Из архивов тайного суда

Сухачевский Вадим Вольфович

(с некоторыми отступлениями от основного сюжета)

О моем первом сошествии в ад. – Почти в «яблочко»! – «Вы жертвою пали…» и «Вихри враждебные…». – «Пришло наше время» (беседа в передвижной преисподней о судьбе российской революции).

Что заставило меня проделывать сии акробатические этюды? Что ж, отвлекусь на некоторые пояснения…

Про мои истерзанные каленым железом бока я уже упоминал, но у читающего эти строки, возможно, возник вопрос: как это я, при своих-то навыках, допустил над собою подобное надругательство?

А вот как!

Я уже говорил, что в некоторых, редчайших случаях Тайный Суд обращается за помощью к монархам преисподней. Разумеется, речь идет вовсе не о вынесении и не об исполнении приговоров, на это у моей организации имеются свои люди, и один из них пишет эти строки; но порой дела Суда касаются столь защищенных особ, что без ухищрений подобраться к ним бывает крайне затруднительно. Нет, однако, таких щелей на Земле, которые были бы не ведомы этим уродцам-монархам.

О, разумеется, Тайный Суд щедро расплачивается с ними, даром уродцы ничего не делают, причем плату они берут только, так сказать, вечными ценностями, то есть исключительно золотом и драгоценными камнями, а то на бумажных деньгах, как я слыхал, они уже однажды сильно погорели – то было больше ста лет назад, во времена Великой французской революции. А тогда, три года назад, перед моей первой с ними встречей, у нас в России тоже только ленивый не говорил о грядущей неизбежной революции, посему ни о каком другом виде получаемой платы монархи, ясное дело, не пожелали бы и слушать.

Как раз в ту пору их подземные величества, Лука и Фома, оказали Тайному Суду большую услугу (содержание которой не стану здесь раскрывать, ибо речь идет о приговоре, вынесенном персоне высоты просто-таки головокружительной), и деньги у Тайного Суда всегда имелись в достатке, но вот беда! из-за случившегося тогда европейского crise financi`ere²⁹ Московское отделение Лондонского банка, где всегда хранились деньги Суда, не смог сразу обменять Андрею Исидоровичу на золото столь изрядную сумму, и там, в банке, его просили обождать недели две.

К любым отсрочкам монархи относились весьма подозрительно, так что следовало идти на переговоры. Андрей Исидорович хотел было сам спуститься для этого в их Аид, но остальные члены Суда категорически сему воспротивились ввиду крайней опасности предприятия; в конце концов, решено было отправить меня. Я видел, что Андрей Исидорович отпускает меня с нелегким сердцем, просил проявлять максимальную осторожность… Мне это казалось тогда едва ли даже не забавным. Мне, человеку, который может постоять за себя и пред дюжиной самых отчаянных головорезов, – чего мне страшиться каких-то оборванцев, пускай даже и в монаршем звании?!..

О, та встреча навсегда избавила меня от повторения подобного легкомыслия!..

Уж не знаю, куда доставили меня, с завязанными глазами и, по уговору, безоружного, подручные монархов, такие же, как их патроны, уродцы преизрядные, но когда с моих глаз сняли повязку, я увидел просторную тронную залу, залитую электрическим светом. Монархи, почему-то облаченные в римские тоги (правда, далеко не первой свежести), увенчанные лавровыми венцами, восседали на одном двухместном троне, а вокруг стояла их свита, самые грязные оборванцы и всяческие отвратительные кикиморы; сами же «их величества» жевали квашеную капусту, поочередно зачерпывая ее из стоявшей между ними бадьи, и смрад от этой бадьи шел – хоть святых выноси!

По слухам (а поди проверь!), монархи обязаны были владеть языками всех мест, где существуют помойки и нищие, голодные и грязные, то есть вообще всех стран и всех закутков нашего подлунного мира, поэтому, переговорив между собой на каком-то тарабарском наречии, они наконец поочередно обратились ко мне:

– Nous vous souhaitons la bienvenue, petit homme³⁰, – произнес король нищих Лука, обладатель неописуемо огромного горба.

– Ja, wir sind bereit, Ihnen zuzuh"oren³¹, – кивнул император помоек Фома, потрясая гадкими коричневыми наростами на своем лице – подобные наросты я прежде видел только на теле у носорога в зоологическом саду. – What is the reason you came here?³²

Я коротко объяснил им, какая вдруг возникла ситуация с золотом, и передал просьбу нашего председателя о всего лишь двухнедельной отсрочке с платежом.

Оба перестали жевать капусту, некоторое время взирали на меня с недоумением.

– El aplazamiento?..³³ – пробормотал наконец Лука, поглядывая на Фому.

– Je pense que ce petit, vraiment, les gens parlent maintenant une sorte de report…³⁴ – удивился тот. – Но это же совершенно противу всяких правил. Ыш абарак бузык!

– Ыш абарак бузык, – подтвердил Лука. – Он сказал – «всего лишь»… По его крохотному уму, две недели – это всего лишь!

И вдруг я впрямь ощутил себя маленьким человечком, причем не в каком-то переносном, а в самом прямом смысле слова.

О да, я казался себе крохотным, не больше пальца, а монархи представились мне несказанно огромными, подлинными великанами. И стены как-то покосились, а уродцы и уродицы из монаршей свиты приобрели какой-то вовсе уж безобразный вид. Кое-как еще цепляясь за ускользающее сознание, я понял, что меня чем-то одурманили, и затем начал куда-то проваливаться…

Уж не знаю, через какое время я очнулся, ощутив крутой запах нашатыря, и обнаружил, что нахожусь в самом жалком состоянии, а именно, с оголенным торсом болтаюсь, подвешенный на цепях.

– В то время, как наши несчастные подданные по грошику, по сантимо собирают себе на пропитание, чтобы не умереть голодной смертью… – лил самые всамделишные слезы Лука. – …когда на дворе вот-вот will start a revolution³⁵…

– …А она непременно вскоре начнется… – тоже плача, подхватил Фома.

– …в этот самое время, – продолжал лить слезы Лука, – этот человек говорит о какой-то еl aplazamiento! И для него она – «всего лишь»!..

Они снова стали переговариваться между собой по-тарабарски, и из их тарабарщины я для себя вынес лишь одно более или мене понятное, но крайне не понравившееся мне слово. Ибо слово это, несколько раз ими повторенное, было: «секирбашка».

Еще меньше мне понравилось то, что один из уродцев свиты в этот момент внес в залу и поставил неподалеку от меня ведро, наполненное горящими углями, и в этом ведре наливались багровым цветом железные щипцы. Когда-то, еще в Южной Африке, я раз попал в плен к людоедам-готтентотам, которые (благо, меня вовремя успели отбить однополчане!) собирались мною потрапезничать, предварительно освежевав и поджарив меня заживо; так вот, в этой тронной зале, вися под потолком, я чувствовал себя едва ли лучше.