Иван Болотников (Часть 2)
Шрифт:
– Я слышал взрыв, - слегка кивнул Ахмет.
– Это дело моих капычеев. Да, мурза, это я приказал подорвать пороховой склад. И теперь он уничтожен! твердо произнес паша, укрепившись в мысли, что казаки действительно остались без пороха.
– Слава твоя не померкнет века, несравненный паша. Но почему же твои остальные галеры не плывут к крепости?
– с иронией спросил Давлет.
– Так угодно аллаху и моим помыслам, - ответил Ахмет.
– Мои галеры отошли к берегу, чтобы пополнить запасы ядер, - схитрив,
– И когда ж они вернутся под стены?
– Скоро, мурза, скоро. Сегодняшний день запомнит вся Турция. Я пробью стены и войду с моими янычарами в крепость, - напыщенно сказал паша.
Подождав еще с полчаса, Ахмет приблизил к крепости и другие галеры. Теперь уже все турецкие пушки ударили по Раздорам.
Казаки молчали.
Рязанец едва не плакал: теперь он не мог ответить янычарам и единым зарядом. Весь порох засыпали в кожаные мешочки и спрятали под землю.
– Ниче, ниче, Тереха. Придет и твое время, - успокаивал пушкаря Федька Берсень.
– Мочи нет, - тихо вздыхал Рязанец.
– Уж скорее бы ночь!
Но до ночи было еще далеко. Капычеи, осмелев, били по крепости в упор. И вот стены не выдержали, в двух местах появились бреши; их завалили камнями и бревнами, но бреши появлялись все в новых и новых местах. А вскоре рухнула стена возле Засечных ворот. Капычеи прекратили пальбу, и в пролом кинулась конница темника Давлета.
Казаки встретили татар в мечи, сабли и копья, разя крымчаков и их коней в проломе. Но ордынцы, предвкушая скорую победу, яростно лезли вперед.
Это был страшный час для раздорцев. На помощь казакам пришли подростки, старики и женщины. Агата и Любава, нахлобучив на головы шеломы, также поднялись на стены. Агата вскоре очутилась обок с Болотниковым.
– Ушла бы... Тяжко тут!
– крикнул ей Иван, прикрывая казачку от разящей сабли ордынца.
– Не уйду!
– решительно блеснула глазами Агата, опуская саблю на татарина.
Храбро держалась на стене и Любава. Когда-то отец научил ее метко стрелять из пистоля, и теперь это сгодилось. Немало ордынцев пало после ее выстрелов. А когда кончились заряды, Любава принялась лить на татар горячую смолу.
Девушку приметил Васюта и поспешил стать к ней поближе. Покрикивал:
– Ай да Любушка! Так их, поганых!
А Любава нет-нет да и взглянет на рослого детину. Был он удал и ловок, сокрушал врагов с лихостью и озорством, будто вышел не на злую сечу, а на игрище.
Когда на стене стало особенно жарко, Васюта спас Любаву от двух наскочивших янычар. Он с такой яростью накинулся на врагов, с таким желанием защитить Любаву, что турки в страхе отпрянули от девушки, и полегли от неистового меча Васюты.
Лютая битва продолжалась у пролома. Тут донцы сражались во главе с есаулами Федором Берсенем и Григорием Соломой. Бились остервенело, насмерть, понимая, что отступить нельзя
Берсень разил татар длинным увесистым топором и после каждого удара протяжно крякал, будто колол не ордынские головы, а чурбаки. Подле наседал на крымчаков Григорий Солома, в руках его был тяжелый шестопер, гулявший направо и налево по черным бараньим шапкам степняков.
Богдан Васильев в сече не участвовал: он руководил обороной из Войсковой избы, перебрасывая казачьи станицы то в одно, то в другое горячее место. А таких мест было вдоволь: и на стенах, и у брешей, и у многочисленных пожарищ.
До самых потемок продолжалась битва, но янычарам, спахам и крымчакам так и не удалось одолеть казаков. Они вновь отступили, оставив у стен крепости тысячи убитых.
– Слава богу, продержались!
– перекрестился Тереха Рязанец.
– Выстояли, - облегченно передохнул Богдан Васильев.
– Не гулять поганым по Раздорам!
– молвило казачье войско.
Донцы заделали проломы и бреши и, выставив ночные караульные дозоры, повалились на отдых. Казачки же поспешили к раненым и увечным - таких немало было в каждой станице. Свыше пятисот казаков потеряли Раздоры. Родниковцы недосчитались тридцати донцов; молодые казаки Юрко и Деня получили тяжелые раны.
Получил отметину от янычарского ятагана и Иван Болотников, но, к счастью, рана оказалась неглубокой. Болотников так же, как и Секира, прижег рану порохом и начал готовиться к ночной вылазке.
Вскоре к нему пришел Федька Берсень. Увидев перевязанную лоскутом рубахи руку, нахмурился.
– Нельзя те на вылазку. Оставайся здесь.
– Чудишь, Федор. И не подумаю... Ты лучше скажи, готовы ли твои люди?
– Готовы. Васильев нам четыре сотни выделил.
– Четыре сотни?.. Много, пожалуй, Федор. Как бы шуму не наделать. Обойдемся и двумя.
– А не мало?
– Хватит, Федор. Поплывем на пяти стругах. Только бы ночка не подкачала.
– Авось не подкачает. Сиверко тянет. Добро бы Илья прогневался. Уж так бы кстати!
Подошел Рязанец. Покуда шел бой, он готовил к вылазке снаряжение: кожаные мешочки для пороха, фитили, огниво, веревки, багры и крючья.
– Дело за вами, молодцы.
– Идем, Терентий. А с собой беру Нечайку, Секиру, Васюту да Мирона Нагибу. Казаки надежные, - молвил Болотников.
Перед вылазкой Иван еще раз проверил отобранных казаков.
– Пойдем налегке. Ничего лишнего не брать. По паре пистолей, саблю, огниво - и довольно. И замок на роток. Мы должны быть невидимы и неслышимы. Ранят - терпи, погибать станешь - терпи! Иначе и галеры не взорвем, и себя загубим, - строго напутствовал Болотников.