ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО
Шрифт:
После того как в конце двадцатых годов, оказавшись на гастролях за границей, Грановский стал невозвращенцем, театр возглавил Соломон Михоэлс (Вовси). Поступок Грановского нисколько не повлиял на отношение Кремля к самому театру, пользовавшемуся тогда самой высокой поддержкой. Вокруг театра сразу же объединились прежде всего блистательные художники Марк Шагал, Натан Альтман, Роберт Фальк, Исаак Рабинович, Давид Штеренберг, Александр Тышлер, композиторы Александр Крейн и Лев Пульвер. Специально для театра работали драматурги Арон Кушниров, Иехезкиль Добрушин, Перец Маркиш, Давид Бергельсон, Исаак Нусинов, Самуил Галкин, талант которых не имел бы возможности получить развитие, если бы не существовал театр, охотно воплощавший на сцене то, что они создавали. Рядом с Михоэлсом выросла плеяда очень одаренных еврейских артистов, среди которых звездой
Еврейские театры или студии, находившиеся на полном государственном обеспечении, были созданы и в других городах страны (самый профессиональный из них работал в Киеве) – там, где имелось достаточное количество потенциальных зрителей, лучше или хуже владевших идиш. Впрочем, значительную часть публики составляли русские зрители, языком не владевшие и обходившиеся без перевода. Это был поистине нескончаемый праздник искусства, который не только в двадцатые, но, по сути, и в тридцатые годы не был омрачен ядом антисемитизма. Наряду с большим числом еврейских школ, клубов, эстрадных групп и отдельных исполнителей (певцов, музыкантов, чтецов) эти процветавшие коллективы свидетельствовали о том, что евреи на самом деле, а не декларативно, влились на равных в большую семью народов, населявших Советский Союз, и что они могут беспрепятственно развивать свою культуру.
Кроме собственно своей, национальной, культуры, мощное еврейское присутствие ощутила и культура русская, как и украинская и белорусская, где очень заметное место заняли таланты из замкнутой еще в недавнем прошлом еврейской среды. Прежде всего заявила о себе большая группа писателей, выходцев из традиционно еврейской Одессы, которые переселились в Москву: «яркие, насмешливые, несдержанные и романтичные южане», как называл их Илья Эренбург. Они думали, говорили и писали по-русски, они принадлежали русской литературе, но в их творчестве явственно зазвучала неповторимая еврейская интонация и развивались сюжеты из еврейской жизни. Точно так же русский писатель (стопроцентно этнически русский!), написавший роман из французской жизни (исторический, скажем), остается русским писателем, а отнюдь не французским.
Имя Исаака Бабеля стремительно вошло в литературу – он стал одним из самых популярных писателей своего времени. Его коллеги и земляки публиковались главным образом под псевдонимами, но происхождение свое не скрывали, да и не могли скрыть, поскольку еврейская нота «выпирала» из каждой написанной ими строки: Эдуард Багрицкий (Дзюбин), Михаил Светлов (Шейнкман), Илья Ильф (Файнзильберг), Вера Инбер (Шпенцер)… Наряду с ними вошла в русскую литературу большая группа писателей еврейского происхождения из других регионов страны, что еще совсем недавно нельзя было себе даже представить: Василий Семенович (Иосиф Соломонович) Гроссман, Самуил Маршак, Илья Сельвинский, Лев Кассиль, Владимир Лидин (Гомберг), Вениамин Каверин (Зильбер), Семен Кирсанов, Евгений Шварц, Иосиф Уткин, Рувим Фраерман, Агния Барто, Лев Никулин (Ольконицкий) Михаил Голодный (Эпштейн) и множество других, очень в то время популярных. Их изучали в школах, их стихи заучивали наизусть, о них писали газеты, их издавали огромными тиражами, они были обласканы и осыпаны орденами.
Даже те писатели еврейского происхождения, которые вскоре обретут мировую славу и которые вместо орденов получали от советской власти главным образом «синяки и шишки», как, например, Осип Мандельштам и Борис Пастернак, – даже они, подвергаясь критике и преследованиям, никогда не имели основания полагать, что их преследуют за этнические корни: гонения на великороссов – Анну Ахматову и Михаила Зощенко, Андрея Платонова, Михаила Булгакова или Николая Заболоцкого ничем не отличались по сути от гонений на их еврейских собратьев.
Одним из самых «кассовых» фильмов стал созданный в 1925 году Бабелем и Михоэлсом фильм «Еврейское счастье» по мотивам рассказов классика литературы на идиш Шолом-Алейхема. Свои первые фильмы только еще нарождавшейся советской кинематографии начали ставить те, кто вскоре станет основным ядром режиссуры и без кого
Такое количество исключительно даровитых людей, притом не только на поприще литературы, кино, в театре, изобразительном искусстве, а тем паче в науке, не могло, разумеется, появиться совершенно спонтанно, вдруг, из ничего… Ясное дело, такие дарования всегда были в еврейской среде, но ранее не имели возможности проявиться. Как бы внезапное и притом «непропорциональное» (по отношению к общей доле евреев в населении страны) их появление в мире русской культуры, техники, точных и естественных наук только озлобленные и завистливые невежды могли трактовать как некий «еврейский заговор» против славянства. Взаимопроникновение и взаимообогащение этносов и культур – процесс закономерный и повсеместный. Но в традиционно антисемитской среде, провоцируемой к тому же политическими подстрекателями, которые греют руки на укоренившихся предрассудках, открывшаяся для евреев свобода самовыражения таила в себе не только грандиозные перспективы для развития личности, но и была бомбой с детонатором замедленного действия.
Сталин безмолвствовал. Он выжидал. Евреи пользовались всеми «благами революции»: время для гонений еще не настало.
Традиционные упреки, адресованные русскому еврейству и в двадцатые, и в последующие годы, состояли в том, что евреи горазды в «непыльной», престижной и хорошо оплачиваемой работе, но чураются физического труда, особенно труда сельскохозяйственного. Это обвинение было попросту абсурдным уже потому, что по царским законам даже в черте оседлости евреям запрещалось покупать землю и вести на ней свое хозяйство, отчего в подавляющем большинстве они и подвизались, притом зачастую весьма искусно, в личных ремеслах.
Советская власть устранила и эту дискриминацию. Уже в начале двадцатых годов были проведены активные мероприятия для того, чтобы наделить евреев землей, привязать их к ней и дать возможность проявиться в качестве преуспевающих крестьян, каковыми русские евреи никогда не были – отнюдь не по своей вине. Бундовцы стремились к этому для того, чтобы евреи в городках и местечках слились с основной массой аборигенов и сняли с себя несправедливое обвинение, будто они изначально лентяи и белоручки. Сионисты старались обогатить еврейское население навыками крестьянского труда, чтобы они смогли их использовать позже, переселившись в Палестину. Коммунисты были догматиками, но и прагматиками, они тоже, как и их идеологические противники, выступали за наделение евреев землей, но исходили при этом из других предпосылок: ущемленные и преследуемые свергнутым режимом должны получить все то, чего они были лишены при царизме, и вполне добровольно использовать открывшиеся перед ними возможности.
О так называемой «коренизации» еврейского населения речь зашла уже на XII съезде РКП(б) в 1923 году – еще при жизни Ленина, но без его участия. Сначала родилась идея создать еврейскую автономию в степной (северной) части Крыма с ее плодородными землями (и даже о создании еврейской республики от Бессарабии до Абхазии, с поглощением и Крыма – этот безумный проект предложил один из деятелей «евросекции» ЦК – Брагин). Автором «крымского варианта» был видный экономист и философ, большевистский функционер Юрий Ларин (Михаил Лурье). По его замыслу туда следовало переселить 280 тысяч евреев. Ровно через месяц после смерти Ленина, 20 февраля 1924 года, было опубликовано сообщение об одобрении этого проекта Троцким, Каменевым и Бухариным – имени главного специалиста по национальному вопросу Сталина среди одобривших проект не оказалось. Но его позицию озвучил тогдашний нарком земледелия Александр Смирнов: создание такой автономии, настаивал он, лишь вызовет межнациональные трения! С чего это вдруг перспектива межнациональных трений волнует наркома земледелия – такой вопрос никто не ставил. Видимо, потому, что всем было известно: под этим «псевдонимом» выступает на сей раз товарищ Сталин. Проект был провален[23].