Избранная поэзия

Лахман Гизелла Сигизмундовна

1944

«Время?.. Время всегда растяжимо…»

Время?.. Время всегда растяжимо. Был широким наш узкий час Там, где счастье скользило мимо И крылом задевало нас, Где весною в солнечной шири Расстилались огромные дни… Как все старые в этом мире, Посерели и сжались они. Хочешь, карты перетасуем И забвенья поищем в игре… А быть может, одним поцелуем Мы подснежник вернем в ноябре?!.

1948

Телефон («Бессмысленность

немого ожиданья…»)

Бессмысленность немого ожиданья… Молчит, молчит жестокий телефон, И неразумное растет желанье Встряхнуть его, нарушить мертвый сон. Прибить его, чтоб было очень больно, Чтоб дрогнула душа его звонком! И пальцы к трубке тянутся невольно, Играют нервно спутанным шнурком. По комнате шагать, как в клетке львица, Переживать минуты, как века, Беспомощно и вдохновенно злиться И ждать… и ждать… звонка.

1950

На шхуне («Исчезали песчаные дюны…»)

Исчезали песчаные дюны — Золотистой земли полоса, И на мачтах маленькой шхуны Раздувались уже паруса. И казалось, мы шли без усилья, Рассекали зыбкую сталь. Уносил треугольные крылья Сильный ветер в синюю даль. Покидая знакомые мели, Чайки стаей над нами летели, Может быть, как и мы, наугад — Без раздумья, без плана, без цели, Без желанья вернуться назад…

1948

«Не хотела быть счастливой…»

Не хотела быть счастливой: Я покой свой берегла. Направлял ладью лениво Мерный взмах весла. Но меня нетерпеливо Стали жечь его слова, Словно свежая крапива, Жгучая трава. Захотела стать счастливой… И теперь из сердца рву, Обжигаясь, торопливо, Сорную траву.

1950

«В этой жизни, грозно непохожей…»

Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые…

Тютчев

В этой жизни, грозно непохожей На надежды юности моей, Что-то есть значительней и строже Беззаботности прошедших дней. Но так трудно избежать тревоги И глядеть доверчиво на мир В час, когда неласковые боги Приглашают разделить их пир, Расточают странные подарки… В сердце, как за окнами, темно. Не могу поднять бездумно чарки — Пахнет кровью крепкое вино.

1950

Термометр («Ползет в стеклянной трубке ртуть…»)

Ползет в стеклянной трубке ртуть Всё

выше от полоски красной. Мне трудно пальцем шевельнуть И вдаль гляжу я безучастно. Но сердца не сжимает страх: В земных скитаньях мало смысла. Вот, словно версты на столбах, Мелькают на полосках числа. Дороги вьются в пустоте, Бежит навстречу мне сто третья… Сойду на сто седьмой версте С путей земных — в тысячелетья.

1948

«И неродившийся, и навсегда уснувший…»

И неродившийся, и навсегда уснувший Во власти, может быть, тождественного сна. Без страха думаем о вечности минувшей, Но почему-то ночь грядущая страшна. Быть может, испугал бессмысленной насмешкой Короткий путь земной, и путник ждет с тоской, Что там, как на земле, он будет снова пешкой В руке лунатика за шахматной доской.

1948

«В какой неразгаданной чаще…»

В какой неразгаданной чаще Рождаются наши сны? Мне снится, что в комнате спящей Обрушились три стены. Дурманит и душит отрава В излучинах трех путей — Свобода и Счастье и Слава Смеются во мгле аллей. Но листья в саду облетели… Бессильны земные сны! Разрушить они не сумели Четвертой глухой стены.

1947

Моему брату («Вчера ты улыбнулся мне…»)

Вчера ты улыбнулся мне Знакомой с детских лет улыбкой, И наше горе в тихом сне Казалось странною ошибкой. Я помню смех и голос твой, И шарф, повязанный небрежно… И ты живой — совсем живой — Не знал о том, что неизбежно. Давно я, как во сне, живу И я не знаю, где граница Меж лютой мукой наяву И счастьем, что так редко снится.

1945

ИЗ ЦИКЛА «АЛЬПИЙСКИЕ ОЧЕРКИ»

I. «Бродить по склонам без дороги…»

Бродить по склонам без дороги В ночной холодной синеве, Когда скользят бесшумно ноги В обрызганной росой траве. Остановиться на подъеме И сквозь предутреннюю муть На мир в благословенной дреме, На бестревожный мир взглянуть. Смотреть, как заалеют скалы И вспыхнут снежные поля, Как пробуждается устало Неотдохнувшая земля, Как дрогнут каменные кручи Сквозь слезы многоцветных струй, Едва земли коснется жгучий, Жестокий солнца поцелуй.