Задача предисловия, по-видимому, в том, чтобы задержать читателя, помешать ему свободно войти в книгу. Незавидная роль!
Поэтому – как можно короче: стихотворения Дмитрия Щедровицкого хочется перечитывать. Но ведь это и значит, что они – поэзия. Только поэзия – мир, где в отличие от всех прочих миров можно дважды войти в одну и ту же реку. Потому что слова поэзии преодолевают время. В стихах Щедровицкого главное то, что они подчиняют себе время, обезвреживают его коварство и способность губить. И поэтому в его словах можно услышать Слово.
Я уверен, что этим стихам суждено торжествовать над временем.
М. В. Панов
I
ИЗ КНИГИ «АНГЕЛ СООТВЕТСТВИЙ» (1972–1973 гг.)
* * *
Как самоцелью и судьбой сонат,Как в сон глубокий,Сквозные зданья снежные звенятНа солнцепеке.Преображенный
переходит в боль —И виден лучше,Когда так сладко редок лист любойВ осенней гуще.И в небольшие эти городаУйду на треть я,Неразличимый от кусочков льда,От междометья...
1972
ПРИГОРОК
Подрезанное дерево – диковинный светильник,Березы – только вышиты, судьба – совсем с иголки.Лесные звезды спрятаны в суставах клена тыльных,И светятся раскрытые ворота на пригорке.Несложный выкрик скрытых птиц по рощицам рассован,В глотанье глины – голоса разломанной недели,Из глуби запаха болот – из кислого, косого —Зовут белесо. Не поймешь – ликуют ли, в беде ли.И ветер выросший поет, взобравшийся на клирос,В воде сияют под травой невиданные лики...Расстелим плащ, разломим хлеб, посетуем на сырость:Идти придется до утра – темно стучать в калитки.
1972
EXODUS
Над умами, полными товара,Над душой, площадной со стыда,Городов холмистая тиара,Непобитый козырь – Амстердам.И один среди двухсот владельцевДыр в холмах и лучших в море местЖаждет в небо бурое вглядеться —И узреть из туч проросший перст.
1972
АЛИ
Со смертью Али прекратились потоки,И падали звезды, вопя о пощаде,Вздымались низины, померкли пророки —И вспыхнуло небо, с землею в разладе.Но молвил Али о таинственном нищем,Что явится ночью за царственным телом,И брошен был труп на тележное днище,И выли колеса в саду оголтелом.Плоды опадали и лезли из кожи,Но следом разгневанный вышел потомок,И лошадь нагнал, и схватился за вожжи,Взмахнув над возницей мечом средь потемок.И нищий откинул с чела покрывало:Открывший лицо пролетавшей комете —Али улыбался... И как не бывалоНи лиц, ни времен, ни телеги, ни смерти.
1972
МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ
Ночь содрогнулась приближеньем боли,Плоды пространства страхом налиты,Звезд оскуденье слышимо сквозь голыйИ зримый голос пустоты.Толпой созвездий густо замираяУ входа в суженный зрачок,Отягощенный свет взывает: «Равви!Я в этой тьме один, как светлячок».
1973
* * *
Кого ты встретил,Кого ты видел возле грушевой горы,Кто с нами третий,Кто двери лета затворенные открыл,Кому все этиДубы и клены многоярусной игры,Кто чище смертиОделся в тогу аистиных сладких крыл?...
1973
* * *
К небосводу багрового гневаОбратился приземистый лик:За окном собирались деревья,Я поклоном приветствовал их.– Что нам делать, стропила вселенной,Колоколенок птичьих столбы,Коль в подлунном наследном именьеМы – клейменные страхом рабы?– Препояшемся бранной листвоюИ на пилы пойдем напролом,Если Темный воссядет главоюЗа медовым гудящим столом.Нам известны хоромы и клети,Мы в любое глядели окно.Лишь молчавшим в теченье столетийНа Суде будет слово дано.
1973
ГЛУХОЙ
– Для
чего ты звенишь, шелестишь,Дал истоки звучаниям разным,Разве ты соловей или чиж,Что тревожишь нас голосом праздным?– Что мне делать?При жизни со мнойГоворили лишь стоном и ревом,И пред самой кончиной, весной,Только клен перекинулся словом.
1973
ИРЛАНДИЯ
Ты – болот и трясин колонист —Пренебрег водопадом гортанным.Рукавом от чудес заслонись,Ослепленный ирландским преданьем:Как оделись в печаль доголаИ тела их оленьи, и лица,Как из лука выходит стрела,Будто слово из уст прозорливца,Как зеленый пронзен средь полей,Как в огонь увлекает багровый,Как настигнутый синий оленьЗакрывает надмирную кровлю,О зверье застывающих чащВозвещая серебряным горном,Расстилая светящийся плащВ дольнем мире и в Имени горнем.
1973
II
ИЗ КНИГИ «КЛЕНОВЫЙ КЛАН» (1974–1976 гг.)
МОТЫЛЕК
О, не летавший вовсе не жил,И ждет бурлящая смола,Иль холод ждет его.Но где же Душа осуждена былаЛетающая? Даже реже,Чем в глаз вонзается игла, —Случится то, что сСилой Зла Произошло.Недвижны межиМеж тварью, что во тьме ползла —И той, что дни считала те же,Раскинутые веси нежаПод перекладиной крыла:Такая, лишь смежила вежды, —Из тьмы в нетленье перешла.Простором медленного взлетаИ ты, погибший, одарен:Тебя носил счастливый сонИз края в край, в ночах без счета,И обо всем земном заботыТы оставлял внизу, лишенТелесной тягостной дремоты.Но был убит однажды кто-тоТобой, и жил на свете онЛишь день. Ты вышел на охоту,Бежал и медлил, ослепленТой полнотой ожившей ноты,Тем бытием двойного счета,Каким убийца наделен...Бессрочно, как подруга Лота,К вине соленой пригвожден, —Как склеп под слоем позолоты,Ты канешь в темный Аваддон!..
1974
* * *
Во мгле заграждали чешуйчатой грудью,Встречались зимою – и было теплей,Мостами легли, берегли перепутья,Ловили с обрыва, скрывали в дупле.И слух, оглушенный первичной виною,Очистился жертвой раскинутых рукВеликих деревьев, увиденных мноюВ садах городских, и во сне, и в жару.Приближу к губам умолкающим палец —И слышу, как бодрствует в мире ветла,В молчанье зеркальной горой рассыпаясьИ Бога святя в сердцевине ствола.
1974
стихи
– Зачем бегут в чужие страныИз теплой памяти жилой?– В ее ворота гроздью пьянойПрирода смотрит тяжело —И шепчет: «Я тебя разрушу,Но сохраню твои слова».– И им не терпится наружу,Туда, где речь всегда жива.
1974
* * *
Без ветра я не вижу. Это онНесет навстречу полдень и размеры —Всех ароматов тайный эталон,Рождающий в невидимое веру.Едва к незримой скважине прильну,Я слышу: он, подобно пьющей лани,Подталкивает мелкую волнуИз глубины в каналы обонянья.Фигуры возникают к сентябрюИзбытых судеб – поредевшей бронзы,И я на них сквозь изгородь смотрю,Особенно – когда темно и поздно.