Избранная 147/2
Шрифт:
Стало неловко за устроенный скандал. Впрочем, я почти сразу вернулась к мыслям о Клоде и о том, как он успевает появляться везде, если не использует магию. Больше всего беспокоила наша первая встреча в коридоре. Ни я, ни кто-то из девчонок, не доходили до его конца. Во-первых, это вроде как запретная часть, во-вторых, он казался бесконечным. И где-то на его просторах поблескивала неизвестная магия.
Прикусив губу, я по-новой оценила лучезарного бога. А мог ли он оставить след в туннеле? Вторую порцию золотистых блесток я получила из его яслей. Кроме
— Дробь?
Я встрепенулась.
— Да?
Парень из сказки, приглашающее указал на колыбели
— Хочешь попробовать?
Избранные уже разобрали своих детишек и нянчили их подобно младенцев.
— Вы принесете их в свои миры. Когда связь окрепнет, кокон станет меньше кунжутного семечка. Он будет жить внутри, и прорастать подобно цветку. С каждым днем его сила будет расти. С каждой вашей победой и поражением, он будет учиться, познавать новый для себя мир и свой будущий дом. Сейчас они чисты и невинны, их судьбу будете определять вы. Станет ли эта магия разрушительной, сильной, непреклонной, или зачахнет после первого же проявления, все зависит от вас. Может, она будет спасать жизни, а может, выберет целью уничтожение врагов.
Переливающаяся красота никак не походила на источник гибели миров или на то, что может принести вред. Крохи излучали радость и счастье. Они взирали на нас с тем же восхищением, с каким мы рассматривали их. Смешно, обычный кокон света, как он может смотреть или что-то испытывать? Но все было именно так. Эта магия была живой, любознательной и доверчивой, как маленький ребенок. Предположить, что это существо может причинить вред — немыслимо! Но в детях тоже нет зла, пока они не вырастают.
— Я, пожалуй, пока так посмотрю.
Каждая взяла по понравившемуся кокону. Лариса свой укачивала. Сома испуганно изучала серебристое чудо. Пятая со своим разговаривала. Двенадцатая и тринадцатая пытались своих подружить. Красноименница положила своего между раздвинутых коленей и рисовала на нем узоры.
— Тебе никто не нравиться?
— Они все восхитительны, — призналась я. — Но я не представляю, как их выбирать.
— Они выбирают, — напомнил бог. — Они готовы появиться в мире. Нужен лишь тот, кто возьмет ответственность их рождения.
— Лёш, я не говорю, что не хочу или не готова. Но как я могу взять одного из них, если у меня ничего нет? Что я могу ему предложить? Такое же бесконечное ожидание, в котором нахожусь день ото дня?
— Никто не заставляет брать его насовсем. Хотя бы попробуй. Возьми на руки. Вдруг понравиться.
Я сложила руки на краю корзины. Коконов осталось больше десятка. Радужные и открытые. Они ждали, когда их кто-то выберет и понесет навстречу новому и неизведанному. Они были готовы полностью довериться любому незнакомцу, что возьмет их. Рядом с ними я чувствовала, как волна необычайного тепла и блаженства накрывает меня с ног до головы и наполняет счастьем. Магические малыши были самыми чистыми и прекрасными созданиями, что я встречала
— Прости. Я… Знаешь, может в следующий раз?
Я отползла назад.
Оставшуюся часть занятия я просидела на траве, наблюдая, как остальные увлеченно занимаются со своими коконами. Я не завидовала. Нет. Ну, может самую малость. Я бы тоже хотела предаться беззаботному веселью, но не могла. Эта преграда, что постепенно росла внутри, не давала подойти и взять малыша из ярких красок. Казалось, если я прикоснусь к любому из коконов, они переймут мою никчемность, «дробную» неизбранность и безмирность. Я запятнаю их блестящие скорлупки чередой судьбоносных неудач.
Хотя…
Я же брала одного из них.
— Лёша! — позвала я, опасаясь, что статуя вот-вот вынырнет из-ниоткуда.
Время подходило к концу и девушки неохотно возвращали коконы, раскладывая детенышей по местам. Улыбки, озаряющие их лица, могли бы освещать путь в темных коридорах наших комнат. Ссоры забылись, обиды прошли. Двенадцатая делилась с Сомой впечатлениями. Лариса звала красноименницу на вязание крючком. Пятая с тринадцатой поблагодарили учителя за урок, и вдвоем отправились к тренировочному плацу Клода.
— Лёша! — парень повернулся, удивляясь, что я еще здесь. — А где черный кокон?
— Черный?
— Ну да, тот, что был в пещере.
Бог как-то неуверенно замялся. Странно было видеть на его лице смятение, но я продолжала.
— Тот, что ты мне показывал. Ну такой… черный.
— Черный?
Ой, да ладно!
За спиной Лёши взметнулся коричневый плащ злобного бога. Статуя буквально выросла из-под земли. И после этого, они будут убеждать меня, что магии у металлического садиста нет.
Парень внезапно побледнел.
— О чем она говорит, Ле'ахеш'иарс'ту?
— Это… Я не планировал, ясно.
— Ребят? — я вскочила на ноги, не очень понимая, что вдруг произошло.
— Черный? — повторила статуя. — Оно здесь? — пустые глаза смотрели на застигнутого врасплох учителя. Тот нервно взлохматил пшеничные волосы на затылке, и глянул в мою сторону.
— Все не то, чем кажется. И, слушай, давай не при ней, Клод.
На лице мечника произошли странные изменения. Со второй попытки я догадалась, что эта мимика подразумевала реакцию «вздернул брови», но бровей у статуи не было, и я получила вот эту гримасу.
— Не при ней? — переспросил он. — Ты притащил ту дрянь к нам в дом. В дом, где мы сами гости. И показал ту штуку ей? А теперь говоришь «не при ней»? Чем ты думал, Ле'ахеш'иарс'ту?
Теперь мне самой не хотелось тут быть. Клод нависал над Лёшей, оставаясь при этом полностью неподвижным. Он не дышал. Не моргал. Не шевелился. Обычно это не было заметным. Плащ полностью скрывал его тело, а ткань подвижна всегда. Мужчина всегда находился в движении, имитирующим в нем жизнь. Когда же он просто стоял, это наводило на оппонента жуть. Замерший бог ни чем не отличался от статуи.