Из века в век
Шрифт:
– Как на мальчике, так и на девочке.
– Я серьезно!
– А чем твой мальчик отличается от девочки?
– Стоян!
– Сливным устройством?
– Выйдем! Еще разбудим его. Вечно ты со своими медицинскими шуточками.
Они вышли. Я тот час же открыл глаза и перевернулся на спину.
Что значит "как на мальчике"? И почему Стоян ответил этой глупостью … про девочку?
Мне уже было не радостно и не спокойно. И все из-за доктора Дагмарова.
Тут он появился в комнате собственной персоной
клюквенного морса на блюдце.
– Проснулись? Ну, так извольте откушать, – с ернической интонацией произнес он и поставил стакан на стул у кровати.
Я мрачно взглянул на него и молча отвернулся.
– Ну-ну! С чего бы депрессуха в столь нежном возрасте?
Я промолчал.
– Ладно, Наф-наф! Я ухожу на дежурство. Приду послезавтра.
Не вставай, даже если температура будет нормальной. И пей только
то, что даст отец. Никакого молока из холодильника.
Он похлопал рукой по одеялу в том месте, где предполагались мои
дистрофичные колени и вышел.
Весь следующий день я выдумывал предлог, под каким мог бы
легально взять у отца нужный том энциклопедии, потому что он весь
день был дома. Мало того, его сотрудники решили провести у нас
в квартире выездное заседание кафедры. Так что мне не то, что в кабинет незаметно пройти, мне в туалет было не выбраться.
Заботливый папа принес мне из кухни маленький телик. Но я был такой дохлый, что не выдержал даже половины "Джанго" и заснул.
На следующий день отец вынужден был пойти в институт на
Ученый Совет, который, к моей радости, никак нельзя было пропустить. Как только он ушел, я сразу же сделал вылазку в кабинет и вытащил том "Рубежное- – сферолиты". Быстро пролистал его до "свиньи" с таблицей каких-то свиноматок, но понял, что это не то и стал возвращаться назад. Стоп! Вот! "Свинка (заушница, эпидемический паротит)… так..от пяти до пятнадцати, заражение…, "лицо заболевшего принимает характерный вид". Да уж! Дальше, дальше… "Из осложнений наблюдается …воспаление половых желез". Хотел бы я знать, где они у меня.
Нужен том на "П".
Тут в гостиной послышались шаги, и я понял, что, зачитавшись, не услышал, как пришел Стоян. И все же я успел поставить энциклопедию на место, радуясь, что сделал это вовремя.
Обнаружив меня в комнате отца, Стоян сделал жест: "марш к себе в комнату".
– Тебе своих книг мало? С чего такая любовь к научной литературе?
И тут острый взгляд доктора Дагмарова заметил злополучный том на букву "П", поставленный мной вверх ногами.
– Нездоровый интерес к своему здоровью? – фыркнул он.
Я не дал себя спровоцировать на какой-нибудь непродуманный
ответ, молча удалился в Логово и забрался под одеяло. Но отделаться
от недочитанной фразы в энциклопедии было нелегко. Хотя думать
о воспалении этих самых желез было противно.
А вдруг со мной это уже случилось? Недаром же папа волновался?
Вдруг я вырасту каким-то не таким!
Температура к вечеру не поднялась. Стоян объявил, что нечего меня
обслуживать, как в ресторане в отдельном кабинете, и велел идти
ужинать "на кухню в общепит".
Я сидел скучный и вялый. Мне казалось, что я уже не такой как
раньше. Хотя в чем я не такой, мне было не совсем ясно.
Отец несколько раз участливо спрашивал меня, не кружится ли у меня голова и еще что-то там такое. Зато Стоян невозмутимо и с большим аппетитом ел свои любимые спагетти.
Неужели я ему так безразличен?!
Доктор называется!
Наконец, тягостный ужин окончился, и я отправился в постель,
терпеливо пережив процесс "укутывания околоушных желез"
вонючей мокрой марлей и ватой. Как прокаженный, которому прижигали прыщик на носу.
Пожелав мне спокойной ночи, отец ушел, а я остался в темноте
один на один со своим осложнением. И вдруг кто-то вошел и сел
на кровать у меня в ногах. И этот кто-то сказал голосом Стояна:
– Страдания мартовского кота? Утешься. Трансвеститом не станешь!
У меня прямо дыхание перехватило от негодования.
–Ты, ты…
Я приподнялся, вытянул руки и попытался столкнуть его с кровати.
Стоян, смеясь, отшатнулся и вдруг совершенно неожиданно наклонился, опершись руками на подушку, и потерся колючей щекой о
мою щеку.
Все!
В "городе Киеве"…
Каждое лето начиналось с того, что я с нетерпением ждал, когда студенты отца сдадут свои экзамены, а сам отец закончит, наконец, писать отчеты Грандам. Я никогда не спрашивал отца, кто они такие. Само собой – важные персоны в Испании. Впрочем, однажды, когда меня спросили по телефону, чем занят отец, я оговорился и безмятежно ответил:
– Пишет отчет Дожам!
– Кому-кому? – осторожно переспросили на другом конце провода.
– Ой, не Дожам, а Грандам в Испанию, – поправился я.
Вечером отец проводил ликбез на тему, что такое "гранты", кто и от кого их получает. Все это происходило под истерический смех Стояна:
– Дожам! До-жам! Профессор, Павлик Морозов уличил Вас в запрещенной переписке.
Ну, в общем, когда, по словам Стояна, отец решался ненадолго оставить “свой курятник” без присмотра, мы втроем отравлялись к дяде Мите в Город на Днепре. Вернее в дяди Митину квартиру, потому что чаще всего папин двоюродный брата Митя с женой Вероникой и моей любимой сестрой Маргошей на это время уезжали к родственникам в Ригу. Оставшуюся часть Митиного отпуска мы проводили на различных широтах и в разном составе.