Из любви к искусству
Шрифт:
Отцовская библиотека была давно изучена, но теперь выяснилось, что Махтано весьма избирательно помещал в нее книги по интересующим Нэрданель темам, а на ее расспросы прежде реагировал не очень-то вовлеченно. Но теперь, получив список и строгое требование раздобыть, несколько озадачился, хотя возражать не решился. На следующий день Нэрданель с нетерпением высматривала его из окна, а потом побежала встречать к калитке.
— Я разорил целый шкаф в рабочем кабинете, а кое-что пришлось взять в библиотеке. Однако замечу, парочка пунктов из твоего списка вызывают у меня сомнения. На мой взгляд, это устаревшие труды, и тебе незачем забивать ими голову. Впрочем, я в принципе полагаю, что…
— Спасибо, папа! — не став дослушивать, Нэрданель чмокнула его в щеку, выхватила увесистую связку и потащила к себе наверх.
«Как белка в гнездо», — подумала она, мельком взглянув на свое отражение в прихожей.
— Куколка, не надорвись!.. — только и успел предостеречь Махтано.
Конечно, все равно было о чем сожалеть. Например, у нее регулярно появлялись вопросы и замечания, но в отличие от других слушателей она не могла позволить себе привлекать внимание поднятой рукой и участием в дискуссиях. Можно было лишь продолжать вздыхать об очевидной невозможности попасть на семинарские занятия или о том, чтобы просто послушать обсуждения после лекций. Закончив вовремя, мастер неизменно отправлялся на кафедру в сопровождении студентов, и они на ходу продолжали беседу.
Хотя грех было бы жаловаться. Она была искренне рада выпавшей на ее долю удаче и рассчитывала воспользоваться ею в полной мере. Тем более, мастер Ф. охотно комментировал ее рассказы, отвечал на вопросы и поддерживал рассуждения, и даже с Куруфинвэ они каждый раз обменивались парой фраз по теме, пока шли к перекрестку, ставшему точкой утренних встреч и полуденных расставаний.
В обществе принца Нэрданель чувствовала себя странно. На занятиях она обычно забывала о нем, лишь иногда натыкаясь взглядом: с того первого дня они, не сговариваясь, взяли за правило садиться на последнем ряду. Нэрданель устраивалась на своем месте с краю, Куруфинвэ — посередине. На нее он внимания вроде бы не обращал, глядя только на мастера, с которым до и после лекций иногда недолго беседовал. Нэрданель видела, что записей он не ведет, вопросов не задает и вообще не производит впечатления сильной заинтересованности. Последнее было совсем неудивительно.
— Вы сегодня как-то особенно пасмурны, — удивившись собственной нескромности, вдруг заметила Нэрданель.
Они медленно шли своим обычным маршрутом, но на сей раз молчали: принц заложил руки за спину и глядел под ноги, и не очень-то приятно было шагать рядом с ним в этом тягостном молчании. Прежде Нэрданель точно не стала бы ничего спрашивать, решив не лезть не в свое дело, но сейчас чувствовала себя обязанной. Тем более, что волей-неволей закрадывалась самая очевидная мысль.
— Разве? — подняв голову, мигнул Куруфинвэ.
— Да. Вы всю лекцию рассматривали свои перчатки и, мне кажется, совсем не слушали.
В перчатках, конечно, ходил не один только Куруфинвэ: вот хотя бы и среди студентов было немало франтоватых юношей из обеспеченных семей. Их легко было узнать по длиннополым и неизменно расстегнутым пальто, по шляпам с изогнутыми полями, тростям в руках и перчаткам. Но даже они снимали их в лектории. А принца она без перчаток не видела, кажется, никогда. В этой привычке тоже было что-то от высокомерного чванства, и она тоже была доводом не в пользу.
— Я размышлял о последствиях и тяготах любви к искусству, — попытался оправдаться Куруфинвэ.
— Послушайте, — вздохнув, Нэрданель остановилась и повернулась лицом к собеседнику. — Я очень признательна вам за помощь, но не могу видеть, что эти лекции стали вам в тягость. Разумеется, у вас много дел и других интересов, и…
— Не придумывайте мне дополнительных проблем, ниссэ Нэрданель, — чуть улыбнулся Куруфинвэ, но улыбка, в которую явно закладывалось обычное ехидство, получилась какой-то вымученной.
— Я же вижу: у вас что-то случилось, — попыталась настоять Нэрданель.
— Вот поэтому я и прихожу сюда, — ответил Куруфинвэ, развернулся и побрел дальше. Не оставалось ничего другого, кроме как поторопиться следом.
В общем-то, это было второе просящееся на язык объяснение. На первом месте стояло: в королевской семье опять случился какой-то разлад. Допытываться о нем, конечно, было негоже. Правда, на днях в гости к ним заходил король Финвэ и был в приподнятом настроении; до этого они с Финдис второй раз ездили на прогулку вокруг Туны, а потом обедали в «Бойкой утке» в Нижних садах, и никаких обмолвок о семейных ссорах Нэрданель не слышала… Но, в конце концов, не обязательно же об этом рассказывать.
Почтя за благо не настаивать, Нэрданель приготовилась попрощаться.
— Я сам поставил себя в странную ситуацию и не знаю, как из нее выпутаться, — внезапно произнес принц. — И прибегнуть к проверенному способу поздновато…
— К проверенному способу? — не подав виду, что удивилась, спросила Нэрданель.
— Собрать вещи и сбежать.
— А.
Они уже подошли к своему перекрестку и остановились друг напротив друга. Здесь Нэрданель обычно протягивала руку, Куруфинвэ до безвольного осторожно жал ее, они прощались и расходились. Но сейчас следовало сказать что-то еще.
— Вам нужна помощь?
Принц молчал, глядя ей в лицо со странным отрешенным выражением: без вопроса в глазах, без ожидания, без насмешки, без ничего. Смотрел — и все.
— Могу я что-то для вас сделать? — еще раз попыталась Нэрданель. От этого взгляда ей стало немного не по себе.
Наконец, он шевельнулся, не отводя глаз, сам взял ее за руку и слегка сжал двумя ладонями.
— До свидания, ниссэ Нэрданель.
Оставшись одна, она озадаченно смотрела в удаляющуюся спину, пока другие прохожие не заслонили ее из виду.
О своих тайных вылазках она, разумеется, никому не говорила. Родителям в первую очередь. Раздумывала, не рассказать ли Финдис, но пока не решила, и отложила это на более поздний срок: может, через пару недель или через месяц… Получалось, что в курсе были только Куруфинвэ и сам мастер Ф. С мастером они переписывались регулярно: через утро Нэрданель находила в пачке писем и газет конверт со своим именем, а через день засовывала в ящик или относила на почту свой конверт — до востребования.