Избавитель
Шрифт:
– Это Ад? – спросил Харона Василий, но тот промолчал и лишь ехидно улыбнулся.
Челн продолжал лететь над бескрайними просторами Ада, но чем дальше они отдалялись от берега, тем сильнее чувствовалась нервозность и агрессивность этого мира. Прошло, наверное, дня два по земному времени, прежде чем изменения, происходившие внизу, постепенно стали очевидными. На улицах появились банды, нападавшие на души и схлестывающиеся в кровавом бое друг с другом. Их борьба была такой же крайне жестокой, каким «крайним» было здесь всё. Пока это были единичные случаи, но лица душ уже не были беззаботно веселы, а скорее наполнены злобным весельем. Наибольшее удовольствие им доставляла теперь забава заставлять других страдать; хохот стал громким и грубым; таким же резким и грубым стало и само общение. Уже чаще
– Кто эти люди? – спросил Василий.
– Те же, – ответил Харон скрипучим голосом. – Чем больше прибывает новых душ, тем дальше вглубь переселяются те, кто оказался здесь раньше.
Они продолжали путь, а Ад продолжал свое преображение. Дворцы встречались реже, все чаще проступала необработанная скальная порода, светильники стали редкостью, и они уже не создавали того ослепительного света, что был на прибрежных землях. Вместе с мраком росли напряжение и злоба людей. Уже давно не встречались довольные радостные лица. Все с отупением предавались какой-то одной страсти, бессмысленной и беспощадной: кто-то без меры и удовольствия жадно поглощал пищу, кто-то дрался, не разбирая, на кого нападает. Или вдруг появлялся небольшой кружок игроков, участники которого молча бросали кости или карты, и кучка золотых слитков в центре бессмысленно перемещалась от одного игрока к другому.
– Они думали, что будут наслаждаться своими страстями вечно, – со злорадством проскрипел Харон. – Но со временем им надоедает все. У них остаются только пустота и злоба.
Прошло много времени: дня три, а, может, и неделя – время без Солнца угадать можно было лишь примерно, – и челн оказался в стране, не имевшей ничего общего с золотым прибрежным Адом. Среди острых скал и камней бесновались тысячи и тысячи душ, обезумевших в своей ярости. В жестокой битве они перемешивались в сплошную свалку. Хрупкая девушка хватала огромный камень и ударяла им своего врага с такой силой, что череп его деформировался, и изо рта фонтаном била кровь. Но через секунду голова, будто резиновая, восстанавливала свои прежние очертания, и враг, преисполненный яростью, ревел медведем, и из его кипящей утробы вырывались языки пламени, обжигая всех вокруг. Усталость и сон стали бы для них спасением, но мертвым они были недоступны, и грешники вгрызались друг в друга, вырывая зубами куски плоти, ломая руки, ноги, пальцы, но все их раны тут же заживлялись.
Больше стало и тех, кто сидел у подножий скал, попеременно рыдая и смеясь, или же тупо смотрел в одну точку. Их взгляд не выражал ничего, они никак не реагировали на окружающих, и когда кто-то налетал на них и жестоко избивал, они не предпринимали ничего, чтобы прекратить это.
Челн легко и равнодушно пролетал над ними, устремляясь к возвышавшейся вдали горной цепи. Цепь кольцом окружала Центр Ада и расступалась только в одном месте – там, куда и направлялись Харон со священником. По дну этого ущелья растекалась лава, а вверху кипели черные тучи. Когда челн полетел над этой дьявольской пропастью, раскаленные потоки воздуха, восходящие от лавы, начали раскачивать его так, что Василию пришлось присесть и вцепиться руками в борта. Харон же стоял как прежде, не обращая внимания на качку, и все также изредка взмахивал в воздухе веслом.
Они миновали хребет, и за ним открылась широкая долина, заполненная демонами и чертями всех мастей. В центре долины стоял огромный черный трон с высокой спинкой и подлокотниками, украшенными черепами. На троне восседал огромный ангел в белых сияющих одеждах. Лицом он был прекрасен, но оно выражало усталость и равнодушие и оттого казалось суровым. Ангел сидел, впившись пальцами в подлокотники, и глядел перед собой.
Харон молча высадил Василия перед троном. Ангел лениво взглянул на священника и кисло ухмыльнулся.
– Все же Яшка Каин улизнул. Ну и чёрт с ним, – сказал он, и демоническое окружение дружно засмеялось. – Так, значит, ты и есть тот Василий?
– Да, но кто Вы?
– Еще не догадался? – ангел снова кисло ухмыльнулся. – Я – Дьявол, твой Хозяин на ближайшую вечность.
Черти снова захохотали, прыгая вокруг Василия и пугая его вилами и баграми.
– Дьявол? – изумился Василий.
– Ах да, вам удобнее представлять меня уродливым рогатым чудовищем, – он расправил крылья за спиной и вмиг превратился в огромную отвратительную темно-красную тварь с перепончатыми крыльями, зубастой пастью и огромными толстыми рогами. Василий отпрянул от неожиданности и ужаса, а нечисть вновь разразилась хохотом и запрыгала. Дьявол сложил свои крылья и принял прежний вид.
– Но ведь я, – продолжил он, – тоже ангел, пусть и падший. И я лучший из всех Его творений, хоть Он меня и оскорбил.
– Оскорбил? Бог? – промямлил Василий, все еще не отошедший от пережитого зрелища.
– Да. Я старался для Него, – со злостью в голосе и взгляде сказал Дьявол. – Я проделал б'oльшую работу, когда Он решил сотворить Мир, и надеялся, что получу на него особые права. А Он вместо этого отлучил меня от Вселенной. Более того, Он поставил меня наравне с архангелами! Меня! Лучшего из ангелов!
Дьявол откинулся на спинку и заговорил громко, словно хотел, чтобы слова его донеслись до Небес:
– Но я верну себе всё, что мне причитается! Я заполучу этот мир! – он протянул руку вверх и сжал кулак, словно хотел схватить ускользнувшую от него Землю. – И я заберу души людей!
– Зачем они тебе?
– Он отнял у меня самое дорогое – я сделаю то же самое!
– Но разве это возможно?
– Я даю людям всё, что они пожелают, и, в конце концов, они отвернутся от Него.
– Посмотри за границы своих гор, разве это делает их счастливыми?
– Их счастье меня не волнует, – сурово парировал Хозяин и добавил уставшим тоном. – . А теперь пошел прочь, ты меня утомил.
Дьявол разочарованно откинулся назад и углубился в свои невеселые думы, а Василия подхватили под руки и с улюлюканьем и хохотом вынесли в Ад.
Глава XII
Потекли долгие годы. Пребывание в Аду для Василия было тяжёлым испытанием. Он не умел радоваться жизни, как это делали окружавшие его грешники. За это он их и презирал, и завидовал им. Сама адская жизнь вокруг них била ключом, и они пили из этого ключа жадными глотками и не могли напиться. Всё, что он умел, всё, что наполняло его жизнь на Земле смыслом, была молитва за других людей, но здесь эти способности никому не были нужны. Василий стремился держаться целомудренно, памятуя о своем сане, но нет такой крепости, которую нельзя было бы взять долгой осадой. И он сдался, но не сразу, а, как это обычно бывает, постепенно: скажет слово, совершит незначительный поступок или просто помыслит – и вот уже пошла трещинка по крепостной стене. Крепость стоит, и грозно возвышаются ее башни, и рвы глубоки, но одна стена уже с трещиной. Если б только можно было снять осаду, избавиться от всего этого окружения! Однако вокруг крепости разбила лагерь тьма искушений и терпеливо обстреливает стены, не давая ни единого шанса осажденным. Так, по камушку, крепость разрушается, и вдруг однажды оказывается, что ров легко перейти вброд, остатки стен – перешагнуть, а вражеская армия уже давно ворвалась в крепость и заняла почти все строения, вытеснив осажденные добродетели в ветхий сарай. Осада превращается в пустую формальность, но даже соблюдать эту формальность уже не хватает сил.
Он пробовал бороться с депрессией разными делами, но чем можно заняться в Аду? Василий убирался на улицах, но уже через час они принимали свой прежний вид. Проповедовал, но толпа смеялась над ним и расходилась. Писал сочинения, но его рукописи поджигали и носились с ними по улочкам, как с факелами. Словом, всё, что он ни делал, никто не ценил, никому это не было нужно. Он ненавидел за это грешников, ненавидел себя, ненавидел свои дела, которые казались ему презрительно мелкими, и которые он рано или поздно забрасывал и вновь впадал в депрессию.