Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа
Шрифт:
— Чем?
— «Узами». Ну, связями!..
— Как это?
— Объясняю. Клавка была тебе кто? Жена?
— Жена.
— А мне сестра. Твоя Ривка была мне кто?
— Жена…
— А тебе сестра! Двойная повязка!!! Мало того!.. Ривка хочет за бугор — нет вопросов! Клавочка хочет оставаться здесь, — да бога ради! Все! Все для них!.. И на тебе! За что?! Почему?!
— Ну, бляди они, Вася! Бляди! А волка сколько ни корми… Ты, кстати, закусывай. Дай-ка, я тебе хлебца намажу…
— Погоди! Давай выпьем. Мы с тобой лагеря
— И ты, Василий, не обижайся. Я тебя жутко уважаю!.. Я за тебя в зоне мазу держал и на воле никогда не брошу. Но твоя сестра Клава тоже порядочная сука! Извини.
— А я тебя, знаешь, как уважаю?! Но с сегодняшнего дня у меня нет жены Ривки и сестры Клавки! Я от них отрекаюсь!!! У меня есть только ты, Арончик, и больше мне ни хера не нужно!..
— Дай я тебя поцелую, — прослезился Арон. — Век свободы не видать! И у меня теперь нету никого — только ты, бесценный мой друг Вася, и забил я болт на все на свете!.. Пьем стоя!
Оба с трудом поднялись из-за стола, выпили и немножко поплакали друг у друга на плече.
— Все! — сказал Вася. — Все!.. Жизнь продолжается! Надо смотреть в завтрашний день!
— Правильно! — закричал Арон. — Завтра же я приведу пару отличных профурсеток, и мы с тобой такое устроим!..
— Я имею в виду глобальный момент нашего существования.
— Давай выпьем, — Арон открыл четвертую бутылку.
— Наливай. Хорош!.. — Вася поднял стопку. — Теперь, Арон, когда тебя здесь больше ничего не удерживает, ты должен ехать со мной!
— Поехали, — с готовностью согласился Арон. — Шлепнем еще по стопарю и — поехали! Только переодеться надо…
— Ты не понял меня, Арон. Мы должны вместе уехать в Израиль.
Арон выпил водку, неторопливо закусил и тяжело посмотрел на Василия:
— Мне сорок семь, Вася…
— А мне сорок четыре! — прокричал Вася. — Я что?
— Мне сорок семь, — упрямо повторил Арон. — Но начинать все сначала без языка, без крыши, без денег…
— Язык — дело наживное. Квартирой и небольшими деньгами обеспечивают всех эмигрантов.
— Да на кой мне хрен эти эмигрантские подачки?! Я всю жизнь вот этими руками!.. И никому никогда обязан не был!
— Не ори. Мы с тобой оформим «статус беженцев»…
— Это еще что за хреновина?
— Ну, вроде мы пострадали от Советской власти. В тюрьме сидели…
— Васька! У тебя совесть есть?! Ты вспомни, за что сидели. Я рыло трем дуракам начистил, ты — в своем магазине стройматерьялов крутил как хотел. Какие мы «беженцы»? Чего ты мелешь, страдалец?!
— Я все понял. Ты хочешь дождаться еврейского погрома!
— Еще посмотрим кто кого, — и Арон завязал узлом вилку.
— Тогда чего же? Гражданской войны? Так она уже идет! В Армении, в Азербайджане! Узбеки турков режут, туркмены русских, киргизы узбеков!.. Завтра президенты наших республик не поделят кусок пирога, и мы будем втянуты в кровавую мясорубку! Тебе обязательно находиться в гуще ИХ событий, идиот?! А может быть, тебе нужен новый Афганистан?!
— Что ты! Что ты?! Васька! Опомнись! — испугался Арон.
— Сегодня страна дает тебе шанс сделать ей ручкой и свалить. А завтра она перекроет границы и объявит, что во всем виноваты евреи, интеллигенты и частные предприниматели… Как же можно не использовать этот шанс? Даже без политики — просто так, из любопытства… Ты же дальше Сестрорецка в своей жизни ничего не видел!
— Почему? — обиделся Арон. — Я в семьдесят девятом был в Кисловодске. Мне от завода путевку давали…
— Тьфу ты, дубина стоеросовая! — сплюнул Василий. — Наливай, Арон Моисеевич Иванов! Наливай, наливай! Я про тебя все понял! Ты просто хочешь бросить меня!
— Я?! Я его хочу бросить! Это ты хочешь бросить меня здесь одного!!! Тебе, видишь ли, ехать присралось, а ты подумал, на что там жить?! Если бы прибыть туда сразу же упакованным, с бабками, я еще подумал бы! А ехать с протянутой рукой — хрен тебе в задницу, чтоб штаны не падали! Я себя не в дровах нашел!..
— Слава те, Господи! Раскололся!.. Приехать туда в порядке — есть сто тысяч способов!.. — обрадовался Василий.
— Знаю я эти способы, уголовная твоя морда! Здесь достать валютку и сесть по восемьдесят восьмой статье? Или на все наши трудовые бабки накупить бриллианты, а потом перед таможней запихивать их себе в жопу? Авось не заглянут! Да я лучше в сортире от стыда повешусь! Я же мужик, едрена вошь!..
— Люди везут иконы, произведения искусств, — уже робко предложил Василий. — Мне говорили…
— Нассы и забудь! Это все контрабанда! А я уже свое отсидел и больше сидеть не собираюсь. И тебе не дам сесть! Хватит!
— А если я найду совершенно законный и легальный способ прибыть туда уже состоятельными людьми — поедешь со мной?
— Если без уголовщины, и если верняк — еду! Если нет — следите за рукой! — и Арон, ударив левой ладонью о локтевой сгиб правой руки, показал Василию здоровенный кулак. — Ну, чего смотришь? Наливай, Вася Рабинович!.. Наливай!
И опять дырявые камеры, рваные покрышки, погнутые диски… Опять грязь, пот, изнурительная работа, работа, работа… Через окно шиноремонтной мастерской видны автомобили клиентов.
Подкатила черная «девятка» в спойлерах, наклейках, нашлепках, примочках… На лобовом стекле — розовая голозадая куколка.
Вышел из машины джинсовый малый. Рубашка расстегнута до пупа, рукава закатаны. На шее толстая золотая цепь, на левой руке «Роллекс», на правой — золотой браслет. Массивные кольца на пальцах. Вынул пачку «Данхилла», щелкнул зажигалкой…