Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа
Шрифт:
Арон вытащил две десятирублевые бумажки и сказал:
— Все. Приехали.
— То есть, как «приехали»?.. — упавшим голосом спросил Вася.
— Пять штук — эта развалина, штука директору. Триста — трейлер, двести — автокран. Стольник — милиции. И — привет! Бабки кончились.
— Кошмар!.. — простонал Вася.
Марксен Иванович почесал в затылке:
— Вообще-то послезавтра у меня пенсия…
— Господи!.. — закричал Вася. — Нужна нам ваша пенсия!.. Что мы безрукие, что ли? Сколько возьмут реставраторы?
Марксен Иванович
— С нашими матерьялами? Думаю, тысяч двадцать.
На шиномонтажной висел новенький прейскурант:
1. Разбортовка колеса — 1 р. 50 коп.
2. Заклейка камеры — 1 р. 50 коп.
3. Забортовка колеса — 1 р. 50 коп.
4. Балансировка 1 р. 50 коп.
Огромная очередь автострадальцев со спущенными колесами, дырявыми камерами, искалеченными дисками…
Снова грязные, задыхающиеся Арон и Вася работают быстро, слаженно. Вася принимает колесо через окно, отдает Арону, тот закрепляет его на станке, берет в руки лом…
Готовое колесо Вася снимает с балансировки, передает в окно заказчику, не забывая перекинуться с ним парой слов:
— Пожалуйста!.. Ваших десять… С вас — шесть. Четыре сдачи. И вам спасибо!.. А вот и ваше колесико… Вы, кажется, в опытных мастерских трудитесь? Даже при НИИ? Замечательно! Нет ли у вас там латунных винтов пятидесяточки? Что вы говорите?! А нельзя ли… Немного. Килограмм пятнадцать. А мы вам в любой момент, без всякой очереди…
Медленно, со скрежетом проворачивается колесо на шиномонтажном станке, быстро крутится на балансировочном…
Из репродукторов ария Мефистофеля: «Люди гибнут за металл! Люди гибнут за металл!.. Сатана там правит бал! Там пра-а-авит бал!..»
Вечером Арон вопил на кухне:
— А я жрать хочу! И выпить! Я двенадцать часов ломом ворочал!.. Имею право!
— Нет! Не имеешь никакого права! Экономика должна быть экономной!.. — кричал Василий. – Сейчас каждая копейка…
— Я как Жучка намудохался! Мне мясо нужно!..
— Обойдешься! Жри макароны сейчас же! Я специально для тебя чуть не ведро отварил! С маслом… Очень полезно!
— Я не могу каждый день жрать макароны!!! Я видеть их уже не могу! Дай червонец — пойду в забегаловку, хоть котлетку схаваю…
— Я тебе давал вчера пять рублей? Где они?
— Бензин купил, е-мое! «Москвич» без бензина не ходит!.. А ты меня гоняешь по всему городу! Дай червонец немедленно!
— Через мой труп! Ты предаешь идею!
— А ты предаешь меня!.. Личность человека важнее любой идеи.
Вася даже рот открыл от философской сентенции Арона:
— Батюшки… Где это ты нахватался?
— Что ж, я пальцем деланный? — обиделся Арон.
— Ну, хорошо, я тебе дам немножко колбасы. Я ее, правда, берег на выходной, но…
— А выпить?
— Ну, наглый, как танк! Где я тебе выпить возьму?!
— У тебя есть заначка.
— Нету.
— Есть!
— Нету!!!
— Васька!!!
— Что «Васька»? Что «Васька»?! Решили же экономить!..
Потом сидели в одних майках и пижамных брюках пьяненькие, допивали большую бутылку и не очень стройно пели хором:
По морям, по волнам,Нынче здесь, завтра там…На «Опричнике» работала бригада реставраторов. Были сняты куски сгнившей обшивки, и сквозь огромные дыры зияли шпангоуты.
Подкатил «Москвич» Арона и Васи. Арон достал из багажника тяжелый ящик. Вася крикнул:
— Федор Николаевич!
— Тута я, тута!.. — из дыры высунулся пожилой человек в очках и комбинезоне: — Привезли винты?
— А как же! Что еще требуется?
Федор Николаевич уселся поудобнее, свесил ноги наружу:
— Тама много чего надо. Я списочек составил, отдал его Марксену Ивановичу. Он приболемши, просил заехать к нему…
— А что с ним?
— Дык, кто его знает… У его главная болесть — одиночество. Отсюда и все хвори.
Сидели у Марксена Ивановича — пили чай с тортиком.
Старческая нищета квартиры была закамуфлирована спортивными облезлыми кубками, выцветшими вымпелами, выгоревшими грамотами и дипломами, моделями парусников. На замызганных стенах множество фотографий — Марксен Иванович в шортах на фоне каких-то минаретов… В спасательном жилете у штурвала… Со здоровенной меч-рыбой… В плавках и ожерелье из неведомых тропических цветов…
Только на одном фото совсем молоденький Марксен Иванович был в зимней шапке с военно-морским «крабом», в унтах и в кителечке с погонами, орденами и медалями. И стоял он на борту торпедного катера, облокотившись на турель скорострельной пушечки. А так, все остальные фотографии были сугубо гражданско-спортивными…
Закутанный в старенький плед, Марксен Иванович сидел в глубоком ободранном вольтеровском кресле и вязал. Арон подливал ему горячий чай, Вася подкладывал тортик. А Марксен Иванович грустно говорил:
— …в шестидесятом прибыли в Неаполь на Олимпийские… А мой рулевой Петька Гринберг, год как университет окончил, все на работу из-за пятого пункта не мог устроиться, — мне и говорит в Неаполе: прости, Марксен, другого шанса у меня не будет. Давай вместе!.. Нет, говорю, Петюня, не могу. А ты иди. А Петька говорит, ты хоть понимаешь, что они с тобой сделают, если я уйду?! А то я не понимаю!.. Иди, говорю, Петька, дай Бог тебе счастья!.. Подождал сутки, докладываю руководству сборной, так и так, — рулевой Гринберг Петр Иосифович на борт яхты не вернулся… Мне на всю жизнь кислород и перекрыли. Сняли звание «мастера спорта», закрыли визу, отобрали яхту, море… Самое страшное, что они у меня море отняли.