Из Ниццы с любовью
Шрифт:
— А ничего, что она пропала в Антибе?
— А что, Антиб так далеко отсюда? Два шага. Могли притащить ее сюда, кокнуть и сбросить в море.
Мне надо было обдумать это спорное утверждение, и я умолкла, не стала спорить. Тем более что Лешка оказался востребован женой к кассе как носитель семейных денег.
Но вот наконец экзекуция закончилась, и мы, забросив покупки в машину, отправились по крутым каменным ступеням в поднебесье, решив оставить на обратную дорогу лавки и поджидавший нас там винтаж, и не пожалели: такой вид открывался с горы на лазоревую воду внизу, на домички, лепившиеся к склону, на яхты и лодки, на все это безмятежное великолепие, которым наслаждался еще Матисс, а вот теперь и мы!
О! Винтаж и прочие материальные радости были забыты всей нашей компанией, включая меркантильную Регину, едва мы вскарабкались на верхнюю террасу Экзотического
Владельцы сувенирных лавочек, которых мы проигнорировали по пути наверх, теперь вправе были рассчитывать на наше внимание и ожидали нас у дверей своих Сезамов. Ну, нас или не нас — достоверно не знаю, но, по крайней мере, все они несли вахту на свежем воздухе, зазывая нас на разных языках поглазеть на рассыпанные внутри сокровища. Практически все лавки располагались в помещениях, вырубленных в скале, и их интерьеры затейливо обыгрывали этот факт. Русских в нас с первого взгляда определяли буквально все, и наперебой предлагали то, что, на их этот первый взгляд, могло заинтересовать граждан России. К моему удивлению, стандартных пластмассовых сувениров, сделанных в Китае, тут почти не наблюдалось, все лавочки действительно торговали эксклюзивными, аутентичными товарами авторской работы, будь то украшения или одежда, или предметы домашней утвари.
Я и мой муж послушно заглядывали в лавки и по-музейному восхищались ассортиментом. В принципе, все и стоило относительно недорого, и Саша надолго завис над прилавком с острейшими ножами. А я прилипла к украшениям из серебра, но случившаяся за моим плечом Регина только презрительно хмыкнула.
Продавщица любезно выкладывала для Саши на прилавок один кинжал за другим, Саша с видом знатока и ценителя пробовал остроту клинка и умудрился порезаться — клинки, значит, действительно были острыми. Продавщица заахала, мы все тоже сбежались, разглядывали порез, потом тот самый клинок, который его причинил, потом стирали кровь с витрины, пока продавщица искала в подсобном помещении перевязочные средства. Вернувшись с салфетками и пластырем, она промокнула выступающую кровь и ловко налепила на рану пластырь, а после так убедительно состроила Сашке глазки, что я немедля ухватилась за него и выволокла на свежий воздух, наплевав на вежливость.
Регина с Горчаковой ушли вперед. Лена под руководством Регины сосредоточилась на поисках достойного винтажа, и Горчаков с обреченным видом таскался за ними по пятам. Но достойного винтажа все не находилось, пока мы не добрались до магазинчика, на вид закрытого. Во всяком случае, я точно помнила, что, когда мы поднимались, он был закрыт: я заметила в витрине забавную серебряную лягушечку и хотела поинтересоваться, хау мач, но дернув дверь, осталась в разочаровании.
Однако сейчас двери магазинчика не просто были открыты, а распахнуты настежь, а хозяева — средних лет чета — прямо-таки стояли у дверей и напряженно высматривали покупателей. В нас они просто вцепились, причем мы, устав уже по-серьезному и мечтая об одном — побыстрее добраться до транспортного средства, хотели обойтись без посещения этой, десятой или двенадцатой по счету торговой точки в Эзе, и, вежливо улыбаясь парочке, собирались пройти мимо, ан нет! Дама решительно преградила дорогу Регине, шедшей в авангарде, а значит, и весь наш караван оказался парализованным — по этим узким тропкам идти можно было только гуськом.
Назвав Регину «мадам» и будто зная, что этим обращением можно с потрохами купить нашу звезду, хозяйка не оставила ей выбора. Регина потянулась за ней, а муженек хозяйки бдительно проследил, чтобы мы все зашли внутрь именно их заведения и никуда не свернули. Мне чуть ли не хворостина в его руке почудилась, уж так он старательно нас загонял в свою лавчонку, но улыбался при этом широко и обаятельно.
В лавочке Регина, поначалу кривившаяся от неинтеллигентной настойчивости хозяев, разгладила чело и припала к витринам. Вот он, настоящий, ничем не опороченный винтаж — раскинулся во всей красе, с достоинством предлагая себя ценителям. И самого главного ценителя хозяева определили безошибочно. Проследив взгляд Регины, хозяева уже не отвлекались на нас, а скакали вокруг нашей красавицы. Прислушиваясь к их англо-франкскому гомону, я уловила, что они сыплют комплиментами Регининой красоте и вкусу; попутно они обсудили навязшую в зубах тему «Рюс? Рюс!», «а откуда? — из Санкт- Петербурга», бурно возрадовались — с хлопаньем в ладоши и подпрыгиванием, а также возгласами «О! О!», поделились сведениями о том, что дед хозяина, хоть и был не «рюс», а армянин, но как-то в прошлом веке посетил Петербург проездом, так что мы с ними в связи с этим можем считать себя практически родственниками.
Пока они охаживали Регину, я прошлась вдоль витрин. Да, это была настоящая лавка. Вещички тут были стоящие, нестандартные, подлинно винтажные: я приглядела клипсы — тяжелые, под бронзу, с крупными матовыми камнями-кабошонами цвета красного вина, грубоватые и изысканные одновременно. И стоили они приемлемо — пятьдесят евро. Регина тоже бросила на них взгляд, но свернула к витрине с жемчугом. Мы все тут же подтянулись к этой витрине, и я про себя признала, что у Регины есть вкус. Это был не жемчужный ширпотреб, и даже не дорогое ювелирное искусство. Это были уникальные украшения, имеющие свою историю, ауру, и когда Регина приложила к себе ожерелье, бережно поданное ей хозяйкой, и заглянула в зеркало, у присутствующих вырвался общий «ах».
В мутноватом потрескавшемся зеркале на ножке, стоящем на витрине для того, чтобы потенциальные покупательницы могли полюбоваться собой, отразилась очаровательная смуглая графиня, или герцогиня, из озорства стащившая платье своей фрейлины и сбежавшая сюда, в городок Эз, из родового замка, пройтись по лавкам, потратить смешную мелочь, может быть, схватить острых впечатлений, в последний миг ускользнув от местного повесы — завсегдатая кабачка за углом, которого она решилась подразнить…
И хозяйка, и хозяин в восторге закатили глаза, и им даже не пришлось слишком притворяться. Хозяйка наклонилась и уже достала из-под прилавка красный бархатный футляр, чтобы уложить туда ожерелье, прикрыть папиросной бумагой и вручить Регине. Регина взглядом спросила — «сколько», и хозяйка небрежно черкнула на обрывке бумаги сумму. Я не увидела, сколько, поняла только, что сумма четырехзначная, а Регина издала душераздирающий вздох и медленно, с сожалением опустила жемчужную нитку на витринное стекло.
Хозяйка молниеносно зачеркнула прежнюю сумму и начертала новую, но Регина покачала головой. Взяв у хозяйки ручку, она написала свое предложение, но тут уже головой покачала хозяйка, с точно таким же выражением лица, как у Регины. Мы с замиранием сердец следили за торговой дуэлью, и все, по-моему, страстно желали, чтобы они договорились.
Но соглашение достигнуто не было. Хозяйка, разочарованно покачивая головой, перебирала выставленные в «жемчужной» витрине украшения, одно за другим предлагая их Регине, но та была безутешна, то и дело поглядывая на недоступное ей ожерелье. Хозяин в стороне следил тревожными глазами за женой и за Региной. В магазинчике царил мастерски созданный полумрак, над входом горела толстая деревенская свечка в железном подсвечнике, и блики от пламени свечи окрашивали всю мизансцену сказочным колоритом минувшего времени, в котором жили капризные красавицы, инкогнито посещавшие ювелирные лавки, и придворные поставщики дорогостоящих бирюлек, расплачиваться за которые предоставлялось мужественным покровителям обворожительных красоток.
Но среди нас такого — богатого и мужественного покровителя — не оказалось, и Регина с очередным вздохом, который мог бы растопить сердце любого самого прижимистого денежного мешка, случись он рядом, отвернулась от витрины и посмотрела в сторону выхода. Хозяин с хозяйкой залопотали между собой по-французски с темпераментом, достойным деда-армянина, после чего хозяин метнулся в закрома и вынес, трепетно держа обеими руками, синюю замшевую коробку. На вытянутых руках он протянул коробку к Регине, а хозяйка благоговейно открыла крышку футляра.