Иван Калита
Шрифт:
– Кузнеца у меня в татьбе ищут. Доброй мужик, знатный мастер.
– Быват и добрый, а уж за мёртвое тело заплатишь!
– Вестимо, заплачу. Не выдам мужика, а только обидно! Ни за што серебро князю Костянтину передавать!
– Тоже и самим-то разрешить… - возразил Иван.
– Не дело! Иного порешат и непутём, глаз нужен! Нам с тобою разреши токо, вмиг кого ухлопаем, сами не заметим!… Благодарствую!
– отнёсся он к боярыне, которая неспешно поставила на стол чарки, кувшин мёду, вишнёвый квас и сейчас доставала приборы из поставца. Вошла жонка-прислуга, и в четыре руки стол был живо убран после трапезы Микиты и уставлен новою точёною и глиняною посудою.
– Щец не подать ле?
– А не откажусь!
– весело отмолвил Иван, потирая застывшие на холоде ладони и посматривая на стол, на коем уже появились рядом с караваем хлеба, чашею топлёного масла и кувшинами нарезанная крупными ломтями сиговина, миса вяленых псковских снетков, мочёная брусника и рыжики.
Испив пока, до столов, кислого квасу, Иван ухватил щепоть перевитых, скукоженных жаром снетков и, отправив в рот, хитро посмотрел на Андрея.
– Иного подлеца и к делу приставить мочно! Я справного мужика не трону: за конём ходить альбо там што подай да принеси…
– Холопья на што?
– Холопья ти тоже! Иного на пашню посадишь - и сам ему поклон воздашь! Всякой твари своё место.
– Ну и держи ту тварь на чепи!
– вновь взъярился Андрей.
– Кажен похочет… а потом вот!
Иван мелко смеялся, жевал снетка, крутя головой.
– Те бы дать волю, ты народ, как племенной скот, разделил, и которы худы - под нож их?
– Почто под нож?
– возразил Кобыла.
– А так… Воли не давать…
– Воли! Ить коли б по-твоему, ну, мужика ты оправишь. А боярина? А князя? А ежель набольший такой народит? И его?
– Иван показал пальцем по горлу. Андрей засопел, его ум не поспевал за быстрым умом Ивана.
– Запутал ты меня, Окинфич, маненько, а только одно знаю: так ли, сяк ли, а закон должон охранять труженика, а не тунеядца! А то втуне ядящих разведём и сами ся погубим тою порой!
– Закон, закон… - рассеянно повторил Иван Акинфич.
– Как мыслишь, князю Лександру дастся княжение вновь?
– Баяли бояре, что с княжичем ездили в Орду, могут и Тверь воротить, а могут и всё велико княженье. Ляксандр ить был великим князем-то!
Иван вздохнул, утупил очи.
– Чего вздыхаешь?
– спросил Кобыла.
– Я дак жду не дождусь домовь воротить! Плесковичи и добры до нас, а всё воля не своя, не своя и отчина! А ты словно не радошен тем?
Иван Акинфич взглянул на приятеля без улыбки, устало и строго вымолвил:
– С Иваном Данилычем ратиться придёт, Андрей!
Кобыла собрал брови хмурью. Как-то сам о том не подумал путём ни разу.
– Сёла твои переславски опеть… - начал было он.
Иван зло отмахнул рукой:
– Дались всем мои сёла переславски! И у Сашка сёла ти, и у тебя, Иваныч, село под Москвой! Не в сёлах дело!
– бросил он почти с отчаянием.
– А и в них тож! Нам всем, всем, Андрей! И тебе, да, да, и тебе! Надобен единый глава, едина власть, един князь великий на Руси!
– Дак почто?! Лександр-от, батюшка, коли возьмёт велико княженье, дак единым великим князем и станет на Руси?!
– недоумевая воззрился на него Андрей. Иван Акинфич глянул на хозяина тяжело и недобро, словно гадая: говорить или нет? Слышнее стала вьюга, подвывавшая в дымнике. Но тут в сенях зашумело, двери весело расскочили, с гомоном и шумом ввалились, оба оснеженные, краснолицые, Фёдор Акинфич с Александром Морхининым.
– А, Иван и тут первый поспел!
– прокричал Фёдор.
– Не шуми до поры!
– возразил Иван.
– Скоро тебе воеводить на дели придёт?
– Против Иван Данилыча?
– Противу татар!
– значительно изрёк Иван, погасив веселье братьев.
Зарассаживались. Андреиха сама внесла обёрнутый полотенцем дымящийся горшок щей. Отложив взятую было ложку, Фёдор выпрямился:
– Чтой-то опять темнишь, брат!
– Снидай, снидай!
– добродушно окоротил Иван.
– Поснидашь, сам всё скажу-выскажу!
– Ты-то вот, Ляксандр, законник, ты у нас тысяцкой!
– лукаво добавил он, глядючи на двоюродного брата.
– Не зуди!
– угрюмо отозвался Александр.
– Теперича буду и тысяцким вскоре!
Тверским тысяцким назначил князь Александр боярина Морхинина словно в насмешку. Где Тверь и где они? Но теперь, верно, вроде бы вскоре звание тысяцкого должно было обрести силу.
– И ты, брат, подумай преже: не под новый ли погром тверичей поведёшь?!
– продолжал Иван, словно не заметив обиды двоюродника.
– Да молви толком!
– взорвался Фёдор.
– Повести мужикам, с чем пришёл!
– подал свой голос и Андрей Кобыла.
Иван кончил щи, рыгнул, сыто отвалил к стене.
– Дак вот, други! То были грамоты, а ныне полный договор с Гедимином подписан: Литве - Смоленск, а против хана - вместях!
Сотрапезники замерли.
– Как же без нас-то?
– недоумённо протянул Андрей.
– Думу ить вместях думали!
– присовокупил он с обидою.
– Немчин все, Дуск ентот самый, и тот, другой, Гедиминов, Жигимунт, Зигмунд, разом-то не выговоришь! Они и подвели. Дак вот и разглядайте, други, не дорого ли плачено за великий стол?
– Эх!
– встряхнул головою Фёдор.
– Неполюби мне твои подходы, Иван! Ить стало б одно: альбо служить Александру Михалычу, а другояко - отъезжать от ево!
– Дак почто тогда естолько летов тута сидели?!
– прогудел Андрей. И Александр Морхинин тоже покачал головой с осудительной раздумчивостью:
– Немцы - они немцы и есть. И Гедимин, дружья-товарищи, у ево своя беда на дворе! Ему с ляхами да чахами сговорить, да Орден ентот на хвосте висит, а в Подолии с татарвой рать без перерыву… Ево, други, понять мочно! А вот Русь как тут… Можем ли мы Русь спасти, коли правде изменим?! Задал ты задумку немалу, Иван!
Иван, ожидавший дружного возмущения друзей, молчал. Что-то - он ещё не понимал, что, - не получалось, не выходило так, как он задумал сегодня из утра, да и сам он уже начинал колебаться в своих мыслях. А ну как правы братья и спешить с осуждением князя Александра вовсе не след?