь. Это ты во всем виновата, подлая! Ты чересчур греховна, днем и ночью тянешь меня на ложе. Я прикажу кинуть тебя янычарам!
– Прости меня, солнце Востока. Но за мной вины нет. Неужели любовь моя принесла несчастье? Смилуйся и сжалься надо мной. Ты не найдешь прекрасней и желанней наложницы. Ты...
– Замолчи, презренная!
Ахмет-паша оттолкнул ногой наложницу и рывком распахнул золотой полог шатра, за которым толпились три десятка телохранителей с обнаженными ятаганами.
– Халима ваша!
Телохранители переглянулись и не сдвинулись с места.
– У вас что, отнялись ноги? Выполняйте приказ, шакалы!
Телохранители повиновались. Они молча вошли в шатер и вытащили из него перепуганную наложницу.
– Хорзы мне!
– крикнул Ахмет.
Но вино не принесло утешения. Похмелье было еще более горьким.
"Султан Магомет не простит мне такой оплошности. Он отрубит мою голову, - мрачно раздумывал Ахмет, стискивая ладонями виски.
– Теперь надо либо взять Раздоры, либо умереть".
Но умирать паше не хотелось. Он был еще довольно молод и жаждал денег, почета и власти. Он хотел стать верховным визирем, вторым лицом великой Османской империи. Султан Магомет и визирь Ахмет должны управлять народами Азии, Кавказа и Востока. Мечте, казалось, суждено было сбыться. Теперешний визирь был наместником Азова. Но сейчас он стар и немощен, и не сегодня завтра отправится к Аллаху. Султан Магомет захочет увидеть своим ближним советчиком Ахмет-пашу... Захочет ли теперь? Султан капризен и мстителен, он не пощадит за потерю турецкого флота и двадцати восьми тяжелых осадных кулевринов. Не пощадит!
"О, великий пророк, помоги мне! Помоги осилить крепость урусов. Я буду тебе горячо молиться. Все свое золото я раздам муллам и дервишам32..."
Сотворив намаз, Ахмет-паша направил своего чауша к шатру Джанибека.
– Передай мурзе, что я верю в воинов ислама. Мы должны осаждать Раздоры днем и ночью. Гяуры не выдержат, их не так уж и много в крепости. Мы возьмем Раздоры! Сейчас же я пошлю янычар на стены урусов. Пусть кинет свои тумены и мурза Джанибек.
Джанибек ответил согласием. Другого выхода не было: или орда берет Раздоры, или бесславно уходит в Бахчисарай.
Крымчаки, спахи и янычары вновь пошли на приступ. Штурм продолжался до следующего утра. Но казачья крепость выстояла.
Ахмет-паша приказал не кормить воинов.
– От сытой собаки - худая охота, - сказал он.
Янычары приуныли, но "столп правоверия и гроза язычников" показал им ятаганом на Раздоры.
– На стены! Опрокиньте урусов - и все будет ваше. На стены, янычары!
Три дня и три ночи штурмовали обозленные воины крепость, но опрокинуть урусов так и не удалось. К тому же у казаков вновь ожил пушечный наряд, который осыпал осаждавших воинов смертоносным дробом. Орда несла большой урон.