Иван Мошкин, атаман Каторжной. Вода, огонь и Медные трубы
Шрифт:
Они успели выпить лишь по две чарки, тут в дверь постучали, и вошла Елена с подносом, на котором были две тарелки, серебряные двузубые вилки, блюдо с мелко порезанным мясом и хлеб. Семён быстро глянул на лицо девушки, но та была умна и совсем непроста- на набелёном лице было мало что заметно, только глаза были красные.
– Поешьте, чего вино пить без мясных закусок, – ощутимо в нос прогудела девушка, поставила всё на стол и важно удалилась.
Мужчины только переглянулись, Фёдор сделал выразительный жест, прислонив к своему уху ладонь в виде трубки. Семён кивнул, соглашаясь с очевидным.
– Точно. Бабушка Лукерья всё слышит да везде успевает.
Пушечное учение
На поле, где обычно стрельцы проверяли своё оружие, всё было приготовлено. Стояли два щита, насыпан вал, а перед валом лежали бревна. Пушкари проворно отцепили пушки от передков, Хворостов сам к колышкам привязал коней из упряжек, да повесил торбы с овсом на морды, что-бы не скучали.
Зиновий Дмитриевич лично принялся отмерять сажени от щитов. Решил, что двести саженей ( четыреста метров) будет в самый раз.
– Далековато будет, – озаботился Евграф Исаков.
– Не близко, – согласился и Зотов.
– Добьёт, и брёвна в щепки! – пообещал Мошкин.
– Посмотрим, – улыбнулся старшина, поправляя усы.
Иван перекрестился, и рычагом открыл клин затвора. Зотов держал снаряд, а Исаков пыж и картуз с порохом.
– Ничего, Иван Семёнович, привыкай, – ободрил его Евграф Фомич.
Сначала положил свинцовый продолговатый снаряд, и поплотнее его уложил, затем в камору вставил пыж и картуз с порохом. Поднял клин, и закрепил затвор рычагом. Ещё и подёргал- нет, шалишь, накрепко! Протравником пробил картуз с порохом и вставил запальную трубку. Принялся выцеливать, подбивая молотом под стволом деревянный клин. Наконец, хобот орудия смотрел точно в цель. Он обернулся, посмотрел на новых товарищей, перекрестился и ткнул пальником в торчавшую воспламенительную трубку.
Оглушительно рявкнул выстрел. Пушка чуть откатилась назад, окутавшись едким дымом. У Ивана заслезились глаза, и он прокашлялся.
– Ну, Семеныч, привыкай, – и Зотов хлопнул его по плечу, – дыма у нас вволю наглотаешься.
Иван не смотрел на мишень, боясь сглазить, но к нему уже бежали восхищенные стрельцы. Они, стоявшие в стороне от облака порохового дыма, видели, как полетели вверх два переломанных бревна, и земля из насыпанного вала.
– Пойдём, посмотрим что ли, – развеселился Хворостов.
У пушек остались пятеро стрельцов для охраны, остальные двинулись к валу. Мошкин подошёл к щиту, в котором, в стороне от середины, была дыра размером с кулак. Он задумчиво поковырял пальцем, не боясь заноз. Следы свинца были на досках щита. Дальше ядро, видно, не потеряв силу, попало по укреплённому валу. Два бревна, нетолстых правда, были разбиты посередине, вокруг валялись щепки и кора. Всё это было присыпано и землёй. Евграф и Андрей поднимали куски бревна, выискивая ядро. Наконец, Зотов с гвоздодёром в руках, выковырял из глубокой лунки кусок свинца, весь изломанный и смятый от сильнейшего удара.
– Вот, смотри…– и показал ядро Ивану.
Ну да, ядром назвать это было уже сложно. На теле снаряда отчётливо виднелись следы трёх нарезов ствола пушки, впечатавшихся в свинец при выстреле.
– Нда…Только перелить теперь. Понятно почему, пушки в основном без нарезов…
– Почему? – не понял Мошкин.
– Эх, молодость… Не пришлось тебе ещё по каменным стенам палить…Сам подумай, Семёныч, свинец он разлетится о каменную стену, а ядро должно стену разбивать. Да и дорогонько… Ладно наша пушка, а то обычные, полевые в два-три фунта- это же сколько свинца надо…
– Обдумать надо, – говорил юноша, – мягкий свинец он для нарезов нужен, а если… Отлить чугунное ядро с нарезами!
– Попробовать то можно, и чтоб не вплотную, не в притёрку. Лопнет ведь ствол. Хотя видел я обычные пушки, там ствол раза в два тоньше будет.Ну пошли, посмотрим, что там с пушкой.
Иван открыл затвор, прочистил камору, выкинул остатки картуза с порохом, и глянул в канал ствола. Да, отчетливо виднелись на бронзе следы серого металла.
– Ну как там, – заглянул туда и Зотов, – всё отлично!– крикнул он Хворостову, – теперь стреляем из следующий. Целится ты, Семёныч, будешь.
Теперь всё было сделано быстрее, орудие выпалило, Иван в цель попал, ядро нашли и забрали.
Вернулись в острожек лишь к вечеру. Новёхонькие пушки старшина любовно погладил, и распорядился поставить под навес, и самолично прикрыл рогожкой.
– От чужого глаза. С воеводой, если прискачет к нам, разные людишки бывают. Нечего им на наше добро пялится, – объяснил он согласно кивавшим стрельцам. Ой, порадовали вы меня, братцы, ах порадовали. Особенно ты, Иван. Вот тебе и подарок, – и он отдал ему рыболовные крючки, – всё веселее. Но один не ходи, только с казаками.
– Семёныч он молодец, -вступился за нового товарища Евграф Исаков, – отпустил бы парня на побывку в Тулу.
– Не могу. Мне Трубчёв строго-настрого приказал, чтоб до лета ни ногой там не появлялся. Извини Иван, служба.
– Да, ничего… Мы тут ещё обмозговать решили…
– Ты сильно-то не мозгуй, а то пушки наши разваляться. Стреляют хорошо- честь тебе и хвала. Получится, в Москву отпишу, в Пушечную Избу. Там мастера сами разберутся, что да как.
Зотов и Исаков кивали головами, поражаясь мудрости старшины острожка.
– Ты, Семёныч , не серчай. Ты видывал, как пушка взрывается? – спросил его Исаков. Иван только покачал головой в ответ, – а я видел…Грохот…Пламя до небес, жерло вдребезги, пушкари рядом лежат. Кто обожжён, кто убит насмерть, у кого руки- ноги, а у кого и головы оторваны. Кричат так- не приведи Господь такое ещё услышать.Так что с пороховым зельем-то шутки плохи. Пойдём, поедим… Щами то как пахнет!
И точно, Мошкин и не заметил, что не ел целый день. А тут живот сам ему подсказал, что трапезничать пора, да так отчаянно, что старшие друзья заулыбались.