Иван Молодой. "Власть полынная"

Тумасов Борис Евгеньевич

Иван усмехнулся. Ужели и он был таким маленьким, спал в такой же лозовой кроватке и за ним приглядывала какая-нибудь боярыня?

Но когда он подрос, то был предоставлен сам себе. Может, оттого, что долго болела мать?

Не вспомнил, когда судьба свела его с Санькой. Наверно, их дружбу связывала страсть к голубям, каких на заднем дворе водилась тьма.

Их голубиная дружба враз закончилась, когда Иван стал великим князем Иваном Молодым, а Саньку причислили к дворянам и началась его служба…

В последние годы князь Иван к голубям не наведывался. Так, иногда, поднимет голову к небу - летают. И снова мысли овладевают им…

Смотрел молодой великий князь Иван на маленького Василия и думал, какую жизнь он проживёт? Станут одолевать его свои заботы, волнения и тревоги. Счастлив ли будет?

Иван хотел отойти уже от кроватки, как вздрогнул от голоса Софьи. Она стояла совсем рядом. Стоило Ивану протянуть руку - и вот оно, её тело, горячее, жаркое.

– Что, великий князь Иван, приглядываешься? Их взгляды встретились: Софьин - напряжённый, князя Ивана - виноватый.

От великой княгини исходил призывный запах - запах молодого тела.

Иван чувствовал: протяни руку - и Софья не устоит.

И молодой князь отпрянул, словно очнулся:

– На брата гляжу, на будущего великого князя Василия.

– Так ли уж?

– Воистину, великая княгиня Софья Фоминична. Софья уловила в его голосе нотки насмешливости.

Ответила теперь уже спокойно:

– О каком великом князе речь ведёшь ты, Иван? В Московском государстве два великих князя: Иван Васильевич, государь, и ты, Иван Молодой.

– То так, Софья Фоминична, но жизнь и судьба человека непредсказуемы. Всё в воле Господа.

– Ты, князь Иван, истину сказываешь: пути Господни неисповедимы, как говорят кардиналы в Ватикане.

– По Ватикану скучаешь, великая княгиня?

– Нет, князь Иван. Рим забываю. Одно знаю: в Москву меня привезли, в Москве в жены взял великий князь Иван Васильевич и Московская Русь - моя родина.

– Вижу, великая княгиня Софья Фоминична, прижилась ты здесь, корни пустила. А что до брата моего Василия, сына твоего, то сегодня он князь, это ты истину изрекла, а завтра он князь великий. Тут уж, Софья Фоминична, как Бог укажет.

Разговор с Софьей имел продолжение. Иван Молодой с братом государя Андреем Меньшим по весне с дворянскими полками и княжеской дружиной отправились в степь, в Дикое поле.

Накануне с дальнего рубежа прискакал гонец: уведомляли с заставы, что ордынцы объявились. Целым туменом прошли.

Князь Иван Молодой рассчитывал, что после Угры ордынцы утихомирятся, ан нет, пошли в набег.

По первому теплу, едва степь задышала, пронеслись малой ордой, и запылали пограничные городки. Только воеводы силы соберут, а татар и след простыл.

Шли полки дворянские и княжья дружина конно. Поблескивали под солнцем броня и шлемы, ровно лес щетинились длинные копья на увесистых древках. Воины саблями опоясаны, у седел колчаны с луками приторочены.

За Козельском и Белёвском следы ордынцев обнаружились: сожжённые дома и избы, разруха.

Шли полки по следу несколько суток, ночёвки в степи делали, выставив сторожевые охранения и выслав передовые дозоры.

После привалов кони шли резво, ратники были настороже, но ордынцы не появлялись, и давали знать о них лишь разграбленные деревни.

Весна в степи заявляла о себе зеленью трав, многоцветьем, пением жаворонков по утрам.

На десятые сутки, так и не встретив ордынцев, решили ворочаться. Великий князь Иван Молодой говорил князю Андрею Меньшому:

– Ордынца в степи искать - что иголку в стогу сена.

– По всему видать, к себе в Дикое поле ушли.

– Татары своей неожиданностью опасны. Ты их не ждёшь, а они ровно из-под земли вылезают.

– Татарина степь рожает…

Ехали князья бок о бок, переговаривались. Далеко позади растянулись сотня за сотней. Покачиваются на древках хоругви, скачут трубачи, каждую минуту готовые протрубить сигнал.

Иван Молодой зорко вглядывается в степь.

– Была у меня надежда, что ордынцы после Угры присмиреют, но, видно, ошибался.

– Елец и Новосиль надобно ратниками подкрепить.

Надолго замолкли князья и только к ночи, когда отроки им шатёр ставили, разговорились:

– Не кажется ли тебе, князь Иван, что Софья Фоминична на государя нет-нет да и норовит повлиять?

– Не приглядывался.

– А ты приглядись. Ты ведь великий князь, а ей это не безразлично. У неё свой сын растёт.

Иван не стал рассказывать Андрею о том разговоре в комнате княжича Василия.

– А среди бояр есть и такие, какие руку Софьи Фоминичны готовы держать. Ну, как государь на её сторону перекинется?.. Знай, князь Иван, мы, твои дядья, тебя поддержим. Ведаем, ты, великий князь, нас в обиду не дашь. Да и тверской Михайло тебе не чужой…

– Ужели до того дойдёт?

– Как знать, Иван. Бона как Софья Фоминична своих привечает! Племянницу свою норовит отдать за князя Василия Михайловича Верейского.

– Известно, князь Василий наследник удела Верейского… Но на него государь зубы точит.

– Он зарился и на удел покойного брата Дмитрия, да разлада не избежал… А ты, Иван, гляди, не упустить бы момент, когда Софья Фоминична на великое княжение своего Василия двигать начнёт…

Уже в Москве докатилось до великого князя Ивана Молодого известие. Под Сараем уходившую от Угры Золотую Орду настигли тюменские татары хана Ивака. Врасплох застали, убили Ахмата, и с его смертью окончательно разрушилась большая Орда. Об этом хан Ивак уведомил московского государя Ивана Третьего.