Из-за девченки

Зюзюкин Иван

— Половина учителей болеет,— опередил Колюня вопрос бабули, почему вернулся из школы так рано.— Да и как им не болеть? С нами, наглыми, железные нервы надо иметь. Скорее бы переводили на машинное обучение, что ли...

— Есть сейчас будешь или потом?

— Так устал — даже есть не хочется. И некогда. Уроки, общественная работа...

Бабуля никогда точно не знала, правду эта балаболка говорит или, как всегда, дурь выламывает. На всякий случай она пошла разогревать щи, отбивную котлету и допекать пирог с яблоками. Колюня же, напевая боевой мотивчик, ногой открыл дверь в свою комнату, ногой же и закрыл.

Бросил сумку на стол, подошел к зеркалу. Ну, Рублев, ну, рыжий прохвост,

заварил ты кашу с этим культпоходом в кино! Смешнее всего будет, если Валерку, здорового лба, и ее пропустят, а тебе посоветуют прийти попозже, с паспортом. Фильм-то: дети до шестнадцати не допускаются. Боятся, вдруг детки узнают то, что они давным-давно знают. Нет, дудки, я уже не маленький. Маленьким меня школьная форма делает. А как облачусь во все фирменное, у билетерши дыхание перехватит от почтения. Он открыл дверцу шифоньера. Вельветовый пиджак с борцовскими плечами — вот что его состарит сразу лет на пять!

— Обед я приготовила,— заглянула к нему бабуля.— А сама пошла в хозяйственный. Порошок, сказывают, выбросили. Ты дома будешь?

— Нет, скоро ухожу на выставку японской графики,— соврал он и сам не понял зачем.— Кстати, дайка трешечку на мороженое...

— На мороженое?.. Совсем меня за дуру считаешь...

Но деньги, затребованные внуком — куда денешься,— выдала. Отец с матерью, уезжая, оставили для него хорошенькую сумму: по тридцать рублей в месяц на карманные расходы. Она была против такого баловства. Невестке побоялась, а сыну сказала: «Вы вроде как откупаетесь от него...» Хотела утаить эти деньги и сберечь их для внука — пригодятся, когда станет большим. Но тот знал про них и тратил, на что хотел. Прошлой зимой позвал товарищей из школы на день рождения. Она приготовила им поесть, пирог испекла, фруктовой воды по бутылке на человека поставила и, согрешив, купила для них бутылку шампанского. Не дай бог, думала, сами uero-то покрепче купят. Они еще за стол не сели — сразу включили какую-то оголтелую музыку, такую громкую, что у нее на кухне стаканы по столу поехали. Лечатся они от чего-то ею, что ли? Сидеть с ними — она еще не выжила из ума — не стала. Пошла к соседке. В одно время с ней из квартиры Вышел и Валерий. Этот парнишка ей нравился. Смирный. Суждения как у взрослого. «Что мало был?» — спросила она. «Скоро по учебной программе астрономия,— с заботой в голосе ответил он.— А с ними разве посмотришь?» Через час она вернулась — их никого уже не было, убежали на улицу. На столе, кроме бутылки из-под шампанского, стояла еще одна, она не поняла, из-под чего. Было накурено. Телевизор работал на полную мощность, пластинка на проигрывателе крутилась без звука. Ох, горе ты мое! Беспечный он, непутевый. Скорее бы уж отец с матерью взяли его к себе.

Перед кино Колюня решил подкрепиться. Слазил в холодильник. И прежде чем с кружком полукопченой колбасы плюхнуться в кресло, включил магнитофон. «Гуд бай, май лав, гуд бай!» — неправдоподобно высоким для своего могучего телосложения тенором пел и оплакивал расставание с любимой грек Демис Руссос на английском языке. Песня Колюне нравилась. Он подпевал Руссосу, заодно отрабатывал произношение, чему, кстати, весьма способствует одновременное прожевывание колбасы...

...Валерий подошел к ДК за пятнадцать минут до начала сеанса. Повертел головой туда, сюда: Рублев еще не пришел. Соседка по парте (он не сразу узнал ее в цветастой, как у цыганки, юбке и туфлях на высоком — закачаешься — каблуке) подошла чуть позже его и тоже теперь посматривала по сторонам. Коробкин отошел за угол и решил не выходить оттуда, пока не придет инициатор этого культпохода — Рублев.

А тот не появлялся! И это все сильнее и сильнее злило Валерия. Сколько уже раз он зарекался иметь какие-то дела с Колюней. Не в то, так в другое вляпаешься. Вот и сегодня из-за него дома вышла неприятность. Хотел уйти в кино по-тихому, но мать не проведешь. «Ты куда вырядился? Эгоист! Весь в отца!..» И пошло — поехало...

— Привет! — услышал он удивленно-радостный возглас Малышевой.— Кого угодно ожидала здесь встретить, только не тебя...

Не зная, что сказать, Валерий побагровел.

— Если не секрет, что здесь делаешь? — пришла она к нему на выручку.

— То же самое, что и ты — жду третьего...

— Да?! — Катя озадаченно склонила голову к плечу (с такой длинной и гибкой шеей, как у нее, нет ничего проще) и посмотрела на него точно птица из-под крыла.— А где же третий?

— Рублев? Сейчас придет...

— Рублев?! — Катины глаза изумленно распахнулись и на миг застили Валерию весь белый свет. Его неопытная душа невольно подалась к ней, но опаленная темным пламенем глубоких зрачков, тотчас отпрянула назад.— Никогда бы не подумала,— хихикнула Катя.— Мне рассказывали, он ненавидит нас, девчонок...

— Слушайте вы его...

— Зачем же он записку посылал? Не мог просто так пригласить?

Валерий снова загляделся на Катю. Какие у нее красивые в серебряном свете солнца волосы! Такие легкие, точно они ничего не весят. Ветра нет, а летают с плеча на плечо. В школе он за ней не замечал такого. Но в школу она приходит в школьной форме, с «конским хвостом»...

— Что же он не идет? — вдруг забеспокоился Валерий.— Уже первый звонок...

— Ты меня спрашиваешь?.. А между прочим, если мальчишка пришел с девчонкой в кино, он обязан ее развлекать...

— Как?! — с ужасом поглядел на нее Коробкин.— Анекдоты рассказывать? Я ни одного не помню...

— Я ехала сюда и думала, что в Москве мальчишки понаходчивее,— опять хихикнула она.— Но Вообще-то, если не хочется разговаривать, лучше молчать.

— Сейчас Рублев придет — с ним весело станет,— с тоской пообещал Валерий.— Кстати, уже второй звонок...

— У тебя есть сигареты? — неожиданно спросила она.

Пораженный ее вопросом, он замотал головой и спросил:

— А ты что, куришь?

— Нет. Просто я хотела узнать, куришь ли ты...

— Даешь,— расплылся он в беспредельно широкой улыбке.

— А если б курила, то что?

— Да курят обычно еще те…

— Глупость какая,— не согласилась она с ним.— У меня мама курит. А я могу поклясться, что она очень порядочная женщина...

В это время зазвенел третий звонок.

— Пойдем в зал? — спросила она.

— Может, еще подойдет? — опять затосковал Валерий.— Неудобно без него...

Катя без слов вытянула из его руки билеты, подошла к кассе, где стояло несколько человек.

— Кому билеты? — громко обратилась она к ним.— Десятый ряд, середка!

— Ты чего?! — подбежал к ней Валерий.

— Ничего.— И снова спросила очередь:—Кому билеты?

— Ну и черт с ним! — в сердцах воскликнул Валерий, имея в виду инициатора Колюню, схватил Катю за руку и потащил в кинозал, где уже медленно мерк свет...

После кино Валерий решил позвонить Рублеву. Накрапывал дождь. Катя тоже вошла в будку и встала напротив Валерия. И пока он набирал номер, разговаривал с Рублевым, заплетала волосы в косу и, не таясь, разглядывала его лицо. Ей нравился этот мальчишка, Даже тем, что неразговорчив, чуть важничает, тоже нравился. Лицо у него симпатичное. Чистое, спокойное! Нос почти сросся со лбом, как у древних римлян, подбородок чуть выдается вперед — где-то она читала, это признак сильной воли. А глаза у него почему-то невеселые, даже когда улыбается. Интересно, знает ли он сам, что немножко похож на артиста Богатырева, который ей очень понравился в «Мартине Идене»?..