Из Ниццы с любовью
Шрифт:
Свое любимое слово она выговорила на русском языке, по-французски грассируя, и обаятельно рассмеялась. Я помахала ей на прощание и понеслась догонять своих.
Регина, похоже, себе уже ничего не присматривала, занималась только Ленкой и тащилась от этого. Ну и слава богу, раз уж целью шопинга было развеяться.
Наконец они вышли из последнего в череде магазина, по крайней мере, на этой улице, помахивая фирменными пакетами. Но Лена не дала нам расслабиться и потащила дальше, на боковую улочку, где было попроще, вывески не кичились громкими именами, а на вещах, выставленных в витринах, значились весьма демократичные цены. Вот сюда уже могла бы и я зайти с чувством, с толком, с расстановкой, но Регина эти магазины вообще не брала в расчет и неслась дальше. Тут, говорят, есть еще и Галерея Лафайетт; мама дорогая, да мы тут дотемна будем по примерочным
— Леша, смотри, какие клипсы! И недорого, всего семьдесят евро!
У Горчакова подкосились ноги. Я подошла поближе, заглянула в витрину через Ленкино плечо: да, действительно симпатичные, хорошая имитация жемчуга в золоте, в обрамлении крошечных якобы бриллиантиков. Качественная бижутерия. Но Регина только покосилась на витрину и презрительно фыркнула.
— Лена! Вот на такие вещи даже не смотри! И слово «бижутерия» при мне даже не произноси!
— Почему? — испугалась Горчакова. — Магазин-то приличный…
— Нет, — отрезала Регина. — Ты начинаешь новую жизнь.
За нашими спинами охнул Горчаков, но она даже головы к нему не повернула, наставляя Лену на путь истинный.
— Нет в твоем лексиконе такого слова «бижутерия». Нечего на себя напяливать всякие побрякушки, не девочка уже. Это лет в двадцать позволительно, а в твоем возрасте уже надо бриллианты носить.
— Это дорого, — в Горчаковой проснулся здравый смысл.
— Да, это дорого. И даже дороже, чем ты думаешь, — кивнула Регина.
Мы все слушали ее с раскрытыми ртами. И, по-моему, еще кое-какие прохожие, явно понимающие по-русски, замедляли шаги, чтобы послушать, или, на худой конец, полюбоваться раскрасневшейся, хорошо одетой и выразительно жестикулирующей обаятельной женщиной. Регина не обращала на зрителей никакого внимания.
— Самое пошлое, что можно сделать, это накупить бриллиантов за двадцать тысяч рублей, — слово «бриллианты» и слово «рубли» она выговорила с одинаковым неподражаемым презрением. — Все равно что на помойку деньги выкинуть.
— Они же в магазине продаются, — усомнилась Лена. — Там что, подделки?
— Нет. Не подделки. Но это и не бриллианты. Настоящие бриллианты, которые не стыдно носить, — от хороших фирм и стоят не меньше, чем полмиллиона.
— Рублей? — наивно пропищал Горчаков, и Регина наконец удостоила его своим царственным вниманием.
— Нет, — ласково сказала она. — Евро.
— А, — облегченно выдохнул Лешка. — Ленка, расслабься! Пошли тебе купим цацки за семьдесят евро.
— Не надо, — остановила его Регина. — Не надо покупать цацки. Лена, ты поняла? Или ты носишь что-то приличное, или вообще ничего не носишь. Ты же не хочешь, чтобы над тобой смеялись?
— Регина, ты чего несешь? — вмешалась я. — В каких таких кругах она вращается, чтобы над ней смеялись? Вот если она вдруг, непонятно с чего, напялит на себя что-нибудь за полмиллиона евро, вот тогда смеху будет, никто даже не поймет, сколько это стоит.
— Все правильно, — кивнула Регина. — Надо ставить перед собой реальные задачи. Так вот, если не за полмиллиона евро, то винтаж. Понятно?
— Сколько стоит? — влез Горчаков.
— Успокойся, недорого. Вот за винтаж отдать семьдесят евро — милое дело.
— А где его взять? — Горчаков решил расставить точки над «и».
— А это не винтаж? — робко кивнула Лена на вожделенную витрину.
— Нет. Это не винтаж, это фигня для студенток. И отвернись оттуда, нечего вкус портить. Я тебе покажу, где взять винтаж.
— Ну где, где? — Горчакову не терпелось.
— О господи! В маленьких городках, в старьевках, в сувенирных лавочках. Только не там, где продают мыло и китайские игрушки, а там, где настоящие вещи.
И тут все дружно вспомнили про Эз. Вот там наверняка есть лавочки, особые, со всякими старинными штучками, с винтажными украшениями. Надо срочно ехать туда, загорелся даже Горчаков. Но неожиданно пошла на попятный Лена, ей было слишком много впечатлений.
— Можно завтра? — робко попросила она. — Я уже не выдержу. И потом, мне померить хочется…
Она качнула пакетами и обвела нас всех умоляющим взглядом. Горчаков обнял ее за плечи.
— Конечно, лапа! Только сначала надо подкрепиться.
— Кто бы сомневался, — проворчала Регина и ущипнула Горчакова за крутой бок.
Мы с доктором Стеценко уже заозирались в поисках подходящего ресторанчика, но Лена схватила нас за руки.
— Домой! Я вас дома покормлю…
На самом деле я была даже рада, поскольку ножки у меня подгибались с устатку, голова гудела, и бесконечные витрины, любезные продавцы, холеные покупательницы и штабеля товаров, знаменующих принадлежность к обеспеченным и успешным слоям общества, слились в одну мельтешащую суетную карусель и надоели хуже горькой редьки. Я, в конце концов, российский следователь, и кое-что за свою жизнь сделала, принесла пользу Родине, так что не надо считать меня неполноценной, если у меня сумка без уважаемого логотипа… Ну, понятно, Регина — ей дресс-код, основанный на тупом брендопоклонничестве, диктуют сферы, в которых она вращается, но Лена-то! Однако сегодня я, похоже, осталась в меньшинстве.
Усталые, но довольные, как детсадовцы после сбора осенних листьев, мы погрузились в нашу «Антилопу» и двинулись к дому. Все притихли и ехали молча, только Лена все время шуршала пакетами — теребила их, заглядывала внутрь, украдкой совала туда пальцы, поглаживая свои покупочки. Я вспомнила, как сто лет назад пришла на работу в прокуратуру, имея одни туфли на все случаи жизни, и ездила в них и к прокурору города за отсрочкой, и на расчлененки в подвалах, а потом в тех же туфлях посещала концерты, палочкой соскоблив с них присохшую грязь. И поскольку прогулки по местам происшествий для туфель не прошли бесследно, ужасно хотелось иметь еще одни, по-настоящему нарядные, а эти перевести в разряд рабочей обуви и уже без угрызений совести гробить их, рыская в поисках доказательств по заброшенным стройплощадкам. И вот одна из наших районных адвокатесс, шикарная дама в мехах, обмолвилась, что ей привезли из-за границы босоножки, которые ей не подходят по причине чрезмерной высоты каблука, а я, как она заметила, как раз бойко бегаю на высоченных шпильках. Когда она назвала цену, я охнула — без нескольких рублей мое жалованье за месяц; но вечером спросила маму, можно ли?.. Мама тоже охнула, но, дрогнув сердцем, согласилась, я позвонила адвокатессе: «Несите босоножки!» Всю ночь они мне снились, несмотря на то, что я представления не имела, какого они цвета и фасона, и только мечтала, чтобы каблук был тонкий, по моде. Прибежав наутро в прокуратуру, я обнаружила, что у меня вызван человек на допрос, поскольку он уже ждал у кабинета. И только я занесла ручку над протоколом — открылась дверь и появилась адвокатесса с пакетом. Поняв, что допрос я прервать не смогу, она отдала мне пакет и шепнула, что за деньгами зайдет к вечеру. Я сунула пакет в ящик стола и весь допрос незаметно шарила там, пытаясь нащупать через пакет, тонкий каблук или нет. Выходило, что каблук восхитительно тонкий, и я умирала от желания не то что примерить — просто взглянуть; а свидетель, наверное, недоумевал, что я такое делаю в ящике, в результате сильно нервничал и наговорил больше, чем я рассчитывала, так что допрос все тянулся и тянулся… А босоножки подошли идеально, я их носила не снимая лет пять, в хвост и в гриву — до заморозков и как только сходил снег, пока они не развалились прямо у меня на ногах во время беготни по отделениям милиции.
Я очнулась от воспоминаний из-за того, что машина резко затормозила. И что мы тут делаем? До виллы еще метров двести, а тут как раз развилка, вверх в горушку — к нам на «Драцену», направо — вдоль берега моря к городку Вильфранш-де-мер. Но дорогу нам преграждал местный жандарм, исполненный важности, и махал палочкой, намекая на объезд. С чего бы это? Ага, развилка дороги перетянута красно-белой ленточкой. Мы в нашей лапотной России теперь тоже пользуемся ею, оцепляя место происшествия. Но тут-то что оцеплять? Место транспортной аварии? Жандарм вразвалочку подошел к нам и показал жестом, чтобы водитель опустил стекло. Сашка послушно приоткрыл окно, и французский страж порядка что-то залопотал ему. Сашка напряженно прислушивался и кивал. Полицейский палочкой указывал в сторону моря, и мы послушно повернули головы: на обочине дороги столпилась группа каких-то официальных людей, и слаженные их действия до боли напоминали знакомый алгоритм поведения следственно-оперативной группы на месте обнаружения трупа. И этого оказалось достаточно, чтобы мы с Горчаковым, словно крысы, завороженные флейтой Гаммельнского Крысолова, как в дурмане синхронно открыли дверцы машины и выползли на асфальт, и ноги сами понесли нас к той самой организованной группе местных следователей и криминалистов. Сашка из-за руля растерянно смотрел нам вслед, Регина дремала, а Лена Горчакова, похоже, даже не заметила остановки, поглощенная своими волшебными пакетами, и, сунув туда руку, медитировала совсем как я когда-то в прокуратуре над босоножками.