Иван Молодой. "Власть полынная"
Шрифт:
Ездовые на первой упряжи что-то кричат в испуге. Кричат и скачущие оружные дворяне. И это ещё больше подхлёстывает лошадей.
– Матерь Божья!
– только и вскрикнул молодой великий князь и рванул коня навстречу мчавшейся карете…
И когда казалось, что кони вот-вот сомнут великого князя с лошадью, он развернул её поперёк передней упряжи. Кони вздыбились и остановились.
Подъехали испуганные оружные рынды. Кричали ездовые. В открывшуюся дверь вывалилась из кареты великая княгиня Софья. Она пыталась
Вечером воротившийся из Троице-Сергиевой лавры Иван Третий сказал Ивану Молодому:
– Что остановил коней, спасибо. Но не могу понять, почему ты не захотел выслушать Софью?
Между ним, Иваном Молодым, и Софьей намечалась невидимая трещина. Она сама по себе ширилась, грозила перерасти во вражду.
Пока был холодок в отношениях. Его замечали не все. Но те, кто уловил, занимали одни сторону великой княгини, другие - молодого князя.
Изредка, улучив момент, Софья говорила государю:
– Сердцем чую, неугодна я Ивану Молодому. Но чем?
Иван Третий мрачно усмехался:
– Нет, княгиня, тебе мнится.
Однако капля за каплей слова Софьи копились в душе князя водицей озёрной. Не жаловалась Софья по мелочи, роняла государю слова весомые о молодом великом князе.
Не думал Иван Третий обращать на это внимание, но сам того не уловил, когда стал замечать отчуждение сына от мачехи.
А кто из них прав?
Заснеженная Москва сугробами огородилась. Сугробы на улицах вдоль ветхих плетней и высоких заборов. Избы и домишки по оконца в снегу зарылись. Только хоромы боярские двухъярусные с высокими ступенями в расчищенных подворьях красуются.
Домик Саньки бревенчатый, островерхий. Сени просторные и комнаты светлые. Одна - кухня с полками у стены для посуды глиняной, обожжённой, ложек деревянных, чугуночка для варки стряпни всякой. А вторая горница - постель, рядном крытая, лавки и стол, да ещё сундучок, скованный полосовым железом.
На столе поставец для свечи, а на стене подставка для плошки. Но Настёна больше на кухне лучинки жжёт, обгоревшие остатки в глиняный тазик с водой плюхаются.
Домик у Саньки светлый, оконца в рамах, переплёт мелкий, не бычьими пузырями окна затянуты, а в италийских стекольцах.
Придёт Александр, сын Гаврилы, из Кремля, где стоит их полк дворянский, - а служба у него хоть и не хлопотная, но в отъездах частых, дома гостем редким бывает, - сядет на кухне за столом, Настёной любуется. Она у него ладная, сноровистая, на подворье успевает и в доме: хлебы выпечет, щи и кашу гречневую сварит.
У печки зыбка, в ней до поры малец Санькин, тоже Санька, качался. Теперь Санька подрос, и Александр ему кроватку со стенками соорудил, чтоб во сне не вывалился.
Ест Александр за чистым столом, Настёна его добела каменьями отчищала. Не снуют по столешнице
Привадила Настёна бродячего кота. Отъелся он, отоспался и день-деньской ходит по дому к удовольствию маленького Саньки.
Так и протекает жизнь у Александра из рати полка дворянского.
С Чудского озера дуют на Псков ветры: зимой пронзительные, с весны влажные. Они ударяются о замшелые башни и крепостные стены, хозяйничают в посаде и городе. Ветры ворошат соломенные крыши рубленых изб, вращают тесовых петушков на боярских теремах. Зимой ветры скользят по льду реки Великой, в иную погоду будоражат воду.
Стоит Псков на пути вторжения немцев на Русь, перекрывает дорогу и князьям литовским.
Всегда утверждали, что Псков - младший брат Новгорода, и коли грозила Пскову вражеская сила то поднимался на рать старший брат. Новгороду угрожали - псковичи за оружие брались.
Миновали годы, и так было.
Но вот пошли на Новгород великие князья московские, подступили их полки к стенам городским, и не поднялись псковичи в защиту новгородцев, на сторону Москвы переметнулись и даже ратников своих на Новгород выставили.
Покорен Псков, у Москвы защиты ищет от немецких рыцарей. Последний год они начали тревожить псковичей. Того и гляди, к Пскову подступят.
Неймётся немцам, давно на земли псковские покушаются. Вот и шлют псковичи в Москву великим князьям грамоты, чтоб встали с полками на западном рубеже…
Боярин псковский, посол города Пскова, Ивана Третьего и Ивана Молодого застал в подмосковном селе Острове. Великие князья сидели на лавках за дощатым столом, ели из одной миски крутую кашу. Тут же и грамоту псковичей прочитали.
Иван Третий бровями шевельнул, рукой по столешнице пристукнул:
– Обиды чинить псковичам не позволим. Псков наша земля. Поди запамятовали рыцари, как предков их Александр Невский на Чудском озере бивал?..
В ноябрьскую стужу, когда надвигались рождественские праздники, из Москвы ушли полки князя воеводы Даниила Холмского, чтобы встать в Пскове лагерем на Заваличье.
Смотрит Александр, сын Гаврилы, как сходятся в Псков ратные люди из многих городов русских: из Юрьева и Мурома, Переяславля и Коломны, Костромы и Ростова, Дмитрова и Ярославля. Всех принял Псков.
И подумал Александр, что не Москва и не Великое княжество Московское встали на защиту псковичей, а вся русская земля поднялась!
Расположились полки Даниилы Холмского на западном порубежье, и притихли немецкие рыцари. А вскоре и «Данильев мир» подписали с Псковом и Новгородом…
Весна приходит на Русь позже, чем в степь. Ещё стоят морозы в Москве и леса не стряхнули снег с вершин деревьев, а степь уже оголилась, пробились первые полевые цветы, и зелёным покровом начала прорастать отпаровавшая земля.