Иван Калита
Шрифт:
Иван Данилович уловил косой, неприязненный взгляд Коротопола, каким тот поглядел на отца, подумал: «Видно, правду говорят, что между ними чёрная кошка пробежала. Рвётся на княжество, ждёт отцовской смерти».
А князь рязанский в ту минуту думал иное: «Вот сейчас у меня в руках князь московский. Велеть убить его. Коломну назад отнять да посадить бы на Москве князем Коротопола… Да беда, что Калита дружине своей велел в кулаке держаться и воеводу с ней оставил. Всех скоро не перебьёшь, кто-нибудь спасётся и Москву уведомит. В Москве же рать крепкая. А тут ещё в Орду Калита едет. Глядишь, сам на Москву рать поведёшь, а Орда Рязань разорит… Нет уж, пусть пока едет, может, его Узбек под горячую руку смерти предаст».
Иван Данилович встал, поднял кубок и, повернувшись к Ивану Ярославичу, произнёс:
– Давай, брат, выпьем за дружбу. За то, чтоб был меж нами всегда мир и покой. А ещё хочу я выпить за Рязань, грудь земли Русской…
– Погоди, князь, - прервал его Иван Ярославич.
– Ты сказал, что Рязань грудь, а голова, значит, Москва?
За столом, в ожидании ответа, все затихли.
– Двух либо трёх голов у тела быть не может, брат. А Русь есть тело, и коли тверской князь мыслит, что Тверь голова, а ты, брат, что Рязань, как и телу единым не быть, - твёрдо сказал Калита.
– Ныне, я мыслю, пришла пора быть Руси одним телом. А у того тела Рязань - грудь, Тверь да Новгород со Псковом - хребет, а Москве, с вашей помощью, головой быть!
– Не бывать тому!
– загорячился рязанский князь.
– Много мыслит Москва!
– Спокойнее, брат! Тому и бьют нас, что мы Русь на куски порвали.
– Князь Иван правду говорит, - неожиданно вставил Коротопол.
Слова сына взорвали Ивана Ярославича. Брызгая слюной, закричал:
– Молчи, враг! Руку Москвы держишь?
– Он схватился за меч, оттолкнул ногой кресло.
Вокруг зашумели. Иван Данилович стиснул рязанского князя за плечи, принялся уговаривать.
Доедали молча, наспех. Иван Ярославич покинул трапезную первым. Когда расходились из-за стола, Калита взял под руку Коротопола, как бы невзначай, чтоб не слышали другие, бросил:
– Пора и тебе князем побыть, а то, глядишь, жизнь пройдёт…
Коротопол ничего не ответил, но Иван Данилович знал: сказанное задело душу жаждавшего власти рязанца.
А наутро снова пыльная ордынская дорога, и с каждым шагом всё ближе и ближе Сарай, конец пути…
Глава 7
На Зарядье людно. День-то воскресный. Данилка в лавке с утра сидит вместо Олексы. К мастеру кричник должен был приехать, железо привести, вот он и послал торговать вместо себя ученика.
Мимо лавки взад-вперёд народ снуёт. Тут тебе и московские и приезжие. Немало меж них гостей из других земель. Эти подолгу простаивают у лавки, всем нравится работа Олексы. Один всё приценялся к кольчуге. То пощупает её, то на вес прикинет, а сам языком от удовольствия прищёлкивает. Потом долго торговался с Данилкой, но тот от цены не отступил, и пошёл гость несолоно хлебавши.
Напротив Данилки сбитенщица стоит. Баба ядрёная, горластая, голосит на все лады:
Сладкого сбитеню! Медового сбитеню! Подходи, касатики, Парни и женатики!Из толпы вынырнул ордынец, маленький, колченогий, потянулся к жбану со сбитенем. Баба одной рукой жбан прикрыла, другую - пальцы в кукиш и ордынцу под нос:
– На-кась, выкуси!
Ордынец в сторону шарахнулся, залопотал что-то, за саблю схватился.
Толпа зашумела. Погрозив кулаком не то бабе, не то толпе зевак, ордынец поспешил скрыться.
А кругом смех:
– Во баба так баба! Кабы таких поболе, давно не бывать бы Орде на Руси!
– А какие ордыне после Твери смирные!
– Проучили, знать будут.
И снова как ни в чём не бывало вертится, гудит на все лады Зарядье.
Данилка на бабу загляделся и не заметил, как подошёл кто-то, знакомым голосом проговорил:
– А, парень, сколь не виделись!
Перевёл глаза Данилка - перед ним рыжебородый артельный староста стоит, худой, нос от солнцепёка облупился. Смотрит на Данилку весело и с усмешкой спрашивает:
– Чево не ходишь до нашего котла?
Обрадовался Данилка встрече, ничего не успел ответить, как староста уже новый вопрос задал:
– Как живёшь, парень?
– И тут же ответил: - Вижу, вижу, ишь как раздобрел да в плечах раздался. К нам в артель в том разе пришёл - одни кости и кожа, а ныне… А вот у нас, парень, беда.
– Лицо старосты помрачнело.
– На той неделе двоих камнями задавило… Народ ропщет. Нынче над нами, каменных дел мастеровыми, кто церковь строит, боярин митрополичий доглядает. Лют, вконец всех работой изморил. Хуже басурманина. А харч даёт никудышный, животы подводит… Приходи, парень, по свободе, поглядишь наше житье.
Староста ушёл так же неожиданно, как и появился, оставив Данилку в раздумье. И вспомнил он тот день, когда с пустой сумой впервые вступил в Кремль. Хотелось есть, а от котла, вокруг которого расселись артельные мужики, пахло варевом. И тогда рыжебородый артельный староста позвал его, Данилку: «Ходи до нашего котла!» С теми мужиками Данилка разделил своё горе, они приняли его в артель, и теперь к ним пришла беда…
Тут только Данилка опомнился, что так и не узнал имена тех двух.
«По свободе непременно надобно сходить, проведать обо всём», - решил он.
В полдень обезлюдело Зарядье. Закрыл Данилка лавку, домой собрался.
Баба сбитенщица окликнула:
– Эй, молодец, иди испей за так, деньги не возьму, - и налила Данилке полную корчагу.
От Зарядья до посада за Яузой ходьбы не так много. Данилка шагает, не торопится. Улицы пустынные. В боярских теремах окна прикрыты от солнцепёка ставнями. От жары собаки и те попрятались. Брехнёт одна, ей лениво откликнется другая - и снова тишина. Изредка встретится прохожий. Вон навстречу Данилке приближается девчонка-подросток в белом льняном сарафане, босиком, русая коса через плечо переброшена. Девчонка не идёт, а плывёт, голову несёт высоко, гордо. Увидел её Данилка, и на память пришла Василиска. Поди, забыла его.