Из рода Свирх. Дикарка
Шрифт:
— Море?! — сипло повторила я. — Мне нужно к нему! Как туда лучше пройти?
Женщина посмотрела на меня долгим взглядом и коротко обронила:
— Идём.
Мы спустились по мощёной разбитой плиткой дороге, прошли мимо увитых плющом высоких каменных заборов, и вышли к морю. Я замерла, поражённая его красотой и величием.
Здесь небо касалось воды. Две бесконечности, которым никогда не стать одним целым, две синевы.
У меня в голове прозвучал голос Прола:
— Море оно такое... Это не просто много воды, Маара.
Краем глаза я видела, как хозяйка сняла туфли и, держа их в руках, подошла к кромке воды. Волны окатили белой пеной её щиколотки. Женщина глубоко вдохнула солёный воздух и прикрыла глаза, на её лице появилось умиротворённое выражение...
У меня по щекам потекли слёзы. Я плакала, наконец-то, плакала. Кромка между водой и небом стала расплывчатой, облака утонули.
Хозяйка подошла ко мне и по-матерински обняла за плечи. Так мы простояли долго-долго, грустя каждая о своём.
А море одинаково ласкало всех — никого не удерживая, но и никого не отпуская.
...
Я ехала в дилижансе, который направлялся в Сеншай. За окнами тянулись зелёные луга, а будущее казалось зыбким, как утонувшее в море небо.
Глава 29
Встретил Дегана, как обычно, старая проститутка Жемель. Они издавна друг друга недолюбливали и при встречах по возможности демонстративно не замечали. Вот и сейчас, поднимаясь по парадной лестнице бок о бок, делали вид, что идут в одиночку.
Пройдя через анфиладу залов, они свернули на боковую лестницу, ведущую в личные покои Зига. Лестница была такой узкой, что поместиться на ней мог лишь один человек.
— Жемель, я не заблужусь, вы можете пока заняться более важными делами, — с лёгкой насмешкой произнёс Деган.
— Для меня нет ничего важнее, чем сопровождать посетителей на аудиенцию к императору, — парировал Главный дворцовый распорядитель и направился по лестнице первым.
Сверху раздавались звуки скрипки — значит, Зигги предаётся прекрасному.
Поднявшись по лестнице, Жемель замер перед дверью в ожидании, пока император закончит музицировать. Прерывать божественные звуки, рождаемые из-под пальцев Зига, считалось преступлением, за которое можно и на плаху отправиться. Ибо, что может быть важнее музыки? Уж точно не люди.
Деган остановился напротив Жемеля. В узком закутке не замечать друг друга оказалось сложнее, чем на лестнице. Но они справились.
Деган прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Играл Зиг хорошо, и, пожалуй, мог бы выступать в императорском театре, если бы (вот незадача) не был императором.
Деган постарался абстрагироваться от своего отношения к Зигу и насладиться музыкой, которая летела по дворцу — легче ветра и воздуха. В такие мгновения Дегану было жаль, что он не обладает талантом создавать такую красоту. Ему даже пришла в голову совершенно безумная в своей наивности мысль, что если бы они с Зигом хоть раз сыграли на скрипках дуэтом, то смогли бы найти общий язык. Деган усмехнулся и порадовался, что люди пока не научились читать мысли друг друга. Иначе жизнь стала бы совершенно невыносима.
Звуки скрипки смогли.
Жемель выждал ещё некоторое время, после чего открыл дверь и объявил:
— Стэфан Росчер к господину императору Зигмунту II.
Росчер было именем матери Дегана — наложницы отца. Бастардам всегда прибавляли имя матери, чтобы не забывали, кто они есть, и ни на что не рассчитывали.
Зиг стрял у распахнутого окна, прикрыв глаза и прислушиваясь к тому, как в душе затихают отголоски музыки. За окном было сумрачно, и в канделябрах не гасили свечи. На Жемеля и Дегана император не обратил внимания.
Жемель вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Деган бесшумно прошёл к софе и сел, ожидая, пока Зиг выйдет из образа. По опыту он знал, что ожидание может занять время. Мысли Дегана перетекли на встречу с провокатором и его саквояж. Деган поморщился: после просмотра саквояжа, который провокатор «забыл» в дилижансе, его охватил приступ мизантропии. А ещё он подумал, что если читать только такие кляузы день за днём, можно поверить, что в этом мире не осталось света, а балом правят завистничество, злоба и стяжательство.
Саквояж оказался забит клеветническими письмами на соседей, близких и дальних родственников: жён на мужей, мужей на жён и даже детей на родителей. Дегану было противно в них вчитываться, поэтому он просмотрел поверхностно, собрал весь этот мусор в кучу и бросил в камин. Конечно, это тоже был наивный жест: если кого-то распирает от желания написать кляузу, он за первой напишет вторую, потом третью и так далее, пока не будут приняты меры против объекта его ненависти.
Кроме всей этой житейской эпистолярной грязи в саквояже нашёлся презанятный документ: в столбик были выписаны расходы и доходы. Деган его сначала едва не кинул в общую кучу, приняв за личную бухгалтерию провокатора. Но, вчитавшись, понял, что это коды, обозначающие гораздо большие суммы, чем может позволить себе потратить один человек — даже с очень большими запросами к жизни. К слову, среди бумаг была найдена и личная бухгалтерия провокатора, само собой, не такая же впечатляющая, однако Деган убедился, что почерк в обоих документах совпадает. Видимо, в первом провокатор переписал откуда-то числа и зашифровал их. Хотелось бы найти оригинал, но для этого требовалось встретиться с провокатором. А их расставание прошло так стремительно, что Деган сомневался в возможности провокатора приходить на встречи в течение нескольких месяцев...
Император, наконец, ссоблаговолил его заметить.
— Рад тебя видеть, — сказал Зиг. — Извини, если оторвал от важных дел.
— Что может быть важнее интереса императора к моей скромной персоне, — предельно вежливо произнёс Деган.
— Стэф, перестань, — с некоторым раздражением сказал брат. — Твой образ унылого изгнанника порядком надоел. И вообще, я позвал тебя не для ссоры.
Деган хотел сказать, что неважно, для чего именно Зиг его позвал. Ссора у них всегда стоит в программе встречи. Но Зиг перебил его, громко хлопнув в ладоши; пришлось промолчать. В комнату тенью проскользнула полуголая служанка. На ней были только набедренная повязка из жёлтых монет и ещё одна такая же, только на груди. В свете свечей монеты играли огнями и тихонько позвякивали при каждом движении девушки. Длинные цвета палой листвы волосы закрывали её спину и доходили до талии. Император подал ей знак налить вина ему и Дегану.