Иван IV Грозный
Шрифт:
князь Василий Васильевич Тюфякин (1571)
князь Никита Васильевич Тюфякин (1575—1576)
Василий Иванович Умной-Колычев, опричный воевода (1570), казнен в 1575 г.
князь Василий Дмитриевич Хилков (1579—1580)
Никифор Павлович Чепчугов-Клементьев (1581 — 1582)
князь Борис Камбулатович (Камбулович) Черкасский (1582-1583)
князь Михаил Темрюкович Черкасский, опричный воевода (1567, 1570—1572), казнен в 1571 году
князь Семен Ардасович Черкасский (1572—1573)
Федор Васильевич Шереметев (1584)
князь Андрей Иванович Шуйский (1582)
князь Василий Иванович Шуйский (1580—1581)
князь Иван Андреевич Шуйский (1565, 1567, 1571), погиб в 1573 году в Ливонии, под городом Коловерью (Лоде)
князь Иван Петрович Шуйский (1569—1570, 1577)
князь Петр Михайлович Щенятев (1565)
князь Меркул Александрович Щербатый (1583)
Никита Романович Юрьев (1572, 1575)
Иван Петрович Хирон Яковлев-Захарьин (1565, 1570), казнен в 1571 году.
Всего, таким образом, за два десятилетия немногим менее 70 человек [91] . Худо в этой ситуации то, что первых лиц оказалось слишком много. Это значит: настоящих «фаворитов», т.е. полководцев,
Если не считать представителей «старой гвардии», вроде князя М.И. Воротынского или князя И.Д. Вельского, сгинувших в начале обозреваемого периода, кто постоянно, из года в год, руководит главными силами русской армии? В 60-х — начале 70-х годов — князь Иван Андреевич Шуйский, в 70-х годах — князья Иван Юрьевич и Василий Юрьевич Голицыны, на рубеже 70-х и 80-х — князь Михаил Петрович Катырев-Ростовский, а также князь Иван Федорович Мстиславский, единственный ветеран из «старой гвардии», уцелевший после всех опричных и постопричных репрессий, хотя неприятности были и у него. Последний в 80-х передает «вахту» сыну, Федору Ивановичу Мстиславскому. И если отец был исключительно опытен, воевал на высоких воеводских должностях еще со времен последней казанской войны, неплохо проявил себя в 1552 году, взял Феллин в 1560 году, то сын, по общему мнению, военных талантов был лишен. В самом конце «набирают ход» князь Семен Данилович Пронский да князь Тимофей Романович Трубецкой (этот еще послужит и государю Федору Ивановичу, и государю Борису Федоровичу).
91
Помимо перечисленных, на службе у государя оставалось несколько выдающихся военачальников, не занимавших, однако, первенствующего положения в полевых армиях. Среди них прежде всего стоит упомянуть следующих: князь Дмитрий Иванович Хворостинин, Иван Васильевич Шереметев-Меньшой, князь Иван Петрович Шуйский.
Есть ли среди них хотя бы один «калика»? Иными словами, хотя бы один ничтожный — по сравнению с любым служилым аристократом — городовой сын боярский? Или хотя бы выборный сын боярский? Или хотя бы один дворянин, служащий по московскому списку, но не принадлежащий знаменитой древностью рода знати? Ничуть не бывало. Все те же «сливки». Удалось ли «худородным» отметиться хотя бы раз среди «больших воевод», то есть пробиться не в постоянные командующие, а хотя бы в полководцы-на-одну-кампанию? Случай именно один-единственный за все 20 лет [92] : Никифор Павлович Чепчугов в 1582 году ходил во главе маленькой рати из двух полков из Казани на Каму. Этот начинал из стрелецких голов и долго выслуживал высокие воеводские должности; он был, по всей видимости, по-настоящему талантливым военачальником [93] . Впрочем, его почетное воеводство никак не связано с опричниной: назначение произошло через 10 лет после ее отмены…
92
Если не считать отправки князя Ивана Михайловича Елецкого, не очень заметного на общем фоне аристократических семейств, в 1582 году «на луговую черемису» с тремя полками; но, по мнению А.П. Павлова, Елецкие — «довольно родословная» фамилия. См.: Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 110.
Следовательно, и здесь не было исключения из общего правила…
93
Разрядная книга 1559—1605 гг. М., 1974. С. 190. По другим сведениям, возвышению Чепчугова-Клементьева способствовала весьма удачная матримониальная комбинация: он обрел покровителей в среде высшей знати и высокопоставленных дьяков России.
Среди упомянутых в этом списке опричных воевод худородных нет ни единого. Допустим, князь Дмитрий Иванович Вяземский, а также Иван Дмитриевич Плещеев-Колодка с Шуйскими, Трубецкими, Черкасскими и т.п. тягаться в знатности не могут ни при каких обстоятельствах. Но все-таки первый из них служит по княжескому списку, а второй принадлежит к видному московскому боярскому роду. Пусть они и второго сорта знать, однако для рядовых провинциальных детей боярских они недостижимы, и не все ли равно, через сколько уровней надо прыгать, чтобы сравняться с ними: через пять или через семь?
Правда, на воеводские должности, рангом стоящие ниже «больших воевод», попадали опричники с тех самых «придонных» уровней служилой старомосковской иерархии. В основном они «годовали» в порубежных крепостях и ходили в походы вторыми или третьими полковыми воеводами. Среди них следует назвать прежде всего Михаила Андреевича Безнина, Малюту Лукьяновича Скуратова-Бельского, Романа Васильевича Алферьева [94] , Константина Дмитриевича Поливанова, Григория Осиповича Полева [95] , Петра Васильевича Зайцева, Ивана Боушева (Бушева? Унковского?), Игнатия Борисовича Блудова, Ивана Ивановича Мятлева, Ивана Наумовича Бухарина, Афанасия Новокшенова. Но их немного, да и карьера их складывалась довольно своеобразно. В конце опричного периода опричные и земские [96] войска действовали вместе. На закате опричнины туда записали многих родовитых аристократов, потеснивших худородных «воинников» первых лет, — таким образом, у «молодых волков» уже возникли сложности. А после «закрытия» опричнины бывшим опричным командирам пришлось строить довольно сложные отношения с бывшими земскими воеводами, в большинстве случаев заведомо превосходившими их по знатности. Некоторых из прежних выдвиженцев Ивана Грозного встречаем в роли уже не воевод, а всего-навсего стрелецких голов… От начальной опричной генерации сохранили высокое служебное положение, во-первых, самые дельные и толковые люди (например, Михаил Андреевич Безнин и Роман Васильевич Алферьев). Их в итоге оказалось совсем мало. Они счастливо дослужили до царствования государя Федора Ивановича благодаря покровительству Ивана IV [97] , но затем их служебный статус был резко понижен {63} . Во-вторых, сохранили позиции поднявшиеся представители служилой знати «второго сорта» (например, князь Дмитрий Иванович Хворостинин, князь Андрей Старко Иванович Хворостинин, Иван Дмитриевич Плещеев Колодка из старинного московского боярского рода), которые, при случае, могли небезуспешно поместничать [98] , да и в целом не занимали позицию противостояния высшей аристократии. Этим удалось сохранить свое положение и после опричнины, и после смерти Ивана IV. Собственно, фраза о русском армейском командовании, ставшем несколько менее аристократичным, относится именно к их выдвижению.
94
Роман Васильевич Алферьев-Нащекин (или Нащокин) принадлежит роду московских дворян, не очень заметных, но и не совсем уж ничтожных. Со знатью он тягаться без государевой поддержки не мог: у него просто не было шансов выйти победителем из местнического спора. Но при Иване IV поднялся высоко: воеводствовал, занимал пост печатника… и много местничал, пользуясь милостивым отношением царя. Поднялся намного выше, чем мог рассчитывать по роду своему. Подробнее о нем см.: Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 200.
95
Григорий Осипович Полев принадлежал к потомкам смоленских князей, потерявшим княжеское звание. Среди прочих «молодых волков» он, пожалуй, самый «родословный» человек. Его отец занимал воеводские должности. Но Г.О. Полев сделал слишком стремительную карьеру и получил больше, чем мог ожидать. Подробнее о нем см.: Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 228.
96
См. подробнее главу об опричнине (V).
97
Для тех худородных опричников, кто вошел в политическую элиту, Иван Васильевич учредил чин «думного дворянина» — предел мечтаний для публики подобного рода. Это позволило дворянам, оставшимся в составе государева двора после опричнины и уступавшим служилой аристократии в знатности, сохранить положение не просто царевых фаворитов, но и политиков, администраторов высшего звена на вполне законных, приемлемых основаниях.
98
Опричные выдвиженцы Ивана Грозного вынуждены были местничать, чтобы сохранить выгоды нового своего положения для себя, своих семей и родов. И они местничали много, упорно и непримиримо. В их среде обнаруживаются настоящие «рекордсмены» по части местничества в грозненскую эпоху. Те же М.А. Безнин, Р.В. Алферьев, князь Д.И. Хворостинин, князь А.И. Хворостинин и И.Д. Колодка Плещеев — все! — входят в число самых энергичных «местников». См.: Эскин М.Ю. Местничество в России XVI—XVII вв. Хронологический реестр. М., 1994. С. 211, 213,242,254.
Только Безнину, Алферьеву и им подобным людям из средне-нижних слоев военно-служилого класса без поддержки государя отваживаться на подобные эскапады было просто бессмысленно, и при Федоре Ивановиче им продемонстрировали всю иллюзорность высоты их служебного положения, а те, кто занимал положение на уровне Хворостининых, имели шанс небезуспешно побороться за достигнутое.
Период, когда существовала самостоятельная опричная армия, довольно краток. Всего несколько лет. И появление когорты опричных воевод из низов военно-служилого класса — тоже явление единичное. Государи московские и прежде опричнины, и после нее приближали к себе худородных фаворитов. Иван IV в годы опричнины попытался сделать из этого систему, несколько лет «экспериментировал», а потом отказался от нее, оставив за собой право на сохранение некоторых элементов радикальной опричной схемы [99] .
99
В том числе и на возвышение худородных дворян, правда, производившееся не столь резко, как в опричные годы. Так поднялись Баим Воейков, Деменша Черемисинов, Роман Пивов, Богдан Вельский, попавшие в государеву «дворовую» Думу.
Собственно, демонтаж ее начался за два года до официальной отмены, еще в 1570 году, когда государь наложил опалу на видных опричников «первого призыва»: Басмановых, Плещеевых, Афанасия Вяземских. Вместо казненных, отправленных в тюрьмы и «разжалованных» опричных деятелей «старой формации» государь Иван Васильевич срочно набирает в опричную Думу и в опричное военное командование высшую знать. А после поражения от крымцев Девлет-Гирея, в мае 1571 года, опричнина более не формирует самостоятельных полевых соединений. Доверие к ней утрачено.
Причины здесь надо искать, опять-таки, в военной сфере.
Опричное войско представляло собой ударные отряды из поместной конницы, одновременно служившей для охраны государевой особы и для участия в обычных боевых действиях. Нет сведений, что на уровне тактики, вооружения, походного снаряжения опричная армия сколько-нибудь отличалась от земской. Но она управлялась по-другому, и в этом все дело.
Русская военная система, унаследованная государем Иваном IV от своего отца, Василия III, и деда, Ивана III, была исключительно сложна.
Удельные князья со своими боярами и со своими армиями. Князья, сохранившие огромные вотчины в княжествах, где их предки были полновластными хозяевами, и обладающие на этих территориях значительными судебно-административными привилегиями. Князья — крупные землевладельцы. Князья — рядовые помещики. Князья — рвань, князья — нищета, однако же способные носить оружие и ищущие карьеры при дворе великого князя. Князья, давным-давно попавшие на службу московским государям. Князья, выехавшие к Москве совсем недавно. Бояре из родов, служивших еще Даниилу Московскому или Ивану Калите. Бояре из родов, служивших совсем другим князьям, в том числе прямым противникам Московского княжеского дома в политической борьбе. Захудалые родом и богатством бояре, способные исправить личный служилый статус и положение рода только в Москве, на «дворовой» службе. Знатные в провинции дети боярские «по выбору», они же — никто или почти никто в Москве. И — самое дно, городовые дети боярские… При Василии III все это варево еще кипело и булькало, не застыв, не отвердев до конца. Иногда градус повышали выезды к Москве настоящих магнатов, например того же князя Михаила Львовича Глинского…