Изборник. Памятники литературы Древней Руси
Шрифт:
Гладу же велику приспевшу и смерти належащии глада ради бываютца да вся люди. Блаженный же дело свое съдръжаше, събираа лобеду. И сего видевь некий человек събирающа лобеду, начат и той събирати победу себе же ради и домашних своих, да темь препитаются в гладное время. Сему же тогда блаженному паче умножашеся лобеда на пищу, и болий труд творяше себе в тыи дни: собираа таковое зелие, яко же и прежде рех, и своима рукама стираа, творяше хлебы и раздаваще неимущим и от глада изнемогающим. Мнози же бяху тогда к нему приходяще в гладное время, он же всем раздаваше. И всемь сладко являшеся, яко с медом суще. А не тако хотети кому хлеба, яко же от руку сего блаженнаго сътворенное от дивиаго зелиа приати. Кому бо дааще с благословениемь, то светел и чист являашеся и сладок бываше хлеб; аще ли кто взимаше отай, обреташеся хлеб яко пелынь.
Некто бо от братья втайне украд хлеб, и не можаше ясти, зане обретяшеся в руку его, яко пелынь, и горек паче меры являшеся. И се сътворися многажды. Стыдяше же ся, от срама не могый поведати блаженному своего съгрешениа. Гладен же быв, не могый тръпети нужда естественыа, видя смерть пред очима своима, и приходить к Иоанну игумену, исповеда ему събывшееся, прощениа прося о двоемь съгрешении.
Егда же Святоплък с Давидом Игоревичем рать зачаста про Василкову слепоту, его же ослепи Святоплък, послушав Давида Игоревича, с Володарем и с самем Васильком [996] . И не пустиша гостей из Галича, ни лодей з Перемышля, и не бысть соли в всей Руской земли. Сицеваа неуправлениа быша, к сему же и граблениа безаконнаа, яко же пророк рече; «Сънедающи люди моа в хлеба место, господа не призваша». И бе видети тогда люди сущаа в велицей печали и изнемогших от глада и от рати, и не имяху бо ни пшеница, ниже соли, чим бы скудость препроводити.
996
Егда же Святоплък… и с самем Васильком. — Имеются в виду события 1097 г., о которых подробно рассказывает «Повесть временных лет».
Блаженный же тогда Прохор имеа келию свою. И събра множество попела от всех келий не ведущу сего никому же. И се раздаваше приходящим, и всемь бываше чиста соль молитвами его. И елико раздаваше, толико паче множащеся. И ничто же взимав, но туне всемь подаваше, елико кто хощеть, и не токмо монастырю доволно бысть, но и мирьскаа чада к нему приходяще, обильно възимаху на потребу домом своим. И бе видети торжище упражняемо, монастырь же полон приходящих на приатие соли. И от того въздвижеся зависть от продающих соль, и сътворися им неполучение желанна. Мневше себе в тыа дни богатество много приобрести в соли, бысть же им о томь печаль велиа: юже бо прежде драго продаваху, по две головажне на куну, ныне же по 10 и никто же възимаше. И въставше вей продающий соль, приидошако Святополку и навадиша на мниха, глаголюще, яко: «Прохор чернець, иже есть в Печерьском монастыре, отъят от нас богатество много: даеть соль всем к нему приходящим невъзбранно, мы же обнищахом». Князь же, хотя им угодити, двое же помыслив в себе: да сущую молву в них упразднить, себе же богатество приобрящеть. Сию мысль имеа в уме своемь, съвещав с своими съветники, — цену многу соли, да емь у мниха, продавца ей будеть. Тогда крамольником тем обещеваеться, глаголя: «Вас ради пограблю черньца», — крыа в себе мысль приобретениа богатества. Сим же хотя мало угодити им, паче же многу спону им творя, — зависть бо не весть предпочитати, еже полезно есть творити. Посылаеть же князь да возмуть соль всю у мниха. Привезене же бывши соли, и прииде князь хотя видети ю, и с теми крамолникы, иже навадиша на блаженнаго, и видевше вси, яко попел видети очима. Много же дивишася: что се будеть? и недоумеахуся. Известно же хотяху уведети, что се будеть таковое дело, обаче же повеле ю съхранити до 3 дьний, да разумеють истинно. Никоему же повеле вкусити, и обретеся попел в устех его.
Приходящимь же по обычаю множество народа хотяще же взимати соль у блаженнаго. И уведевше пограбление старче, възвращающеся тщама рукама, проклинающе сътворшаго сие. Блаженный же тем рече: «Егда иссыпана будеть, и тогда шедше разграбите ю». Князь же, дръжав ю до трех дьнех, повеле нощию изъсыпати ю. Изсыпану же бывшу попелу, и ту абие преложися в соль. И се уведавше граждане, пришедше разграбиша соль. И сему дивному чюдеси бывшу, ужасеся сътворивый насилие: не могый же съкрыти вещи, зане пред всем градом сътворися. И нача испытовати, что есть дело сие. Тогда сказаша князю ину вещь, еже сътвори блаженный, — кормя лобедою множество народа и в устех их хлеб сладок бываше; некоторый же взята един хлеб без его благословениа, и обретеся, яко прьсть и горек, акы делынь в устех их. Си слышав князь, стыдевся о створеннем и шед в монастырь к игумену Иоанну, покаася к нему. Бе бо прежде вражду имеа на нь, зане обличаше его несытьства ради богатьства и насилиа ради. Его же ем, Святоплък в Туров заточив, аще бы Владимерь Мономах на сего не востал, его же убояся Святоплък въстаниа на ся, скоро възоврати с честию игумена в Печерьский монастырь. Сего же ради чюдеси велику любовь нача имети к святой Богородици и к святым отцемь Антонию и Феодосию. Черноризца же Прохора оттоле вельми чтяше и блажаше, ведый его в истину раба божиа суща. Дасть же слово богови к тому не сътворити насилиа никому же. Еще же и се слово утверди к дему князь, глаголя: «Аще убо аз, по изволению божию, прежде тебе отъиду света сего, и ты своима рукама в гроб положи мя, да сим явится на мне безлобие твое. Аще ли ты прежде мене преставишися и пойдеши к неумытному Судии, то аз на раму своею в печеру внесу тя, да того ради господь прощение подасть ми о многосътвореннемь к тебе гресе». И сие рек, отъиде от него. Блаженный же Прохор многа лета пожив в добре исповедании, богоугодным, чистым и непорочным житиемь.
По сем же разболевъся святый, князю тогда на войне сущу. Тогда святый наречение посылаеть к нему, глаголя яко: «Приближися час исхода моего от тела. Да аще хощеши, прииди, да прощение възмеве. И скончаеши обещание свое — да приимеши отдание от бога и своима рукама вложиши мя в гроб. Се бо ожидаю твоего прихода, да аще умедлиши и аз отхожу, да не тако исправит ти ся брань, яко пришедшу ти ко мне». И сиа слышав, Святоплък в той час воа распустив и прииде к блаженному. Преподобный же много поучив князя о милостыне, и о будущемь суде, и о вечней жизни, и о будущей муце; дав ему благословение и прощение, и целовав вся сущаа с княземь и, въздев руце горе, предасть дух. Князь же, взем святаго старца, несе и в печеру, и своима рукама в гроб вложи. И по погребении блаженнаго поиде на войну и многу победу сътвори на противныа агаряны, и взя всю землю их и приведе в свою землю их [997] . И се бо бысть богом дарованнаа победа в Руской земли по проречению преподобнаго. И оттоле убо Святополк, егда исхождаше или на рать, или на ловы, и прихождаше в монастырь с благодарениемь поклоняяся святой богородици и гробу Феодосиеву, и вхождаше в печеру к святому Антонию и блаженному Прохору, и всемь преподобным отцем покланяася, и исхожаше в путь свой. И тако добре строашеся богом набдимое княжение его. Сам бо сведетель быв ясно, исповедаа чюдеса бо и знамениа, яже быша преславнаа Прохора же и инех преподобных. С ними же буди всем нам получити милость о Христе Иисусе господе нашем. Ему же слава с отцемь и с сыном ныне, присно.
Слово о погибели Русской земли
998
Отселе до угор — то есть от Владимира до границ с венграми.
Киево-Печерский патерик
…Пишет ко мне княгиня Ростиславова, Верхуслава, что она хотела бы поставить тебя епископом или в Новгород, на Антониево место, или в Смоленск, на Лазареве, или в Юрьев, на Алексееве. «Я, говорит, готова хотя до тысячи серебра издержать для тебя и для Поликарпа». И я сказал ей: «Дочь моя Анастасия! Дело не благоугодное хочешь ты сотворить. Если бы пребыл он в монастыре неисходно, с чистой совестью, в послушании игумена и всей братии, в совершенном воздержании, то не только облекся бы в святительскую одежду, но и вышнего царства достоин бы был».
А ты, брат мой, не епископства ли захотел? Доброе дело! Но послушай, что Павел апостол говорит Тимофею. Прочитавши, ты поймешь, исполняешь ли ты сколько-нибудь то, что подобает епископу. Да если бы ты был достоин такого сана, я от себя не отпустил бы тебя, но своими руками поставил бы сопрестольником себе в обе епископии: во Владимир и в Суздаль. Так князь Георгий и хотел; но, видя твое малодушие, я воспрепятствовал ему в этом. И если ты ослушаешься меня, захочешь власти, сделаешься епископом или игуменом, — проклятие, а не благословение будет на тебе! И после того не войдешь ты в святое и честное Место, в котором постригся, Как сосуд непотребный будешь, извержен ты будешь вон, и после много плакаться будешь без успеха. Не в этом только совершенство, брат мой, чтобы славили нас все, но чтоб исправить житие свое и чистым себя соблюсти. Как от Христа, бога нашего, во всю вселенную посланы были апостолы, так из Печерского монастыря пречистой богоматери многие епископы поставлены были и, как светила, светлые, осветили всю Русскую землю святым крещением. Первый из них — великий святитель Леонтий, епископ Ростовский, которого бог прославил нетлением; он был первый на Руси святитель, которого, после многих мучений, убили неверные. Это третий гражданин Русского мира, с двумя варягами увенчанный от Христа, ради которого пострадал. Об Иларионе же митрополите ты и сам читал в «Житии святого Антония», что им он пострижен был и так святительства сподобился. Потом были епископами: Николай и Ефрем — в Переяславле, Исаия — в Ростове, Герман — в Новгороде, Стефан — во Владимире, Нифонт — в Новгороде, Марин — в Юрьеве, Мина — в Полоцке, Николай — в Тмуторокани, Феоктист — в Чернигове, Лаврентий — в Турове, Лука — в Белгороде, Ефрем — в Суздале. Да если хочешь узнать всех, читай старую Ростовскую летопись: там их всех более тридцати; а после них и до нас, грешных, будет, я думаю, около пятидесяти:
Разумей же, брат мой, какова слава и честь монастыря того! Устыдись, и покайся, и возлюби тихое и безмятежное жкитие, к которому господь призвал тебя, Я бы рад был оставить свою епископию и служить игумену в том святом Печерском монастыре. И говорю я это, брат мой, не для того, чтобы величать самого себя, а чтобы только возвестить тебе об этом. Святительства нашего власть ты сам знаешь. Кто не знает меня, грешного епископа Симона, и этой соборной церкви, красы Владимира, и другой, суздальской церкви, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел! И десятину собирают на них по всей земле той. И всем этим владеет наше смирение. А между тем все это оставил бы я; но ты знаешь, как велико дело духовное, и, теперь я весь отдался ему и молю господа, чтоб дал он мне время успешно исполнить его. Но ведает господь тайное, — истинно говорю тебе: сейчас же всю эту славе и честь за ничто вменил бы, лишь бы колом торчать за воротами, валяться сором в Печерском монастыре, чтобы люди попирали меня, или сделаться одним из убогих, просящих милостыню у ворот честной лавры, Это лучше было бы для меня временной сей чести; больше желал бы я провести один день в дому божией матери, чем жить тысячу лет в селениях грешников. Поистине говорю тебе, брат Поликарп: где слышал ты о таких дивных чудесах, какие творились в святом Печерском монастыре, — о таких блаженных отцах, которые, подобие лучам солнечным; просияли до конца вселенной? К тому, что ты уже слышал от меня, я приложил к настоящему, своему писанию достоверную о них повесть. И вот теперь скажу тебе, брат мой, почему я имею такое усердие и веру к святым Антонию и Феодосию.
Вот что еще случилось в том святом монастыре. Брат один, именем Афанасий, проводивший жизнь святую и богоугодную, после долгой болезни умер. Два брата отерли мертвое тело, увили, как подобает, покойника и ушли. Заходили к нему некоторые другие, но, видя, что он умер, также уходили. И так покойник оставался весь день без погребения: был он очень беден, ничего не имел от мира этого и потому был в небрежении у всех, Богатым только всякий старается послужить, как в жизни, так и при смерти, чтобы получить что-нибудь в наследство.