Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
Воздух, которым мы дышали, был не чище тех слов. Он точно вел нас за Караваном Смерти, и дальше показались следы копыт и ступней, оставленные военным эскортом, который был придан процессии для охраны от грабителей, но держащимся подальше от вонючих гробов.
Я предложил Хасану Арджиру не следовать прямо за караваном, а ехать параллельным курсом, но он отказался, поскольку считал почетным делом быть среди пилигримов и «вдыхать запах ушедших в мир иной».
К счастью, мне удалось добиться, чтобы ночью, когда мы прибыли к какому-то хану на ночлег, нам дали
Мы находились в опасной местности и не должны были далеко уходить от лагеря. Незадолго до сна договорились утром быстрым маршем обогнать караван, приехать в Хиллу и заночевать у «Вавилонской башни». Потом Хасан Арджир хотел снова пропустить караван и догнать его снова, а мы дождемся его возвращения.
Я очень устал и ощущал ноющую головную боль, хотя раньше вообще не ведал, что это такое. Чувствовался жар, и потому я принял дозу хинина, предусмотрительно запасенного вместе с другими медикаментами в Багдаде. Несмотря на усталость, я долго не мог заснуть, а когда заснул, мне мерещились кошмары, из-за которых я постоянно вскакивал. В какой-то момент мне показалось, будто я слышу приглушенный шаг лошади, но я был как бы в полудреме и подумал, что это сон.
В конце концов, какое-то беспокойство заставило меня выйти из палатки. День уже засветился на восточном горизонте, и тут же стало совсем светло. Я посмотрел вдаль и заметил на востоке маленькую точку, которая на глазах росла. Через две минуты я смог различить всадника, быстро приближавшегося к нам. Это был Селим-ага. Конь его ронял пену, когда он спрыгнул с него, и, увидев меня, он очень смутился. Коротко поздоровавшись, он привязал лошадь и приблизился.
– Где ты был? – спросил я его довольно приветливо.
– А что тебе это даст? – ответил он.
– Очень много. Люди, путешествующие по такой небезопасной местности, должны знать о передвижениях друг друга.
– Я ловил свою лошадь.
– А где она была?
– Оторвалась и ускакала.
Я подошел и осмотрел поводья.
– Они не оторвались.
– Узел развязался.
– Благодари Аллаха, чтобы узел, который когда-либо будет завязан на твоей шее, не оказался слишком крепким.
Я хотел было уйти, но он подошел ко мне вплотную и спросил:
– Что ты сказал? Я не понял.
– Так подумай хорошенько!
– Стой, не уходи, я хочу знать, что скрывали твои слова.
– Я хотел тебе напомнить об английском кладбище в Багдаде.
Он слегка побледнел, но нашел силы сдержаться.
– Английское кладбище? Что мне там делать? Я ведь не инглис. Ты говорил о веревке на моей шее. Мне с тобой не о чем говорить, я обо всем расскажу мирзе. Пусть знает, как ты со мной обращаешься.
– Мне безразлично, что ты ему скажешь, в любом случае я буду обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь.
Наша перебранка разбудила спящих. Скоро подготовка к отправке была закончена, и мы тронулись в путь с курьерской скоростью. По дороге я видел, как ага разговаривал с мирзой, и скоро тот подъехал ко мне.
– Эмир, ты позволишь мне поговорить с тобой о Селиме?
– Да.
– Ты
– Нет, не верю.
– Но ведь нельзя оскорблять его…
– Он и не пытался защищаться, ведь я ничего не сказал несправедливого.
– Разве можно вешать человека за то, что у него сбежала лошадь?
– Нет. Повесить можно за другое – когда замышляешь с другими соучастниками напасть на честного человека и его спутников.
– Эмир, я давно заметил, что душа твоя больна, а тело устало, и потому твой глаз все видит в черном цвете, а речи твои горше, чем сок алоэ. Ты снова поправишься и признаешь свои заблуждения. Селим верен мне вот уже много лет, и он останется со мной, пока Аллах не призовет его к себе.
– А его секретничанья на английском кладбище?
– Это случайность, он мне о ней рассказал. Вечер был так хорош, что он прошелся, гуляя, до кладбища, не подозревая, что там кто-то встречается. Это были мирные странники, развлекавшиеся рассказами о разбойниках, и, конечно же, они говорили о добыче. Я же тебе говорил, что это меня совершенно не беспокоит!
– И ты веришь, что у него действительно убежала лошадь?
– Я в этом не сомневаюсь.
– И ты веришь, что Селим-ага способен в темноте поймать испуганную лошадь?
– А почему бы и нет?
– Даже если она довольно далеко ускакала? Животное было все в поту и пене.
– Он в наказание сильно погнал ее. Прошу тебя, относись к нему лучше, чем раньше!
– Это можно, но при условии, что он не будет таким же скрытным, как раньше.
– Я прикажу ему. Одному Аллаху известны все людские прегрешения!
На этой сентенции наш разговор закончился. Что я должен был делать? Или точнее, что я мог сделать? Я был просто убежден, что этот Селим строит какие-то козни; что сегодня ночью он встречался с теми самыми людьми, с которыми общался на кладбище. Но как это доказать? Я был в ужасном состоянии. Мне казалось, что мои кости сделались пустыми, а голова превратилась в обтянутый кожей барабан, в который кто-то исступленно колотил. Мне мерещилось, что воля моя постепенно из меня уходит, и я начинаю плыть по течению, что никогда не было свойственно моей свободолюбивой и пытливой натуре. И я внял просьбе Хасана не обращать ни на что внимания, но все же это не мешало мне оставаться постоянно начеку.
Лошади быстро несли нас по пустынной равнине. Пилигримы, которых мы обгоняли, шарахались в стороны; запах становился все ужаснее, и еще до полудня на западном горизонте мы заметили длинную цепочку каравана.
– Объедем? – спросил я.
– Пожалуй, – откликнулся Хасан.
По его кивку проводник отклонился в сторону и сошел со следа каравана.
Скоро мы снова оказались в чистом поле, воздух стал чище, и мы вздохнули полной грудью. Быстрая езда нравилась мне, если бы не такое количество рытвин, захоронений и каналов, которые то и дело попадались по пути. Кроме головной боли, мучение мне доставляли еще и прыжки через эти препятствия, и я был просто счастлив, когда около полудня мы остановились, чтобы переждать дневную жару.