Из внешнего мира
Шрифт:
Деревянные статуэтки и маски. Плащи из выделанных шкур, удивительно мягкие на ощупь. Украшения из ярких птичьих перьев. Все это женщины попытались подарить Амелии. Она сперва соглашалась, не желая их обижать, но когда гора подарков возле ее ног стала доставать ей до пояса, взмолилась о пощаде.
– Мы путешествуем налегке, я не смогу все это взять.
В конце концов, Амелия надела на шею амулет в виде кошки, которую женщины называли "пантерой", на руки - несколько браслетов и еще с десяток украшений распихала по карманам сарафана. Только тогда женщины удовлетворились и перестали наперебой ее уговаривать.
Тем временем, Мамбала активно
Зато сами куава с удовольствием налегали на выпивку, и когда пирующие дошли до нужной кондиции, появились музыканты. Хотя какофонию звуков, которую они производили, едва ли можно было назвать музыкой. Смесь заунывного завывания, дребезжащего тренькая, грохота и душераздирающего визга больше всего походила на те звуки, которые ночью доносились из джунглей. Зелгадис страдальчески поморщился и пожалел, что никто не изобрел заклинание тишины. Или заклинания, мгновенно создающего в ушах пробки из воска.
Амелия, не обладавшая столь тонким слухом, заинтересовалась инструментами дикарского оркестра, которые были не менее странными, чем музыка. В-первую очередь ее внимание привлекло изогнутое в виде лука длинное птичье перо, к которому был прикреплена струна из жилы животного. В стволе пера было проделано отверстие, в него изо всех сил дул музыкант. Струна дрожала, порождая тонкое мычанье. Другой инструмент - пародия на гитару. На треугольную доску были натянуты три струны, резонатором служил надутый пузырь. И наконец, звезда оркестра - барабан из огромного дуплистого пня, на который натянута шкура животного. Куава бил по нему со всей силы двумя дубинками, грохот стоял такой, что закладывало уши, а от вибрации у стоящей рядом Амелии ритмично подпрыгивал желудок.
Но больше всего ее поразили не эти странные инструменты, а простая дудка, выдолбленная из кости какого-то зверя. Виртуоз-куава играл на ней... носом! Втягивал воздух и выдувал с такой силой, что получался низкий, глухой звук. Амелия ошалело таращилась на него с полминуты, а затем пристала с просьбами научить ее. Музыкант поколебался, но все же отдал ей запасную дудку, показал, как нужно правильно дышать. Амелия засунула кончик дудки в нос, набрала в грудь побольше воздуха и дунула. Инструмент ударил ее по лбу и с жалобным "пиу" вскользнул из рук.
– Похоже, это не так-то легко, - Амелия потерла лоб.
– Белая госпожа - наслаждаться музыка, - с добродушной улыбкой заметил дудочник.
– Мы - играть для нее.
Амелия улыбнулась в ответ. Ей нравились эти простые, искренние люди. Они так отличались от жителей Амбассы или хитрых кочевников. Амелии даже начало казаться, что ставшая уже привычной боль в суставах стала утихать. Поэтому, когда начались веселые пляски, Амелия с радостью влилась в круг танцоров.
Внимательно наблюдавший за ней Зелгадис очень удивился, если бы ему сказали, что сейчас его обычно хмурое лицо выглядит необычно умиротворенным. Он уже давно не видел Амелию такой радостной, и ее широкая улыбка согревала его. Он боялся, что она разучилась улыбаться так светло и открыто. Хотелось бы надеяться, что ее зависимость от наркотика проходит.
– Значит, в твоей далекой стране у всех кожа разного цвета?
– спросил Мамбала.
Он оказался ужасно любопытным и достал Зелгадиса расспросами. С увеличением количества витого, его назойливость только возрастала, а благоговение перед гостем уменьшалось.
– Да, - коротко ответил Зелгадис, не желая вдаваться в подробности.
– Получается, есть и краснокожие люди?
– не унимался Мамбала.
– Ага, а еще зеленые и фиолетовые.
Последовал восхищенный вздох.
Зелгадис снова покосился на веселящуюся Амелию. Здорово, конечно, что она расслабляется вовсю, но ему уже порядочно надоело играть в дипломата в одиночку. Обычно он в день произносил от силы десяток слов, а тут приходится чуть ли не соловьем заливаться. Амелии то хорошо, вон как отплясывает.
Она кружилась вместе с женщинами вокруг собравшихся в центре площадки воинов. Те притоптывали ногами и грозно вскидывали копья, выводя песню о недавних событиях, прославляющую подвиги своих спасителей. Молодой парень, хорошо владевший меве, вызвался перевести для гостьи. В изложении куава Зелгадис и Амелия обошлись с работорговцами гораздо более жестоко. Когда переводчик начал детальное описание пыток, Амелия быстро поблагодарила его и сказала, что она уже оценила местную поэзию. Людей, у которых едва не забрали жен и детей, можно было понять, но Амелия предпочла просто погрузиться в музыку, позволив дикой мелодии подхватить себя и унести далеко-далеко.
Она кружилась и кружилась, вокруг нее вращались размытые коричневые фигуры, зеленые листья, кривобокие хижины. Все быстрее и быстрее...
Земля вдруг полетела навстречу Амелии. Все ближе и ближе. Затем опустился мрак.
Зелгадис стрелой сорвался с места, подхватил ее на руки, не давая упасть. Выругался, ощутив исходящий от Амелии жар. Ломка отступила? Как же! Проклятие не собиралось так просто оставить Амелию. Ее бил озноб, она вся горела - начинался новый кризис. В такие минуты Зелгадис думал, что все это - своеобразная кара для него. За эгоизм, за близорукость. Но зачем тогда было мучить Амелию? Уж лучше бы той дрянью накачали его самого.
Музыка смолкла, оборвавшись на жалобной ноте. Куава сгрудились вокруг, озабоченно и растеряно глядя на своих гостей. Не обращая на них внимания, Зелгадис вызвал "Рекавери" и прижал светящуюся руку ко лбу Амелии.
Ему на плечо робко легла чья-то ладонь, Зелгадис вздрогнул, оборачиваясь. Мамбала, выглядящий совершенно трезвым, указал ему на одну из хижин, которая была немного больше других.
– Пусть белая госпожа отдохнет на моей постели.
Зелгадис молча кивнул и понес Амелию в хижину, не прерывая исцеляющего заклинания. Обстановка внутри была убогой. На полу - циновки, сплетенные из травы. В центре - выложенный камнями очаг. У стены та самая кровать, которую так любезно предложил Мамбала. Королевское ложе представляло собой охапку веток и листьев, накрытую пятнистыми шкурами. Но это все же лучше, чем спать на земле.
Зелгадис осторожно положил Амелию на это подобие кровати. Она перестала дрожать, но жар не спадал.
– Дайте воды и какое-нибудь одеяло, - потребовал Зелгадис.
Все это появилось немедленно, словно по волшебству. Зелгадис заботливо укутал Амелию в одеяло, смочил ее губы и лоб холодной водой.
Амелия разлепила веки, посмотрела на него мутными глазами.
– Я... тренировала... "Висфаранк", - неразборчиво промямлила она.
– Как... ты говорил...
– Ты молодчина, - так мягко, как только мог, проговорил Зелгадис.
– Попей немного.