Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
– Будь ты проклят! Хорошо, что теперь я это знаю.
– Господин, ругань тут не поможет. Тут достаточно вина и для тебя, и для твоих гостей.
Старик взял бутылку и посмотрел на свет.
– Где ты видишь тут вино, а?
– Эфенди, если вам не хватит, можно разбавить, я прихватил воду!
– Воду? О! Получай свою воду!
Он размахнулся и швырнул бутылку в голову толстяку, но тот нагнулся быстрее, чем она до него долетела, и снаряд разлетелся вдребезги, ударившись о дверь. Тут слуга молитвенно сложил ручки и вскричал:
– Что ты творишь, во имя Аллаха? Там была такая вкусная вода, лучше,
Эту сцену трудно было выдумать, если бы я сам не был ее свидетелем. Что меня поразило больше всего, так это равнодушие, с каким эфенди воспринял все это безобразие. Такие специфические взаимоотношения хозяина и слуги должны были иметь свои основания. Эфенди был для меня загадкой, которую я понемногу начинал решать.
– Простите меня, господа, – произнес поляк, – этого больше не повторится. Я расскажу вам, почему я так терпим к нему. Он оказал мне немалые услуги. Выбейте ваши трубки!
Я вынул свой табак и высыпал на лавку. Когда трубки задымились, старик сказал:
– Ну что ж, я покажу вам дом!
Первый этаж состоял из четырех помещений с ковром посредине и подушечками вдоль стен. Под крышей были еще две комнаты, которые можно было сделать изолированными. Дом мне понравился, и я спросил о цене.
– Цены никакой, – ответил старик. – Давайте действовать как сельские жители: что касается жилища, то тут действует закон гостеприимства.
– Я отклоняю ваше дружеское приглашение, поскольку в противном случае мне легко в любой момент разорвать контракт. Самая главная моя задача – сделать так, чтобы нам быть как можно менее заметными и не привлекать внимания.
– Здесь у вас все это будет. Как долго вы останетесь в этом доме?
– Недолго. Самое меньшее четыре дня, максимум две недели. Чтобы вам было понятнее, разрешите рассказать о небольшом приключении.
– Конечно, давайте сядем. Тут, повыше, не хуже, чем внизу, да и трубки наши еще дымятся.
Мы уселись, и я поведал ему о наших странствиях, о том, как встретил Хасана Арджир-мирзу – но ровно столько, сколько считал нужным рассказать. Он слушал внимательно, а когда я закончил, вскочил и вскричал:
– Господин, можете жить здесь сколько угодно, здесь вас никто не тронет и не предаст! Когда вы переедете?
– Завтра, когда стемнеет. Но я забыл об одном обстоятельстве – у нас много лошадей и есть верблюды, у вас найдется место для них?
– Сколько угодно. Вы еще не видели задний двор. Там есть навес, но единственное – прошу вас самих распорядиться этими делами.
– Само собой!
– Итак, договорились. Скоро я отвечу на откровенность откровенностью – расскажу о своей судьбе, но не сегодня, я вижу, вы уже устали, да и дел у вас много. Завтра, когда приедете, подходите к другим воротам, что подальше, я буду вас там ждать.
Довольные тем, как складываются дела, мы вернулись в город.
На следующий вечер Хасан облачился в женское платье, чтобы ввести в заблуждение любопытных соглядатаев. Старые слуги были уволены, при нем остался лишь мирза Селим-ага. Вместо слуг взяли араба, который был с нами вчера.
Пребывание в нашем новом жилище повлекло за собой событие, которое я опускаю пока, несмотря на его чрезвычайный интерес. Время для рассказа
Когда я снова заговорил с персом по дороге в Кербелу, то с сожалением заметил, что он как-то равнодушно отнесся к нашему сопровождению. Я не считал возможным обижаться на него – он был шиитом, и его вера под угрозой смерти запрещала ему посещать святые места вместе с неверными. Но он все же разрешил мне доехать с ним до Хиллы, где нам придется расстаться, а потом в Багдаде мы бы снова соединились. Он изъявил желание оставить здесь обеих женщин, но те не согласились и так горячо просили его не покидать их, что тот, в конце концов, поддался на их уговоры. При этом я удостоился чести охранять их от любых напастей.
Огромное число пилигримов шли через Багдад и двигались без остановок на запад. Но лишь на пятый день мухаррама мы узнали, что настоящий Караван Смерти подходит к городу. Мы с Халефом и англичанином тут же вскочили на коней, чтобы насладиться этим удивительным зрелищем.
Насладиться… Это действительно было наслаждение! Каждый шиит верит, что мусульманин, будучи похоронен в Кербеле или Неджев-Али, беспрепятственно попадет прямехонько в рай. Поэтому попасть в эти места – тайная мечта любого поклонника учения Мухаммеда. Но доставку своего тела особым караваном могут позволить себе только очень состоятельные люди. Бедные же, возжелав быть захороненными в святых местах, плетутся медленным маршем до усыпальниц Али или Хусейна и ждут там своей смерти.
Из года в год сотни тысяч пилигримов прокладывают путь в те места, но больше всего странствующих в преддверии десятого мухаррама, дня смерти Хусейна.
Вслед за ними появляются Караваны Смерти персов-шиитов, афганцев, белуджей, индийцев с Иранского нагорья. Со всех сторон привозят мертвых, доставляют даже на судах по Евфрату. Они лежат месяцами, «дожидаясь» отправки. Путь каравана долог и ход медлителен, южная жара со всей силой обрушивается на иссушенную и без того землю, и ни в каком самом страшном сне не приснятся жуткие запахи, распространяемые такой траурной процессией!..
Покойники лежат в легких гробах, которые трескаются от жары, или же их просто заворачивают в ткани, которые быстро гниют и рвутся от соприкосновения с разложившимся телом, и нет ничего удивительного, что следом за караваном плывет дух чумной эпидемии. Каждый, кто встретит на пути такую процессию, отпрянет в сторону, и только шакал и бедуин не побоятся ее. Один – привлеченный запахом смерти, другой – от сознания того, что близко лежат большие богатства, предназначенные для захоронения вместе с усопшим. Усыпанные бриллиантами сосуды, унизанные жемчугами ткани, дорогое оружие и приборы, массивные золотые украшения, бесценные амулеты – все это едет в Кербелу и Неджеф-Али и исчезает в бесчисленных катакомбах. Сокровища эти, чтобы не дать грабителям погреть руки, прячут в недоступные саркофаги, но и сюда добрались предприимчивые арабские грабители и местные племена, и места захоронений превращаются нередко в кладбище и людей, и лошадей, и верблюдов, тут и там валяются расчлененные трупы, и одинокий путник в страхе и изумлении обходит стороной это проклятое место, к тому же охваченное чумным саваном.