Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа
Шрифт:
— Ну, надо же было так напиться, чтобы белой ночью в траншею влететь!.. Хорошо еще если все живы… Ах, молодежь, молодежь!..
Он поднял глаза на онемевших от ужаса Клавку и Ривку и сказал уже совершенно другим тоном:
— А вы чего, потаскухи сраные, стоите?! Марш немедленно в машину, идиотки!..
Ранним утром у кооперативного гаража Арон в рабочем комбинезоне ремонтировал свой «Москвич» — выпрямлял бампер, облицовку, ставил новую фару.
Клиентов еще не было. Василий прибирал мастерскую, переговаривался с Ароном через открытое окно:
—
— Где, где… Полгорода разрыто, фонари не горят…
— А мы тебя с Марксеном ждем, ждем! Старик уж засыпать начал…
— Ну и слава богу, — сказал Арон. — Васька, а Васька!.. Я чего сказать тебе хотел… Все-таки мы с тобой говнюки.
— Здрасте-пожалуйста! Это кто же тебе сказал?
— Это я сам себе говорю. И тебе тоже, — ответил Арон, не прерывая работу. — Со своей женой Ривкой — ты не хочешь иметь дела. И ты прав! Я Клавку вычеркнул из своей жизни… Я тоже вроде прав… Но, Вась, ведь Клавка же тебе — младшая сестра!.. А Ривка — мне младшая сестра! А мы, старшие братья, как жлобы даже в голову не берем — как они там? Чего у них?.. А они — женщины. Их любая шпана обидеть может. Вот я про что…
Василий насторожился, вышел из мастерской со шваброй в руке:
— Ты видел их?
— Еще чего! Это я так, вообще говорю…
— Ты мне не вкручивай! — в панике закричал Василий. — Что с Клавой?!..
— А я откуда знаю?! — в свою очередь заорал на него Арон. — Твоя сестра — ты и поинтересуйся! Позвони — руки не отвалятся!..
Василий бросил швабру и побежал в мастерскую. Через несколько секунд послышался его тревожный голос:
— Клава? Клавочка!.. Здравствуй, маленькая моя! Это я — Вася!..
Арон улегся под машину — стал наживлять болты бампера…
Вечером, разложив листы морских карт на обеденном столе и придавив их по углам лоциями и справочниками, Марксен Иванович Муравич любовно и трепетно прокладывал будущий маршрут «Опричника» от Одессы по Черному морю до Босфора, через Мраморное до Дарданелл, и дальше по Эгейскому и Средиземному, вплоть до самого Израиля, до его морских ворот — Хайфы…
Вася сидел на кухне, что-то подсчитывал на калькуляторе и записывал на бумаге свои выкладки.
Арон стоял за спиной Муравича, капал в мензурку валокордин, шевеля губами, про себя считал капли.
Даже то, как Марксен Иванович брал в руки карандаш, линейку или транспортир, выдавало его радостное волнение:
— Господи!.. Да разве я мог еще совсем недавно подумать, что буду снова заниматься прокладкой, готовить яхту к походу!.. Что я, черт побери, снова выйду в море?! Я-то уж думал — жизнь кончилась…
Вася услышал последнюю фразу Муравича, закричал из кухни:
— Марксен Иванович! Чтобы я этого больше не слышал! Жизнь только начинается?..
— О'кей, Вася! — радостно ответил ему Марксен Иванович и повернулся к Арону: — Арон! Внимание!.. Как будет по-английски…
— Погодите, Марксен
Муравич выпил капли, проглотил таблетку и сделал два глотка воды из стакана, услужливо поданного ему Ароном. И сказал:
— Итак, Арон… «Могу ли я воспользоваться вашим причалом и купить пресную воду?»
Арон посмотрел в потолок, секунду подумал и сказал на ужасающем английском языке:
— Кян ай юз е терминал энд бай дринк уотер?
— Молодец! — похвалил его Муравич. — А «Сколько будет стоить шестичасовая стоянка и двести литров пресной воды?»
— Хау мач кост сикс ауэ стендинг энд ту хандринт литерз оф дринк уотер? — тут же сказал Арон и нахально потребовал: — Тогда и вы мне отвечайте по-английски!
— Иес, сэр! Плиз! — улыбнулся Марксен Иванович. — Сикс ауэрс стендинг кост… А хрен его знает, сколько сейчас это может стоить!.. энд ту хандрит литерз дринк уотер кост… Понятия не имею! Раньше это было бесплатно… Мей би, тен даларз?..
— Тенк ю вери мач, сэр. Ноу проблем!.. — поблагодарил его Арон.
— Ну, вы даете, мужики! — восхитился Вася, входя в комнату с листком бумаги. — Арон! Ты меня просто потряс!
— А ты думал — я пальцем деланный?
— Да нет… Я примерно представляю, чем тебя делали. А теперь, джентльмены, как говорят по-вашему — по-английскому, айм сори. Я вам сейчас немножко испорчу настроение. Чтобы отплыть на нашей яхте от берега, нам нужны еще двадцать одна тысяча нормальных деревянных, советских рублей.
— Ой… — в один голос охнули Арон и Марксен Иванович.
— Вот вам и «ой», — Вася заглянул в свои записи. — Реставраторам должны еще семь штук? Должны. Паруса — десять косых, не греши — отдай. И четыре лебедки по полторы — шесть. Всего — двадцать одна.
— Такие бабки не заработать. Просто — не успеть, — сказал Арон. – Даже если к нашей мастерской будет стоять очередь, как в мавзолей Ленина…
— Господи!.. Да что же это за цены такие кошмарные?! — ужаснулся Марксен Иванович и с готовностью оглядел свои обшарпанные стены, завешанные пожухлыми дипломами и грамотами, полки, уставленные призовыми кубками. — И продать же нечего! Последних два серебряных кубка я еще три года тому назад сдал в комиссионку! А это все — мельхиор, дрянь… Три копейки в базарный день…
— Вы еще будете продавать! — возмутился Арон. — Вам сюда возвращаться, вам жить здесь еще сто лет, а вы… Васька!
— Только без паники! — сказал Вася. — И не суетиться. Арон! Неужели мы с тобой… Мы! Ты и я! Не найдем каких-то вонючих двадцати тысяч?! Да, если присмотреться — мы купаемся в деньгах. Машина, мебель, квартира!..
— Машина — говно, — сказал Арон. — Больше пяти штук не потянет. Такую мебель надо еще умудриться кому-нибудь втюхать, а квартиру у нас Советская власть отберет тут же, как только мы получим паспорта и визы.