Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва
Шрифт:
— Все это верно, — согласился управляющий. — Но ведь и мы платим не менее исправно. А впрочем… — Он посмотрел на Трейдинга и резко, всем туловищем, повернулся к доверенному завода — Впрочем, можете поступать как вам угодно. Теперь это не имеет для нас особого значения. Еще что?
— Канатная фабрика при моем содействии выслала на Север лишь половину заказа. Сообщено, что нет хорошей пеньки.
— Логично.
— И еще… Гансберг заказывает нам механику для керосинового завода. Перегонный куб, змеевики и малый паровой котел. Я хотел бы знать,
— Ого! — вскричал управляющий. — Это интересно! Стало быть, промышленник хочет поправить свои дела мелочной торговлишкой по окрестным деревням? Это симптоматично!
— Это весьма выгодный заказ для завода, я хотел сказать, — напомнил человек.
— А когда вы смогли бы его выполнить?
— Через полтора-два месяца, даже раньше.
«Кажется, он кое-что соображает, — сделал новый вывод Трейлинг. — Пытается набить цену. Однако прямолинеен и неопытен. О сроках надо бы говорить не так определенно».
— Хорошо. Как только машины будут готовы, сообщите мне. Пока они нас мало интересуют… Всё? — пригасил управляющий тон беседы, в которой едва обозначилась некая самостоятельность гостя.
— Да. Значит, трубы, говорите, можно отправить? — уже не так уверенно переспросил человек с запонками.
— Конечно. Прошу, однако, информировать меня о всех делах… Вот чек.
Человек заглянул в синюю бумажку, поблагодарил и вышел из кабинета.
— Сколько вы ему платите? — усмехнулся Трейлинг.
— Пустяки. Между прочим, доставка труб на Ухту, о которой шла речь, весьма нежелательна. Условия, как вы могли видеть, сложились так, что приходится их все же отдать заказчику. Прошу вас заинтересоваться ими там, на месте…
Разговор был прерван появлением секретаря. Он положил перед хозяином бланк телеграммы.
— От штабс-капитана Воронова, — сухо пояснил он.
— О чем просит?
— Разрешить выезд. Дела, по его мнению, завершены.
Управляющий по привычке зажевал губами, поморщился и сунул телеграмму в ящик стола.
— Рановато. Еще что?
— Сообщают, что Гарин снова выезжает на Ухту.
— Гарин умер, насколько мне известно…
— Его сын, Гарин-второй.
На лице управляющего вдруг появилась тень усталости. Узкие губы напряженно сомкнулись, как у человека, ожидающего нападения сзади.
— Средства?
— Наводим справки. Говорят, мизерные. Ожидает наследство от тетки, купчихи из Екатеринбурга.
— Это нужно выяснить. Особо узнать о возможных родственниках. Наследство — спорное дело. Мне кажется, у тетушки должны быть более близкие родственники, а?
Трейлинг хмыкнул. Здесь можно было учиться коммерции и опыту ведения иных, более тонких дел.
— Понятно, — согласился секретарь. — И еще… Вологодский губернатор граф Хвостов собирается предпринять поездку на Ухту.
— Ну, это не опасно! — усмехнулся управляющий. — Светская блажь… Спасибо, вы свободны.
Обстоятельства дела уже настолько прояснились для Трейлинга, что он мог приступить к обсуждению основного в своем новом предприятии — предполагаемых средств.
— Мне, по всей вероятности, потребуются служащие? — спросил он.
— Мы позаботились на этот счет. В Устюге есть наш человек. Он должен подобрать энергичных, а главное — неискушенных в коммерции людей. Они явятся к вам по пути с рекомендательным письмом. Это надежно гарантирует компанию от каких-либо подозрений. Вам остается немного заработать на этих заявках, уважаемый Георгий Карлович.
Трейлинг снова благодарно склонил голову, осведомился:
— Что вы думаете о губернских деловых кругах? Стоит ли останавливаться в Вологде?
— Не советую, — ответил управляющий. — Высокий чиновник любит деньги, притом большие деньги. Но ничего не дает взамен: настоящее дело для него обременительно. Вы сами разве не замечали этого? Мне кажется, лучше миновать чиновный угол…
— На кого я могу рассчитывать на Ухте? — поинтересовался Трейлинг.
— Об этом поговорим позже, у меня на квартире. Сейчас вы свободны. Отдохните, посмотрите Москву. И самое главное — подготовьте себя к дальней дороге…
2. Губернские звезды
Перед восходом
Вологодский губернатор, его сиятельство граф Хвостов, человек болезненно чувствительный ко всему, что касается престижа, и глубоко обиженный своим последним назначением в лапотное и отдаленное наместничество, испытывал в эти дни мрачное расположение духа.
Утомительный переезд, уложивший супругу в постель, старинные губернские апартаменты с царившей в них безвкусицей, наконец, сомнительная парадность приема, оказанного ему местным светом, смачно отрыгивающим луком и облепиховой настойкой, — все это было низменно, неприятно. Кроме того, с первых же дней по приезде появилось множество неотложных, иногда нелепых дел, которые требовали прямого или косвенного участия губернатора и которые своей обыденностью и мелочностью лишний раз подчеркивали незавидность его нынешнего назначения.
Губернатора тяготило сонное спокойствие губернии, впавшей в летаргию, вероятно, еще со времен Петра Великого, когда путь в Европу был перенесен с Двины и Белого моря на Балтику. Одурманивающая глушь и застой промышленной жизни губернии не предвещали ни чинов, ни известности.
По правде говоря, все эти мысли мелькнули в голове Алексея Николаевича Хвостова одним запутанным клубком, и он даже не пытался их как-то систематизировать, чтобы не натолкнуться на их обнаженную сущность. Он был склонен к интуиции, потому что интуиция как раз и складывалась из этих обрывочных соображений, которые он не решился бы высказать себе самому. Стройные мысли, во всяком случае, должны были бы выглядеть более солидно. Всякое высказывание вообще полагалось до краев наполнять озабоченностью делами государства, попечением о благе русского народа.