Из огня да в полымя: российская политика после СССР
Шрифт:
Однако с принятием конституции «демократия по умолчанию» вовсе не сменилась «авторитаризмом по умолчанию». Захватив доминирующую позицию, Ельцин столкнулся с ограничениями своей политической монополии – слабость российского государства и разложение его аппарата управления в Центре и регионах, а также экономический спад, помноженный на низкий уровень поддержки президента, повлекли за собой фрагментацию российских элит. Рыхлая «выигрышная коалиция» сторонников Ельцина распалась на несколько конкурирующих клик. Более того, на парламентских выборах в декабре 1993 года оппозиция различных оттенков смогла получить около половины мест в Государственной Думе. В этих условиях Ельцин вынужден был прибегнуть к кооптации ряда политических игроков «второго эшелона» (т. н. подчиненных акторов), включая и своих бывших противников. Ряд региональных лидеров, демонстрировавших лояльность Ельцину, подписали двусторонние договоры с федеральным Центром, предоставившие им многочисленные привилегии в части налогов и прав собственности. Некоторые влиятельные представители бизнеса за бесценок получили контроль над прибыльными предприятиями.
Выборы, которые расценивались как явно несправедливые, не говоря уже о фактах фальсификации в пользу Ельцина, не встретили сопротивления со стороны оппозиции, признавшей их итоги.
Вскоре после президентских выборов наспех сколоченная «выигрышная коалиция» вновь распалась – подчиненные акторы, приобретя дополнительные ресурсы, вступили в новый раунд конфликтов между различными сегментами элит, претендовавшими на то, чтобы прийти к власти на смену Ельцину. В преддверии электорального цикла 1999–2000 годов, рыхлая коалиция региональных лидеров и «олигархов» была готова к захвату позиции доминирующего актора, стремясь к победе на (вынужденно) конкурентных выборах. Но такой сценарий развития событий не был реализован, отчасти в результате соотношения сил, стихийно сложившегося в ходе «войны за ельцинское наследство», когда Владимир Путин и его окружение смогли добиться смены предпочтений элит, игравших ключевую роль в этой борьбе. Одержав победу на выборах и заняв пост президента весной 2000 года, Путин приложил немалые усилия для монополизации власти по нескольким направлениям: нейтрализация конкурентов, переформатирование «выигрышной коалиции», обеспечение поддержки в обществе и изменения «правил игры».
«Картельные соглашения» российских элит при Ельцине быстро распадались из-за низкой эффективности режима, которая побуждала подчиненных акторов искать автономии по отношению к актору доминирующему, но неспособному устойчиво защищать свои позиции. При Путине эти условия резко изменились в пользу доминирующего актора. Благодаря в целом успешной силовой операции в Чечне, Путин смог восстановить административный потенциал государства. Удалось ему и быстро пожать плоды преодоления экономического спада 1990-х годов – благодаря высоким нефтяным ценам страна достигла 6–8 % годового экономического роста. Также, благодаря безусловной победе на выборах, мандат Путина не вызывал вопросов, в то время как автономия подчиненных акторов подверглась урезанию. Государственная Дума поддерживала почти все президентские проекты законов, независимо от их содержания, а созданная Кремлем «партия власти» «Единая Россия» обладала большинством мест в палате. Ресурсы региональных лидеров, прежде располагавших почти неограниченной властью в своих «вотчинах», оказались серьезно ограничены, а в верхней палате парламента их сменили назначенные чиновники.
В то же время Путин начал атаки на независимые СМИ, вынужденные прибегнуть к самоцензуре, а единственный критиковавший его общенациональный телевизионный канал НТВ перешел под контроль «Газпрома». «Олигархам» вскоре было сделано «предложение, от которого невозможно отказаться» – Путин заявил о «равноудаленном» подходе государства к бизнесу в обмен на отказ бизнеса от участия в принятии важнейших политических решений. Несогласные с этим предложением были подвергнуты преследованиям. Резюмируя, можно сказать, что после 2000 года Путин добился восстановления контроля над «выигрышной коалицией» и осуществил институциональные изменения, ослаблявшие всех акторов, кроме доминирующего.
Спустя несколько лет Путин, как доминирующий актор, смог сосредоточить в своих руках столь большой объем ресурсов, что цена подавления конкурентов для него резко снизилась. В 2003 году по инициативе Путина глава крупнейшей частной нефтяной компании «Юкос» Михаил Ходорковский был обвинен в уходе от уплаты налогов и других нарушениях закона, арестован и осужден на длительный срок, а его бизнес позднее захватила государственная компания «Роснефть». После ряда манипуляций в ходе парламентских выборов «Единая Россия» получила свыше 2/3 мест в Государственной Думе, в силу чего остальные партии утратили значение. В 2004 году Путин инициировал отмену всеобщих выборов глав исполнительной власти регионов – фактически они стали назначаться по представлению президента страны. Изменения избирательной системы – такие, как повышение заградительного барьера для партий до 7 %, – усугубили положение оппозиции в России, предотвратив любую нелояльность Путину со стороны депутатов. К 2007 году «Единая Россия» кооптировала большинство региональных губернаторов и влиятельных представителей бизнеса, а заместитель руководителя президентской администрации даже заявлял, что «партия власти» должна господствовать на политической арене страны в ближайшие 10–15 лет [61] .
61
См.: Сурков В. Суверенитет – это политический синоним конкурентоспособности // Выступление перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров ВПП «Единая Россия», 2006, 7 февраля(доступ 19.06.2012).
Как можно видеть, институциональные изменения 2000-х годов были призваны закрепить «навязанный консенсус» российских элит, уничтожив возможные альтернативы сложившемуся положению вещей и/или сделав их цену для всех потенциальных «несогласных» запретительно высокой. Путин смог закрепить свое монопольное господство и в 2008 году довольно безболезненно передать пост главы государства специально подобранному им лояльному преемнику – Дмитрию Медведеву. У нового главы государства, в свою очередь, не оказалось ни стимулов, ни ресурсов для сколько-нибудь существенных изменений статус-кво. Важнейшими институциональными изменениями периода его президентства стали поправки в Конституцию, которые продлевали срок президентских полномочий с 4 до 6 лет (и срок полномочий Думы с 4 до 5 лет) и были направлены на сохранение политического режима электорального авторитаризма в неизменном виде в среднесрочной перспективе.
Таким образом, предпринятые в 2000-е годы целенаправленная «порча» и систематическое «отравление» российских политических институтов позволили правящим группам максимизировать свою монопольную прибыль и минимизировать риски для «выигрышной коалиции» за счет усугубления тяжелых «детских болезней» российского политического режима периода 1990-х годов, с шансами на последующее их перерастание в хронические заболевания. В начале 2010-х годов многим наблюдателям даже казалось, что российский авторитарный режим переживает стадию своей консолидации. В период президентства Медведева не отмечалось ни значимых проявлений массового протеста, ни открытых нарушений «картельных соглашений» со стороны элит, в то время как уровень общественной поддержки статус-кво оставался достаточно высоким. Даже глубокий (хотя и не слишком длительный) экономический спад, вызванный глобальным кризисом 2008–2009 годов, не создал новых стимулов для подрыва статус-кво и/или для новых реформ и, на первый взгляд, даже упрочил доминирующие позиции «выигрышной коалиции» в нашей стране.
Ситуация резко изменилась 4 декабря 2011 года, когда «Единая Россия», неожиданно и для правящей группы, и для части представителей оппозиции, согласно официальным данным набрала на парламентских выборах лишь 49,3 % голосов избирателей (многочисленные свидетельства фальсификаций голосования и результаты опросов избирателей на выходе с участков говорили о том, что реальная поддержка «партии власти» была существенно ниже). Это голосование для российского авторитарного режима сыграло ту же роль, что и «опрокидывающие» выборы, – вслед за ним волна доселе невиданных массовых протестов с требованиями и отмены результатов выборов, и более широкой демократизации всех аспектов политической жизни страны сплотила доселе слабую и разрозненную оппозицию по принципу «негативного консенсуса» и вынудила власти к частичной либерализации режима. Хотя говорить о политических последствиях этих протестов и последовавших за ними институциональных изменений пока еще преждевременно, вероятно, что те «правила игры», которые были выстроены в российской политике в 1990-е и в 2000-е годы, так или иначе уходят в прошлое. Возможные варианты дальнейших преобразований российского политического режима и их вероятные шансы и перспективы будут рассмотрены нами в заключительной главе книги. А пока что мы обратимся к анализу того, почему и как российская политика за два десятилетия проделала сложный и извилистый путь «из огня да в полымя», пройдя от упадка и краха одного авторитарного режима к строительству и последующему упадку другого, и какие уроки наша страна может и должна извлечь из своего недавнего опыта. Речь об этом пойдет в трех последующих главах.
Глава 3. 1990-е: Конфликты и компромиссы
Вечером 25 декабря 1991 года над Кремлем был спущен красный флаг СССР и взамен его поднят российский триколор. Советский Союз официально прекратил свое существование – на его месте утвердились новые независимые государства, включая Россию, прежде самую крупную из союзных республик. Распад Советского Союза к тому моменту уже воспринимался значительной частью российского общества как неизбежное явление, и не вызвал значимого сопротивления, да и в целом заметных эмоций, став подобием оформления развода супругов, чей брак уже фактически распался. Постсоветские страны пошли своими путями политических преобразований, столкнувшись отчасти с общими, а отчасти и со специфическими проблемами. Спустя более двух десятилетий ни одной из постсоветских стран (за исключением Балтийских республик) так и не удалось построить демократию. В некоторых из этих стран вопрос о демократизации, как часть политической повестки дня, даже и не вставал (например, в Казахстане или Узбекистане), в некоторых случаях провал демократизации повлек за собой укрепление авторитаризма (например, в Беларуси), наконец, для некоторых стран на первый план вышли этнополитические конфликты (как в Грузии или Молдове).
Россия, по сравнению с другими постсоветскими странами, казалось бы, обладавшая большим экономическим и человеческим потенциалом для успешной демократизации, также не добилась успехов на этом пути. Напротив, в 1990-е годы демократические институты: конкурентные выборы, политические партии, парламент, свобода слова – в нашей стране во многом оказались дискредитированы, что, в свою очередь, способствовало их целенаправленной деградации и умерщвлению в 2000-е годы. Продолжая медицинские аналогии, можно сказать, что 1990-е годы стали периодом тяжелых и мучительных болезней российской политической системы, часть из которых носила наследственный характер, часть – являлась типичными и, скорее всего, неизбежными «детскими болезнями» (вроде ветрянки или коклюша), а часть оказалась следствием неверной диагностики и ошибочного лечения. Лекарства подчас были более опасны, чем сами недуги, и сыграли немалую роль в том, что «детские болезни» в 2000-е годы переросли в хронические заболевания.