Избранная поэзия

Лахман Гизелла Сигизмундовна

1945

«Нас ангелы оберегали…»

Нас ангелы оберегали, Когда встречались мы с тобой И рядом шли, забыв печали, На миг обласканы судьбой. Мы в очарованной долине Бродили вдоль каких-то рек… И не могу я вспомнить ныне. Прошел ли мимо человек. В те дни ни разу в наши дали Не донеслась людская речь: Нас ангелы оберегали, Они от взоров укрывали Святые тайны грешных встреч.

1944

«Казалось,

была я зрячей…»

Казалось, была я зрячей — Не знала, что я слепа, Что не вижу за дымкой горячей, Куда нас ведет тропа. Такие мгновенья кратки — Их ветер унес хмельной. Как увидеть его недостатки, Того, кто бродил со мной? Не надо жалеть об этом — За ним я с улыбкой шла… И, быть может, я стала поэтом, Когда я слепой была.

1947

«Ты пришел… Без ключа, без отмычки…»

Ты пришел… Без ключа, без отмычки Отворил в мое сердце дверь. Растерялась я с непривычки, Тихо жду: что случится теперь? А на двери были засовы, Было замкнуто сердце ключом… Но сейчас я верить готова, Что тебе замки нипочем! Грустных песен пьянящее зелье Не свело ли меня с ума, И я дверь, не очнувшись с похмелья, Распахнуть помогла сама? Где вчера ты скитался, не знаю… На вопрос не ответишь мой. Пусть я вызов судьбе бросаю,— Отдохни… Ты пришел домой.

1950

«Веселых слов не говори…»

Веселых слов не говори, Не объясняй мне, Бога ради… Но прежние слова твои Записаны в моей тетради. Их повторяю наизусть С какой-то смутною отрадой. Благодарю тебя за грусть. Мне новой радости не надо. Вдвоем умели плакать мы… С тобою даже мрак чудесен! И родились из этой тьмы Слова моих счастливых песен.

1945

«Майский вечер так светел и тих…»

Майский вечер так светел и тих. Да, я знаю, ты любишь других. Примирилась я с этим давно. Но луна заглянула в окно, Навевая несбыточный сон. Притворись, что в меня ты влюблен И желанное слово скажи. Упрекать я не стану во лжи И поверю всем клятвам твоим, Что твердить будешь завтра другим.

1945

«Всему, всему наперекор…»

Всему, всему наперекор Я не поддамся недоверью! Ко мне ты не пришел, как вор, А попросту ошибся дверью. Но увидав через порог Мою безвольную улыбку, Назад вернуться ты не мог… Благословим твою ошибку

1949

«Фонарей еще не зажигали…»

Фонарей еще не зажигали И на землю не спускалась тьма, розовели

пепельные дали, Розовели серые дома. Ты дарил мне этот час заката, Золотую пригоршню минут… Ты был щедр и я была богата: Я не знала, что мгновенья лгут. И когда, блеснув, они пропали, Показалось, что схожу с ума… Постарели в городской печали Скорбные и строгие дома.

1949

Письма («Изменила всем другим заботам…»)

Изменила всем другим заботам И недели плыли, как во сне… Письма, что писал он по субботам, Приносили в понедельник мне. И меня от шестидневной смерти Воскрешали в семь часов утра На квадратном сереньком конверте Росчерки лиловые пера. Адрес мой, и даже номер дома, И с печатью марка в уголке — Всё дышало ласкою знакомой… И конверт дрожал в моей руке. Той зимой мы оба ошалели, Жили только от письма к письму… Мне писать он перестал в апреле, Просто так… Не знаю, почему.

1949

«Да, почти каждый год к нам приходит лето…»

«Summer did happen almost every year…» (that mysterious «almost» was singularly pleasing…)

The Real Life of Sebastian Knight

Vladimir Nabokov.

Да, почти каждый год к нам приходит лето, Не ошиблась, сказав «почти»: Не забуду, что раз — так нежданно — где-то Затерялось оно в пути. И на майских лугах пожелтели травы, Не раскрывшись, увяли цветы. И с осенней тоской, полной злой отравы, Ветер почки трепал, как листы. Обещал ты зимой, что вернешься летом. Пусть напрасно тебя ждала, Верю, нет ни вины, ни измены в этом: Просто осень весной пришла.

1947

«Стерегло несчастье за углом…»

Стерегло несчастье за углом, У негаданного поворота… Я сама беду впустила в дом, Распахнула широко ворота. Я не знала, что мне суждено, А конец, как смерть, был неизбежен. Раньше или позже — все равно… Но зачем он был со мною нежен?

1950

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ

I. «Уехать значит — умереть немного…»

«Partir c’est mourir un peu…»

«Уехать значит — умереть немного, А умереть — уехать навсегда», В вечерний час у моего порога Закаркал ворон — черная беда. Не надо слушать каркающей птицы! Вновь оживет притихшее крыльцо, В сенях уснувших скрипнут половицы, А в зеркале блеснет твое лицо. Но старый ворон посмотрел сердито, Взмахнул широким траурным крылом… И кажется, что счастьем позабытый Не шевельнется молчаливый дом. И я шепчу с беспомощной тревогой, Сжимая руки холоднее льда: «Уехать значит — умереть немного, Быть может, не вернуться никогда».