Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
– Сиди, – сказал Халеф, наблюдавший за мной, – у тебя серое лицо, а под глазами тени. Тебе нездоровится?
– Только голова болит. Дай мне воды из бурдюка и бутылку с уксусом!
– Если бы я мог забрать у тебя твою головную боль!
Верный, добрый Халеф! Он еще не знал, что ему предстоит.
Если бы мой конь не был таким опытным скакуном, мне бы не выдержать этой гонки и сидеть под каким-нибудь старым алоэ. Но конь был просто великолепен.
Наконец, ближе к концу дня мы увидели справа руины Эль-Химаара, а они расположены где-то в миле от Хиллы. Скоро показалась цепь холмов Эль-Муджаллиба, а южнее ее – местечко Амран ибн Али; мы проехали по садам Хиллы, расположенным на левом берегу Евфрата, и по высоченному мосту въехали в городок, славящийся своими паразитами, грязью и фанатичным
Солнце опустилось к горизонту, когда мы завидели развалины Бирс-Нимруд, со всех сторон окруженные болотами и песками. Сама башня могла превышать пятьдесят метров в высоту, но на ее месте был виден лишь одинокий десятиметровый несущий столб. Это был единственный след «матери городов», как именовали Вавилон, да и то с глубокой трещиной посредине.
Мы остановились у подножья развалин, и, пока готовился ужин, я поднялся на платформу, чтобы обозреть окрестности. Одиноко постоял наверху, пока лучи заходящего за горизонт солнца в последний раз в этот день высвечивали развалины некогда великого города.
Что за город был Вавилон?
Этот лежавший на Евфрате город, поделенный рекой на две части, имел, по Геродоту, в окружности 480 стадий, то есть 16 миль. Он был окружен стеной высотой 200 и толщиной 50 футов, снабженной переходами и башнями для длительной обороны, а также глубоким рвом с водой. Сто железных ворот служили входами в город, и от каждых ворот вела прямая улица к противоположным, так что Вавилон был разделен на четырехугольники. Трех– и четырехэтажные дома с красивыми внушительными фасадами были сооружены из обожженного кирпича, скрепленного раствором из жидкого асфальта. Все здания были разделены двориками. Море домов разбавлялось садами и площадями – в городе спокойно размещались два миллиона жителей.
Оба берега реки также скрывались за высокими толстыми стенами с воротами, которыми можно было пользоваться в светлую часть дня. Через реку был перекинут красивый мост 30 шагов шириной и длиной, по Страбону, около стадии. При необходимости его разбирали. Чтобы уменьшить напор воды при его постройке, к западу от города было вырыто озеро 12 миль в поперечнике и 75 футов глубиной, которым можно было регулировать уровень воды. Это водохранилище сохранялось еще долгие века, оно принимало на себя мощные наводнения, образуя гигантский резервуар, откуда брали воду для полей во время засух.
На концах моста стояло по дворцу, оба были связаны между собой подземным ходом, проходившим под Евфратом, как туннель под Темзой. Самыми главными зданиями были: царский дворец, около мили в окружности, новый дворец с тройным рядом стен, украшенный бесчисленными барельефами, висячие сады Семирамиды. Сады образовывали квадрат площадью 160 тысяч квадратных футов и были окружены стеной 22 фута толщиной. По широкой дуге поднимались амфитеатром и террасы, к которым вели ступени 10 футов шириной. Платформы этих террас были выложены камнями 16 на 4 фута, вода между ними не просачивалась. На камнях лежал промазанный глиной тростник, потом два ряда обожженного кирпича, связанного смолой, а все это было покрыто еще и свинцом, на него была насыпана толстым слоем земля, в которой крепились корни растений. На верхней террасе находился колодец, который наполнялся водой из Евфрата для полива этих самых садов. На каждой террасе также устраивались иллюминированные сады, где цвели диковинные деревья и откуда открывался изумительный вид на город.
Но самым диковинным строением Вавилона была башня, о которой нам сообщает Библия. Правда, там не приводится точная высота, а говорится только, что вершина ее доходит до небес. Толкователи талмуда утверждают, что она имела в высоту 70 миль, по иным сведениям – 25 тысяч шагов; во всяком случае, над ее постройкой трудился миллион людей в течение 12 лет. Конечно, эти цифры слишком завышены. Правда то, что посредине храма Баала стояла башня, имевшая в окружности 1000 шагов, а высота
Ксеркс ограбил башню и ее богатство, которое, по Диодору, составляло 6300 талантов в золоте.
По легенде, под башней располагался колодец – такой же глубокий, как высока была сама башня. В этом колодце были подвешены падшие ангелы Варуд и Маруд с цепями на ногах, а на самом дне таилась разгадка всех волшебств мира. Таким был Вавилон. А сейчас!..
Здесь, в Бирс-Нимруде, я думал о своей родине, где впервые прочитал Библию. Разве мог я тогда представить, что на берегах Евфрата, у озер и каналов будут сидеть бездомные дети Авраамовы, их псалтыри и струнные инструменты – немо висеть на ивах, а их слезы лучше всяких слов скажут о несбывшихся чаяниях. А если какая-то арфа и зазвучит, то расскажет о тоске по городу, укрывшему святость Иеговы, а в конце песни будут слова: «Я воздену очи горе, на вершины, откуда снизойдет помощь мне». И Господь услышал эти мольбы. Зазвучал мощный голос Иеремии из Анафофа, и плачущий народ услышал его слова: «Слово, которое изрек Господь о Вавилоне и о земле Халдеев через Иеремию пророка: „Хотя бы Вавилон возвысился до небес, и хотя бы он на высоте укрепил твердыню свою; но от Меня придут к нему опустошители, говорит Господь. Пронесется гул вопля от Вавилона и великое разрушение от земли Халдейской, ибо Господь опустошит Вавилон и положит конец горделивому голосу в нем. Зашумят волны их как большие воды, раздастся шумный голос их. Ибо придет на него, на Вавилон, опустошитель, и взяты будут ратоборцы его, сокрушены будут луки их…“
Стоя здесь, на этих развалинах, я живо представил, как сбывались пророчества Иеремии. Шестьсот тысяч пеших воинов, сто двадцать тысяч всадников, тысяча колесниц, не считая всадников на верблюдах, – с такой силой царь Кир подошел к городу и захватил его, невзирая на мощные укрепления и запас продовольствия на двадцать лет. Позже Дарий приказал снести стены, а Ксеркс вывез все богатства. Когда в Вавилон прибыл Александр Великий, он хотел вновь отстроить башню, выставив 10 тысяч рабочих, но его внезапная смерть положила конец реставрационным работам. С тех пор город все быстрее и быстрее опускался в пучину разрушения, и сегодня от него остались лишь хаотично разбросанные каменные глыбы, в которых уже не разберется даже пытливый взгляд исследователя.
Справа от башни я заметил дорогу, ведущую в Кербелу, а слева – ту, что вела в Меджед-Али. На севере лежала Тамазия, а за западными развалинами стены – Джебель Меновие. Я бы с удовольствием задержался здесь еще, но солнце совсем скрылось и сумерки заставили спуститься к моим спутникам.
Женская палатка была уже поставлена, и, кроме Линдсея и Халефа, все уже спали. Халефу нужно было еще прислужить мне, а Линдсей хотел выяснить наши планы на ближайшие дни. Я перенес наш разговор на утро, залез под свое одеяло и попытался заснуть. Сон никак не шел, а наступало какое-то лихорадочное полузабытье, которое мне не принесло бодрости, а только еще больше утомило.
Под утро ударили заморозки, которые потом сменились жарой. Какая-то странная ломота охватила мои члены, и, несмотря на темноту, мне показалось, что все вокруг меня вертится, будто я еду на карусели. Я подумал о лихорадке и принял дозу хинина, и все это в каком-то бредовом состоянии, которое можно скорее назвать обмороком, чем сном.
Когда я, наконец, пришел в себя, вокруг кипела жизнь. Удивительно, но я проспал до девяти часов, и Караван Смерти прямо на наших глазах делился на две части: одна шла в Кербелу, а вторая – в Меджед-Али. Халеф предложил мне фиги и воду. Выпить глоток я еще мог, а вот есть – нет. Я находился в таком состоянии, которое походит на тяжелое похмелье, знакомое мне по юношеским годам, когда, будучи студентом, не пропускал молодежных пирушек, воспетых Виктором Штефелем, автором «Гаудеамуса».