Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
— Но, сеньор, — ответил смущенный и даже немного напуганный этим выпадом подсудимого председатель, — я как раз и желаю получить доказательства вашей невиновности. Вы должны понять, в какой ситуации мы оказались. Неделю назад два путешественника-иностранца сели в Трухильо на пароход, отправлявшийся в Бразилию. У них, как вы утверждаете, ваши имена и соответствующие бумаги, подтверждающие, что они — граждане Франции. Их, естественно, пропустили через территорию нашей страны, поскольку на них распространяются все законы в защиту человека, коими могли бы пользоваться и вы, не будь одного обстоятельства, которое вы должны принять во внимание. Дело в том, что вышеупомянутые лица в разговоре с его превосходительством начальником полиции так же, как и вы, упоминали
— О дьяволы! — прорычал Жак сквозь стиснутые зубы.
— В этих условиях, — лицемерно продолжал его превосходительство председатель суда, — нам оставалось только арестовать вас, поскольку, не довольствуясь ущербом, нанесенным нашей армии потерей боевого снаряжения, вы, присвоив себе чужие имена, собираете сведения, которыми поделились бы с нашими врагами, если бы не бдительность его превосходительства начальника полиции.
Французы были потрясены, увидев, сколь изощренно действовали полковник Батлер и капитан Боб: предвидя возможность побега своих жертв из лепрозория, они заранее позаботились о том, чтобы перуанские власти, в случае чего, приняли французов за агентов враждебной страны.
Придя немного в себя, Жюльен снова попытался воздействовать на суд.
— Довольно! — жестко оборвал он председателя, произносившего панегирик [631] во хвалу полицейскому. — Существуют у вас законы или нет? Солдаты вы или убийцы?
— Что вы хотите этим сказать?
— В Лиме располагается посольство Франции с полномочным его представителем и главой флота адмиралом Дюперрей. Я лично знаком с обоими. Прикажите послать к ним курьера с письмом от меня… Вот все, что я требую от вас именем закона и взывая к вашей воинской чести!
631
Панегирик — ораторская речь хвалебного содержания, восторженный отзыв о ком-то, восторженная и неумеренная похвала.
— Хорошо, сеньор, ваша просьба будет удовлетворена: курьер отбудет завтра утром… Достопочтенные господа, на этом заседание суда объявляю закрытым!
Стена начала медленно опускаться, мало-помалу скрывая от взора узников решетку и находившихся за нею членов военного совета.
В зале послышалось оживленное перешептывание в связи с уступкой, сделанной французам председателем суда.
— Как, ваше превосходительство, — произнес ошеломленный этим неожиданным поворотом дела начальник полиции, — вы действительно пошлете курьера?
— Конечно!
— И он поедет в Лиму?
— Да. Необходимо, чтобы посол Франции и адмирал получили письмо от арестантов: в этом наше спасение.
— Я отказываюсь понимать… Если они невиновны, то в каком ужасном положении окажемся мы!.. Что подумают о нас другие?
— Они не невиновны!.. Впрочем, сие уже не имеет значения.
— Почему?
— Слышите вой толпы? Народ жаждет крови, и он ее получит!
— Да, но… что вы хотите этим сказать?
— До Лимы сто пятьдесят лье, так что курьер доберется туда не ранее чем через десять дней. А за это время узники, виновны они или нет, отойдут в мир иной.
— Вы уверены в том?
— Абсолютно! — заявил председатель, обнажив в жестокой ухмылке белые зубы.
ГЛАВА 14
Освобождение Эстебана. —Письмо послу Франции и адмиралу. —Потомок дяди Тома. —Желе из цедры [632] , варенье из кокосового молока,
632
Цедра — размельченная (натертая) или высушенная апельсинная или лимонная корка.
После окончания судебного заседания уже знакомый нам негр — он же тюремный надзиратель — принес чернила, перья и бумагу и сообщил французам о решении военного совета, которым ему предписывалось выпустить на свободу в тот же вечер метиса Эстебана: согласно непререкаемым правилам, узники этого мрачного заведения не могли пользоваться услугами близких им лиц.
— Очень хорошо, — спокойно произнес Жюльен, ничем не выдавая охвативших его чувств.
Когда страж исчез, верный спутник наших друзей разразился стенаниями и плачем: его разлучали с людьми, ради которых он готов был пойти на все! Но добрая улыбка, осветившая лицо Жюльена, осушила слезы славного молодого человека.
— Глупцы! — тихо сказал Жюльен Жаку. — Они, конечно, хотят превратить наше затворничество в сущий ад, лишить нас всяческой возможности общаться с внешним миром…
— Не исключено также и то, что наши «опекуны» просто решили удалить нежелательного свидетеля на случай, если им вздумается совершить над нами акт насилия, — вполне резонно заметил тот.
— Пожалуй, ты прав…
— Ну что ж, воспользуемся постановлением военного совета в своих целях. Хотя в любом случае местным властям придется связаться с послом, а уж он найдет, к кому обратиться с требованием освободить нас.
— Так что не все потеряно!
— Надо сделать так, чтобы Эстебан тоже отправился в Лиму, но один, а не с курьером, посланным нашими врагами: у нас есть все основания не доверять гонцу, хотя люди, снарядившие его, заинтересованы в том, чтобы мои письма попали в руки представителей нашей страны.
Спустя два часа, во время которых Жюльен написал письма послу Франции в Перу и адмиралу, чья флотилия располагалась в Кальяо, самым тщательным образом проинструктировал метиса и вручил ему конверт, с тем чтобы слуга доставил его во французское посольство, вернулся негр с двумя закрытыми салфеткой блюдами, — вероятно, с едой для узников.
— Возьмите корреспонденцию, — проговорил холодно Жюльен, протягивая послания черному стражу, и затем обратился к молодому человеку: — Ну, иди!.. Тебе посчастливилось — ты на свободе! Прощай же!
— Прощайте, хозяин! — рыдая, промолвил метис. — Ваш слуга никогда не забудет, как вы были добры к нему!
— Раб, — проворчал негр, высокомерно пожимая плечами и подталкивая метиса к двери.
— Смотрите-ка, — заметил Жак довольно кстати, когда они с Жюльеном остались одни, — потомок дяди Тома [633] неплохо устроился!.. Но шутки в сторону: у меня в желудке бурчит от голода. Сейчас самый раз, чтобы познакомиться с рационом этого дома.
633
Имеется в виду негр-раб дядя Том — один из персонажей романаамериканской писательницы Гарриет Бичер-Стоу (1811 — 1896) «Хижина дяди Тома» (1852), вскрывающего бесчеловечный характер рабовладения в Америке.