Из огня да в полымя: российская политика после СССР
Шрифт:
Итоги выборов продемонстрировали новую расстановку сил. КПРФ с 24,3 % голосов вместе с союзниками получила 130 из 450 мандатов в Думе и не могла претендовать даже на роль «группы вето». Зато «Единство» с 23,3 % голосов стало главным победителем выборов, разгромив ОВР (13,3 %), что повлекло за собой распад последнего. Буквально сразу после выборов ряд региональных лидеров, входивших в ОВР, заявили о безусловной поддержке ими Путина и о том, что ОВР был исключительно предвыборным блоком. Часть депутатов, избранных от ОВР по одномандатным округам, даже не вошла в партийную фракцию в Думе.
Результаты парламентских выборов создали возможности для неожиданного для многих шага Ельцина. 31 декабря 1999 года он выступил по телевидению с заявлением о своем уходе в отставку с поста президента России. Согласно Конституции, Совет Федерации назначил внеочередные президентские выборы на 26 марта 2000 года. До проведения выборов президентские полномочия исполнял премьер-министр Путин, первым же своим указом предоставивший гарантии неприкосновенности Ельцину и членам его семьи. Фактически Ельцин назначил Путина своим преемником, передав ему всю полноту президентской власти. Это решение было встречено благожелательно и общественным мнением, и элитами. Во-первых, Ельцин, утративший и популярность, и способность к управлению, наконец-то покинул свой пост. Во-вторых, этот
На фоне и без того высокой популярности Путина его шансы на победу на внеочередных выборах были неоспоримы. Экономический рост, приобретавший все более уверенный характер, также усиливал поддержку нового лидера. Перед другими потенциальными кандидатами встал выбор между участием в выборах без серьезных шансов на победу и отказом от борьбы. Коалиция Примакова – Лужкова, по сути, распалась, а ее вчерашние участники и/или союзники предпочли кооптацию в состав теперь уже новой «выигрышной коалиции» вокруг Путина. Примаков вынужденно объявил о своем отказе от участия в выборах, а вскоре и ОВР объявил о поддержке кандидатуры Путина на президентских выборах. Сама кампания на фоне скандальных думских выборов проходила достаточно вяло. Путин в основном использовал свой ресурс как инкумбента (здесь – соискателя выборной должности, который занимает ее на момент выборов), опираясь на поддержку общественного мнения, значительно возросшую после его назначения исполняющим обязанности президента. По ходу кампании в лагерь сторонников Путина переходили все новые политические и неполитические организации и публичные деятели, не говоря уже о региональных лидерах и представителях экономических элит. Хотя все эти акторы серьезной роли в ходе кампании не играли, их позиции носили знаковый характер, демонстрируя обществу консенсус, сложившийся вокруг фигуры популярного лидера. Его лидерство оказалось безоговорочным, и речь о каких-либо обязательствах Путина по отношению к союзникам даже не шла. Характерно, что Путин даже отказался представить свою предвыборную программу, заявив, что в этом случае она подвергнется критике со всех сторон.
Голосование продемонстрировало безоговорочную победу Путина – он набрал 52,9 % голосов избирателей, и эти результаты выборов не были оспорены никем из кандидатов. Их политический исход ни у кого не вызывал сомнений. 7 мая 2000 года Путин официально вступил в должность Президента России. «Война за ельцинское наследство» завершилась вместе с периодом «лихих» 1990-х годов приходом к власти нового главы государства.
1990-е: промежуточные итоги
Насыщенные острыми конфликтами и временными тактическими компромиссами элит 1990-е годы большинство специалистов расценивали как весьма неоднозначный и глубоко противоречивый с точки зрения период политического развития страны. В самом деле, задачи «тройного перехода» были решены лишь частично и далеко не должным образом. Если затянувшиеся и болезненные экономические реформы после кризиса 1998 года начали, наконец, приносить плоды, и глубокий и длительный трансформационный спад сменился весьма впечатляющем ростом экономики вплоть до 2008 года, то два других измерения российской трансформации демонстрировали масштабные патологии. Это касалось как решения проблем национально-государственного устройства страны, так и характеристик ее политического режима.
Казалось бы, несмотря на трагическое разрешение конфликта октября 1993 года, Россия, пусть и непоследовательно и неуверенно, но двигалась по пути демократизации. В самом деле, на референдуме была принята новая конституция (пусть даже и весьма далекая от идеалов демократии), сформированы основы избирательной системы, начал работать профессиональный парламент, избранный в условиях межпартийной конкуренции, созданы благоприятные условия для развития партийной системы. Но эти реформы были лишь частичными – они не создавали ни институциональных гарантий проведения честных выборов, ни механизмов смены власти в результате конкуренции за голоса избирателей (то есть демократической подотчетности). Собственно, президентская кампания 1996 года развеяла иллюзии в отношении демократического потенциала политического режима в стране. Конкуренция группировок и клик среди российских элит, борьба региональных и общероссийских заинтересованных групп обуславливали фрагментацию «выигрышных коалиций» и поддерживали междоусобицу, внешне напоминавшую демократическую конкуренцию, но построенную на иных основаниях. Проще говоря, ни один из акторов в 1990-е годы не обладал достаточными ресурсами для монополизации власти, в том числе из-за того, что сами ресурсы были распылены, а возможности акторов по их изъятию и перераспределению наталкивались на слабость и фрагментацию государства. Поскольку политический плюрализм в стране поддерживался словно «по умолчанию», постольку и компромиссы российских элит носили временный и неустойчивый характер.
Эти компромиссы повлияли и на формальные и неформальные «правила игры» – многие принимавшиеся в 1990-е годы законы (включая и нормативные акты, регулировавшие экономическую политику, отношения Центра и регионов, деятельность органов власти, а также электоральную политику) были полны половинчатых формулировок, умолчаний и «дыр». Однако парадоксальным образом, в условиях отмечавшейся всеми наблюдателями слабости российского государства, эти «правила игры» поддерживали, по крайней мере на время, элементы демократического устройства. Но платой за такое поддержание статус-кво стал ряд глубоких патологий в политике и управлении. В части партийной системы России специалисты критиковали ее избыточную фрагментацию (из-за повышенного предложения во всех сегментах российского электорального рынка) и высокий уровень электоральной неустойчивости (из-за высокой эластичности спроса избирателей) [101] . В общенациональной и особенно субнациональной электоральной политике также отмечались ключевая роль непартийных политиков, опиравшихся на региональные и/или на отраслевые группы интересов, а также заведомо несправедливый характер выборов и на федеральном уровне, и в ряде регионов страны [102] . В части взаимоотношений Центра с российскими регионами наблюдалась спонтанная передача важнейших рычагов управления сверху вниз, к которым относились: (1) правила регулирования (принятие региональных законов, ряд из которых противоречил федеральным нормам, а также систематическое неисполнение федеральных законов на уровне отдельных регионов) [103] ; (2) административные ресурсы, в том числе влияние регионов на назначение руководителей федеральных органов власти, включая силовые структуры (прокуратура, милиция), а в ряде случаев также и их переход в подчинение региональных политико-финансовых (а то и криминальных) группировок [104] ; (3) экономические ресурсы и особенно права собственности, которые в значительной мере переходили под контроль региональных администраций, игравших роль «группы вето» [105] в экономической политике, а также контроль над бюджетными средствами, субнациональная доля которых возросла в общем объеме российского бюджета в 1998 году до почти 60 % за счет сокращения доли средств, находившихся под управлением Центра. Утрата Центром рычагов воздействия на региональные политические процессы вела к превращению региональных элит в акторов, способных играть роль «группы вето» в ходе федеральных выборов, тем самым вынуждая Центр к новым уступкам. «Захват государства» группами бизнеса и вызванные им извлечение ренты и коррупция делали практически невозможным реализацию сколько-нибудь последовательного политического курса в различных сферах. Наконец, систематическое откладывание или замораживание принятия многих крайне необходимых решений сыграло немалую роль и в финансовом кризисе 1998 года [106] .
101
Голосов Г. Российская партийная система и региональная политика: 1993–2003. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2006.
102
Голосов Г. Указ. соч.; Hale Н., Why Not Parties in Russia? Democracy, Federalism, and the State. Сambridge: Cambridge University Press, 2006.
103
Митрохин С. Указ. соч.; Stoner-Weiss К., Op. cit.
104
Волков В. Указ. соч.
105
Паппэ Я. Треугольник собственников в региональной промышленности // Политика и экономика в региональном измерении / под ред. В. Климанова, Н. Зубаревич. М.-СПб.: Летний сад, 2000. С. 109–120.
106
Shleifer A., Treisman D. Op. cit; Гилман М. Указ. соч.
Суммируя, можно утверждать, что российское государство в 1990-е годы пребывало в состоянии глубокого упадка и фрагментации с точки зрения как своего силового, так и инфраструктурного потенциала. Хотя такое положение дел, наряду с фрагментацией элит, и препятствовало развитию авторитарных тенденций российского политического режима, но оно носило неустойчивый и неэффективный характер и рассматривалось многими участниками политического процесса и наблюдателями как временное и нежелательное. Все понимали, что в 2000-е годы политическое равновесие, сложившееся после 1993 года и поддерживавшееся «по умолчанию», ждут серьезные перемены, хотя никто не был уверен, окажутся ли они к лучшему. В конечном итоге, хотя спрос на перемены и был удовлетворен в 2000-е годы, но лекарство от патологий 1990-х годов оказалось опаснее самих болезней переходного периода.
Глава 4. 2000-е: «навязанный консенсус»
Представим себе наблюдателя за политическими процессами в России, который, подобно герою научно-фантастических романов, погрузился в летаргический сон в конце августа 1998 года и очнулся от него ровно десять лет спустя. Скорее всего, этот наблюдатель, по крайней мере на первый взгляд, мог бы не узнать страну, выступавшую предметом его интереса, и удивиться произошедшим переменам. На смену глубокому экономическому кризису пришли уверенный рост всех показателей и весьма успешное социально-экономическое развитие (впрочем, вскоре они сменились глубоким, хотя и краткосрочным спадом 2008–2009 годов). На смену междоусобице различных сегментов элит и слабости государства как в Центре, так и в регионах пришли иерархия системы управления страной, известная как «вертикаль власти», и доминирующее положение «партии власти» «Единая Россия» в федеральном и региональных парламентах. Прежнее глубокое недоверие общества к лидерам страны и к проводимому ими курсу сменилось высоким уровнем массовой поддержки статус-кво [107] . Наконец, за десятилетие в России дважды произошла смена главы государства в ходе президентских выборов – избранного в 2000 году на этот пост Владимира Путина после двух законных президентских сроков в марте 2008 года сменил 42-летний первый вице-премьер российского правительства Дмитрий Медведев.
107
См., например: Treisman D., Presidential Popularity in a Hybrid Regime: Russia under Yeltsin and Putin // American Journal of Political Science, 2011, vol.55, N3, P. 590–609; Rose R., Mishler W., Munro N., Popular Support for an Undemocratic Regime: The Changing Views of Russians. Cambridge: Cambridge University Press, 2011.
Впервые увидевший эту картину наблюдатель, скорее всего, согласился бы с мнением тех своих коллег, кто утверждали, что Россия может служить примером «нормальной» демократической страны, преодолевающей со временем многочисленные болезненные патологии своего развития [108] . Возможно, ему даже пришлись бы по вкусу утверждения о том, что Россия «подымается с колен», а ее политический режим не только успешно развивается, но и вправе выступать образцом для ряда других стран. Однако после более пристального и внимательного анализа от взгляда наблюдателя не могли бы укрыться многочисленные фундаментальные дефекты российского политического режима и «правил игры», лежащих в его основании. Наблюдателю пришлось бы в полной мере оценить и несвободные и несправедливые выборы, сопровождающиеся многочисленными фальсификациями итогов голосования, и ставшие рутинной нормой злоупотребления в использовании государством своих рычагов контроля над экономическими ресурсами, и политически зависимые и послушно штампующие спущенные «сверху» решения суды и, наконец, повсеместную коррупцию, представляющую собой не просто побочный продукт, но основное содержание государственного управления в России.
108
См.: Shleifer A., Treisman D., A Normal Country // Foreign Affairs, 2004, vol. 83, N2. P. 20–38.