Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
Однако эти лицедеи [639] не были настолько безрассудны, чтобы полностью исключать возможность того, что в не столь отдаленном будущем им придется ответить за свое преступление. Стремясь всячески сохранить мундиры незапятнанными и не испытывая при этом ни малейшего желания оплачивать в случае провала гнусного замысла разбитые горшки, они задались целью заставить сознаться французских путешественников если и не в их виновности, то, по крайней мере, в своем американском происхождении. Стоило бы графу де Клене и Жаку Арно, в груди которых все горело от непереносимой
639
Лицедей — здесь: притворщик (первоначальное значение этого слова — актер).
Пока разыгрывался этот безобразный фарс [640] , в Лиму был отправлен сухопутным путем курьер с тем расчетом, что, когда он прибудет в место назначения, дело уже завершится, и если даже представители Франции приложат все необходимые усилия и для спасения своих соотечественников пошлют вооруженный корабль, они не найдут и следов их трупов. Конечно, от местного руководства потребуют объяснения. Однако перуанские власти, сославшись на признание обвиняемых, ответят:
640
Фарс — здесь: нечто лицемерное, постыдное по своей циничности (первоначальное значение этого слова — театральная пьеса легкого, игривого, пошлого содержания).
«Эти люди — американские авантюристы, а вовсе не французы: взгляните на их заявление».
Примерно в таком духе размышлял Жюльен, когда он узнал о том, что их лишают слуги, и, исходя из этих предположений, он, воспользовавшись освобождением Эстебана, проинструктировал его, каким образом тот смог бы помочь им расстроить козни злоумышленников. Первое, что должен был сделать метис, — это сесть в Трухильо на корабль и морем добраться до Лимы: если всадник сможет достичь столицы Перу не меньше чем за неделю, то пассажиру парохода достаточно для этого двадцати восьми часов, тем более что между двумя указанными городами регулярно курсируют суда двух компаний — французской трансатлантической и американской.
Эстебан, преданный своим хозяевам, немедленно отправился в Салаверри, служивший для Трухильо портом, и приступил там к поискам пароходных агентств. Город находился в процессе застройки, и метис увидел больше фанерных бараков, нежели обычных домов. Естественно, взгляд его задержался на здании, стоявшем у реки и выгодно отличавшемся от остальных. Негры только что водрузили над ним довольно высокую мачту с развевавшимся на ней флагом, похожим на те, что, как помнилось верному слуге, он видел на консульствах в Кито и Гуаякиле. Зная, что служащие этих учреждений выполняют иногда и функции агентов морских компаний, молодой человек смело вошел через широко открытую дверь в помещение, никем не охраняемое.
За столом, заваленным бумагами, сидел в рубашке с
— Что вам угодно, юноша? — спросил он с тем веселым добродушием, которое обычно являет собой счастливую привилегию лишь людей полных.
— Мне нужно отправиться французским или американским пароходом в Лиму, — робко ответил метис.
— В таком случае вы ошиблись домом, дорогой мой… Это не морское агентство, а английское консульство… обосновавшееся здесь только вчера.
Эстебан вежливо извинился, толстяк же продолжал:
— Ничего страшного… Скажите-ка, а вы очень спешитев Лиму?
— Да, господин, очень!
— Эх, приятель, вам так не повезло! Американский пакетбот ушел позавчера, а французский пароход придет не раньше чем через две недели.
На лице метиса было написано такое горе, что толстяк, проникшись к нему состраданием, вместо того чтобы выпроводить его, спросил молодого человека, не смог бы он хоть чем-то помочь бедняге.
— Ах, господин, — разразился рыданиями славный малый, — мои хозяева погибли!
— Ваши хозяева?..
— Да, господин, два французских путешественника… Перуанцы держат моих хозяев в тюрьме, где их ждет верная смерть!
— Так-так!.. Французы, значит… Расскажите-ка мне о них: хоть я и англичанин, но меня это заинтересовало — не только с чисто человеческих позиций, но и с точки зрения соблюдения цивилизованными нациями международного права.
Эстебан подробно поведал участливому консулу об истории своих взаимоотношений с Жаком Арно и Жюльеном де Клене, о цели совершаемого его хозяевами путешествия, об их встрече в поезде с полицейским, об аресте французов по ошибке или же по злому умыслу и о той миссии, с которой он был послан в Лиму.
Англичанин слушал его не прерывая, потягивая напиток и покуривая ароматическую сигару.
— Это все? — спросил он, когда метис закончил.
— Да, господин, все.
— У вас с собой письма, предназначенные его превосходительству послу Франции и его превосходительству адмиралу?
— Да, господин.
— Позвольте мне, как представителю его превосходительства посла Великобритании, а также полномочному и единственному официальному представителю европейских интересов в Трухильо, ознакомиться с ними.
— Но, ваше превосходительство…
— Я понимаю вашу щепетильность, однако, — добавил он, с гордостью показывая на флаг, развевающийся на мачте, — не забывайте, что доверенная вам корреспонденция находится под защитой английского знамени!
— Я верю вам, ваше превосходительство, — проговорил Эстебан, на которого произвели сильное впечатление энергичное поведение англичанина и не менее энергичные слова, столь контрастировавшие с благодушной внешностью толстяка. — Вот эти письма, господин.
Консул взял конверт, прочел надпись на нем и радостно воскликнул:
— Вы умеете читать?
— Немного.
— Так поглядите на этот адрес.
— Я не понимаю по-английски.
— Это по-французски.
— Французский тоже не знаю.
— Здесь написано: «Его превосходительству послу Франции в Перу, а в случае его отсутствия — его превосходительству управляющему английской миссией». Поскольку я представляю здесь его превосходительство посла Великобритании, я вправе ознакомиться с содержанием письма, адресованного не только послу Франции, но и английскому дипломату, тем более что время не ждет.