Избранная поэзия

Лахман Гизелла Сигизмундовна

Когда-нибудь мы встретимся опять И, может быть, друг друга не узнаем. На перекрестке будем мы стоять, Следя глазами за трамваем. Усталые, как будто в полусне, Без всяких дум случайно станем рядом. От скуки по прохожим и по мне Скользнешь ты безучастным взглядом. И в этот миг — средь городской толпы, Как от толчка, внезапно вздрогнем оба: Ржаное поле, свежие снопы Мелькнут на месте небоскреба. Почудятся

в осенней полумгле Под фонарями улицы дождливой Следы копыт на взрыхленной земле И дом с колоннами за нивой. Туда мы мчимся узкою межой. Туда — домой!.. Тут, в тесноте трамвая, Меня коснешься, женщины чужой… Я отстранюсь, не узнавая.

«Ты говорил в рассветный час…»

Ты говорил в рассветный час, Что по тебе грущу напрасно, Что смерть не разлучила нас И что она, как жизнь, прекрасна; Она — другой лишь облик сна, — Ты здесь, за дымчатой стеною, И крепко верить я должна — Незрим пока — всегда со мною; Что мы, любовью смерть поправ, Не будем больше расставаться… Я повторяла: «Да… ты прав…» Не надо было просыпаться!

«Тишина. Темнота. Фонари…»

Тишина. Темнота. Фонари Не мигают слепыми глазами. Далеко нам до новой зари И беззвездная бездна над нами. Оглушенные тишью дома Опустили усталые веки. Усыпляет беззвучная тьма Все застыло, как будто навеки. Почему же мерещится мне, Что в тоске, как вселенная, давней Кто-то плачет во сне, в тишине В каждом доме, за каждою ставней?

«Мне с тобой сегодня скучно…»

Мне с тобой сегодня скучно. Ветки плачут за окном. Ветер, тучи в небе скучив, Сучьями стучится в дом. А слова с тоскою бледной, Словно капли на стекле, Расплываются бесследно И теряются во мгле. Новых слов твоих не слышу, Старые давно забыв… Пусть сорвал бы с дома крышу Ветра яростный порыв!

«Молились… Робкими руками…»

Молились… Робкими руками Бросали горсточки земли… Покрыли черный холм цветами, Поплакали… Ушли… Почувствовал внезапно каждый Прилив каких-то новых сил, Необъяснимый голод, жажду, И, удаляясь от могил, В душе бранил себя за спешку, Обманывал себя, что сыт, И гнал невольную усмешку, Испытывая стыд. Дома в кладбищенском квартале, Деревья чахлые и пыль Прекрасными нежданно стали… Пусть слезы снова набегали, Прочь увозил автомобиль.

«На

грубые краски реклам…»

На грубые краски реклам, На жалкие в клочьях афиши, На улиц неубранный хлам, На копоть и дымные крыши Глядела ты с арки моста. И голос почудился свыше: «Опомнись! Везде — красота». В прозрачной бездонности синей Увидела ты облака, На крышах сияющий иней… В перила вцепилась рука. И плакала ты, сознавая, Одна на высоком мосту, Что ты еще слишком живая, Чтоб кинуться вниз — в пустоту…

«Ты простить ему была готова…»

Ты простить ему была готова И, с судьбой вступив в неравный спор, Каждый вечер в сумрачной столовой Ставила второй — его — прибор. Зажигала свет под абажуром, Приносила свежие цветы, И ждала в кухонной амбразуре Или — чаще — в кухне у плиты. Дни и годы… Мятежи и войны… Ты умела их не замечать. Терпеливо и почти спокойно Ты ждала, чтоб снова жизнь начать. Жизнь прошла… Прошла как будто даром, Старость тихо постучалась в дверь… Но его ты не видала старым И судьбу благодаришь теперь.

«Il neige» (Картина Марка Шагала)

Играет Арлекин с татарскими очами, Часовенка и хаты на снегу… И звуки вьются ввысь, а там — над облаками Летит видение, опутанное снами, Из музыки рожденное в мозгу… Мечту художника не выразишь словами.

ПУТЕВАЯ ТЕТРАДЬ

I. «Мы летим навстречу солнцу…»

Мы летим навстречу солнцу И часы бегут вперед. К полукруглому оконцу Темнота ночная льнет. Но уже светлей — средь ночи, От которой мчимся прочь. Всех других сестер короче И нелепей эта ночь. И незрима та граница, Тот в пространстве утолок, Где, как в сказке, могут слиться Запад и Восток…

II. «Под солнцем палящим восточного лета…»

Под солнцем палящим восточного лета На длинном шоссе, нестерпимо нагретом, Где в страхе теснились ослов табуны, Где овцы от нас убегали пугливо, — Верблюд за верблюдом шагал горделиво: Машины и люди ему не страшны. И как на старинной библейской картине, Там ехал в степи по песчаной равнине, Качаясь спокойно и плавно в седле, Быть может, к колодцу за свежей водою Высокий, в бурнусе, старик с бородою На крохотном сером осле.