Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая
Шрифт:
— Если мое правление и впрямь таково,— отвечал царь,— тогда мне, конечно, не приходится жаловаться на народ; однако, кажется, до этого еще не дошло.
— Раз уж я заговорил об этом,— продолжал Инь Вэнь,— не хочется оставлять что-то недосказанным; позвольте объяснить, что я имею в виду. Ваш царский указ гласит: «Тот, кто убил, должен быть предан смерти; кто нанес увечье, должен быть подвергнут пытке». Таким образом, те из ваших подданных, кто трепещет перед царским указом, даже если и подвергнутся оскорблению, ни за что не посмеет вступить в поединок, так как для них превыше всего исполнение царской воли. Между тем, вы говорили: «На того падет позор, кто, будучи оскорблен, не вступит в поединок». И получается, что вы караете того, на ком
Циский царь не знал, что сказать.
***
Гуань Чжун обратился к Хуань-гуну с докладом:
— В том, что касается расширения городов, обработки земли и сева зерновых,— мне не сравниться с Нин
Су. Поэтому прошу вас назначить его министром земледелия. В том, что касается вежливых речей, входа в зал и выхода из него, знания, когда выступить вперед, когда отступить назад, когда оставаться в неподвижности, когда же, напротив, поспешить,— мне далеко до Си Пэна. Поэтому прошу вас назначить его главным церемониймейстером. В том, чтобы раньше всех являться на службу, а покидать присутствие последним, по выражению лица определять настроение властителя и всегда оставаться преданным и честным в докладах, пусть бы это грозило смертью, и равнодушным к чинам и богатству,— в этом мне не сравниться с Дунго Я; а потому прошу вас назначить его главным цензором. Рассчитать все так, чтобы на равнине и в поле боевые колесницы не сцеплялись осями, бойцы не наступали друг другу на пятки, а боевой дух был такой, чтобы каждый в армии был готов погибнуть без рассуждений,— в этом мне не сравниться с княжичем Чэн Фу; поэтому прошу вас назначить его главнокомандующим. Разбирать судебные дела, так соблюдая законность, чтобы не казнить ни одного невиновного и не опозорить ни одного честного,— в этом мне не сравниться с Сюань Чжаном, и потому прошу вас назначить его верховным судьей. Если вы, правитель, желаете привести страну к порядку, а войско сделать сильным — пяти этих мужей будет достаточно. Если же желаете стать гегемоном — присоедините к ним еще и меня.
— Отлично! — сказал Хуань-гун и повелел пяти мужам вступить в указанные должности под началом Гуань Чжуна. В последующие десять лет ему девять раз удавалось собрать под своим началом чжухоу и держать в руках всю Поднебесную,— и все это благодаря способностям Гуань Чжуна и пяти его министров!
Гуань Чжун был всего лишь подданным и потому не полагался на свои силы в том, к чему не чувствовал себя способным. Напротив, он старался полностью использовать способности пяти своих министров. Каждый из них был прилежно занят своим делом, надеясь этим заслужить себе почет, а в результате — слава каждого соответствовала его действительным заслугам. Именно это и называется познанием дао.
***
Если в повозку, запряженную четверкой лошадей, посадить четверых и дать каждому по кнуту — они не сумеют выехать за ворота. Вот что такое отсутствие единства!
Как-то чуский царь спросил у Чжань Хэ об управлении царством.
— Я знаю, как управлять собой, но не знаю, как управлять царством,— ответил тот.
Конечно же, Чжань Хэ не хотел этим сказать, что царством можно и не управлять. Он хотел сказать, что основа управления любым царством — в умении управлять самим собой. Когда все в порядке с самим человеком — в порядок приходит и его семья. Когда семья в порядке — приходит к порядку и царство. Когда царство в порядке — порядок устанавливается и по всей Поднебесной. Потому и говорится: «Занимайся собой, чтобы послужить семье; семьей, чтобы послужить царству; царством, чтобы послужить Поднебесной». Ибо хотя эти три установления различны по форме, они едины по сути.
***
У Ци спросил у Шан Вэня:
— Неужели и впрямь продвижение по службе зависит лишь от судьбы?
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался Шан Вэнь.
— Если внутри государства необходимо установить порядок, устроить школы и улучшить нравы, чтобы правитель и подданный знали свои обязанности, а отец и сын — свои права,— кто сумеет лучше справиться с этим: вы или я? — спросил У Ци.
— Вы справитесь лучше меня,— ответил Шан Вэнь.
— Теперь предположим,— сказал У Ци,— что некто приносит вступительные дары, и сразу же после занятия им должности его властитель ощущает успокоение; но стоит ему в один прекрасный день вернуть свою печать и оставить должность, как его властитель тут же чувствует сильнейшее беспокойство,— про кого это: про вас или про меня?
— Это про вас,— согласился Шан Вэнь.
— Далее,— сказал У Ци,— предположим, что войска выстроились в боевом порядке на поле брани пред лицом грозного неприятельского войска. Кто сумеет сделать так, чтобы при первом же ударе в барабан все войско кинулось в бой, как будто бы его ждет не смерть, а спасение,— вы или я?
— Вы,— сказал Шан Вэнь.
— Итак,— заключил У Ци,— как вы и сами признали, ни в одном из трех случаев вы не могли бы действовать лучше меня; однако же положение, которое вы занимаете, значительно выше моего. Потому я и говорю: случай, и больше ничего,— вот единственная причина продвижения на службе у нашего правителя!
— Что ж, вы спрашивали меня; теперь позвольте и мне спросить вас,— сказал Шан Вэнь.— Когда обстановка неопределенна, правитель еще юн, в придворной клике грызня, а народ неспокоен — кому лучше доверить судьбу страны: мне или вам?
Некоторое время У Ци пребывал в безмолвии. Затем признал:
— Вам.
— Вот поэтому мое положение и выше вашего,— заключил Шан Вэнь.
***
Чжаоский Хуэй-ван обратился за советом к Гунсунь Луну:
— Вот уже десять лет, как я, недостойный, стремлюсь к разоружению, но не преуспел в этом. Может быть, дело это вообще невозможное?
— Стремление к разоружению проистекает из всеобъемлющей любви к людям,— сказал ему Гунсунь Лун.— Однако любовь к людям не должна оставаться пустым названием,— ее нужно доказывать делами. Между тем, когда два ваших владения, округа Нин и Лиши, вошли в состав царства Цинь, вы, правитель, помнится, облачились в траурное платье и траурную головную повязку. Когда же ваши войска нанесли удар восточному соседу, царству Ци, и захватили там город, вы устроили пир. Выходит, что, когда выигрывает Цинь — вы облачаетесь в траур; когда же проигрывает Ци — у вас праздник. Что-то не похоже это на всеобъемлющую любовь к людям. По этой причине и с разоружением ничего не получается. Ведь это все равно как если бы грубиян и нахал требовал к себе уважения, а интриган и себялюбец — исполнения своих капризов, или кто-нибудь то и дело менял бы порядки и при этом желал в стране спокойствия. Да ведь тут и у самого Хуан-ди ничего бы не вышло!
***
Когда циский Хуань-гун собирал при дворе чжухоу, вэйский правитель опоздал. Посовещавшись с Гуань Чжуном, Хуань-гун принял решение покарать Вэй. Когда, по окончании совета,- он возвращался к себе, одна из его жен, родом из Вэй, задержала его у входа. Дважды поклонившись, она стала упрашивать его не карать вэйского правителя за его проступок.
— У меня нет никаких намерений в отношении Вэй,— сказал Хуань-гун.— Непонятно, почему вы просите за них?
— Я видела, как вы входили,— пояснила жена.— Шаг у вас был широкий, вид решительный. Так бывает, когда вы собираетесь в поход. Когда же, увидев меня, вы изменились в лице, мне стало ясно, что вы собираетесь покарать Вэй.
На следующий день, приняв прибывших ко двору, Хуань-гун пригласил к себе Гуань Чжуна.
— Вы, господин, оставили свои планы в отношении Вэй? — сразу же спросил Гуань Чжун.
— Как вы догадались, Отец Чжун? — удивился Хуань-гун.
— Приветствуя прибывших ко двору, вы, господин, были спокойны и ласковы с ними,— сказал Гуань Чжун.— Но, увидев меня, пришли в замешательство, и мне стало ясно, в чем дело.
— Отлично! — сказал Хуань-гун.— Пока вы, Отец Чжун, следите за внешним, а моя жена — за внутренним, мне, несчастному, по крайней мере, не грозит превратиться в посмешище для чжухоу!