Избранная поэзия

Лахман Гизелла Сигизмундовна

II. «Туда — на вершины тропа уводила…»

Туда — на вершины тропа уводила, Где отблеск снегов голубой… У Господа милости я не молила, Не чаяла встречи с тобой. Высокого солнца веселые блики Скользили по серой скале, И нежились кустики спелой черники На склонах оврага в тепле. Меж гладкой скалой и глубоким оврагом Тропинка была так узка. По ней ты спускался уверенным шагом, Ты мне улыбался слегка… Ты снова уходишь… сутулятся плечи… Закат догорает на льду… Пылающий глетчер, алеющий вечер, Нежданную нежность нечаянной встречи — Я

бережно в память кладу.

III. «Мы вниз спешим вдоль переулка…»

Мы вниз спешим вдоль переулка, В горах последний луч угас, И сердце отбивает гулко: «В последний раз. В последний раз!» Внизу, у белого вокзала Дымит игрушка-паровоз. Я в детстве, помнится, играла С букетиком бумажных роз В прощанье Рыцаря и Дамы, И плакала от грустных фраз Сентиментальной мелодрамы. Теперь гляжу в последний раз Без слов, без слез, окаменело В твои застывшие черты. Но руки… руки рвут цветы — Альпийских роз живое тело.

IV. «Телефонную книгу далекого города…»

Телефонную книгу далекого города Перелистываю, теребя, И не веря в смерть, как не верила смолоду, В этой книге ищу тебя. Пусть измерила версты, земные пространства я, — Не проникну сквозь времени мглу. Где ты ныне, мой друг? На чужбине ли, странствуя, Иль в соседнем медвежьем углу? Отзовись! Вновь на горы подымемся снежные И озер заблестит бирюза. Я пришла, чтобы снова насмешливо-нежные Изумленно раскрылись глаза. Я пришла, чтоб вернуть наше счастье сторицею После долгих неласковых лет… Но беспомощно пальцы дрожат над страницею, Где заветного имени нет.

V. «Ende der Welt» (Долина в Альпах)

Замкнули горные отроги Запущенный зеленый луг. Здесь упирались все дороги В непроходимый полукруг. Залитый золотистым зноем, От злобы и забот вдали, Дышал задумчивым покоем Забытый уголок земли. Застигнутые зябкой дрожью, Мы — пред загадкою конца — Беззвучно подошли к подножью Скалистого полукольца. Казалось, за зубчатой гранью Змееобразного хребта, Там — недоступная сознанью Зияющая пустота…

VI. В швейцарском шале

Я летом под одною крышей С ним провела четыре дня. Он был стройней других и выше, И глаз он не спускал с меня. На много лет меня моложе, Застенчив, горд и нелюдим, Старался он казаться строже. Я не была знакома с ним. На склонах гор его встречала; Когда ж в горах висел туман, В киоске книжном у вокзала. За мной входил он в ресторан, Глядел, не говоря ни слова, Учтиво уступал мне путь. Я иногда была готова Его за что-то упрекнуть. Когда мы с мужем уезжали И выносили наш багаж, Глазами полными печали Он посмотрел на экипаж. Он вышел, будто ненарочно, За нами из шале во двор. Какой-то страстью непорочной Зажегся синий-синий взор. И вслед за нашею коляской По спуску узкому меж скал, Дорогой глинистой и вязкой Он почему-то побежал. За мной ли он бежал вдогонку?! И с непонятною тоской, Как огорченному ребенку, Ему

махнула я рукой…

VII.Карнавал в Базеле

На каждом перекрёстке пляски, Нога скользит по конфетти, И вздор нашептывают маски, Шутя, мешают мне пройти. На два часа, меж поездами, Я с гор спустилась в городок. Брожу с веселыми шутами, Гляжу на их живой поток. Как маска, мой загар в узорах, И запах снега в волосах; Я помню лыжный бег в просторах, Созвездья в темных небесах. А тут — фонарики цветные Совсем затмили звездный свод. В три дня хотят собрать шальные Запасы радости на год. Ведь, сразу после карнавала Все разойдутся по домам, Где добродетельно и вяло Вернутся к прерванным делам. А день уже уходит третий… Но снова взвился серпантин И, забывая всё на свете, Пьеретту обнял Арлекин.

«Всё, что было давно, мной почти позабыто…»

Лучше слепое Ничто, Чем золотое Вчера.

Н. Гумилев

Всё, что было давно, мной почти позабыто. Завтра — миф. Нет Сегодня, Исчезло Вчера. Но в душе, в глубине, в подсознании зарыта Прежних лет золотая пора. Я устала, устала — я жажду покоя, Темноты, пустоты… За какие грехи Суждено до сих пор утомленной рукою Мне писать молодые стихи? Но не лучше ли, вновь побеждая усталость И в слезах молодея, писать до утра? Пусть Ничто подождет!.. Нет, со мной не рассталось, — Вот смеется и плачет Вчера!..

«Первый подснежник. Оттепель марта…»

Первый подснежник. Оттепель марта. Солнечный зайчик на желтой стене. Шелест тетрадей. Низкая парта. Девочка с мягкой косой на спине. Он заблудился, тот день предвесенний, — Осенью поздней внезапно возник, Повесть о жизни — мое сочиненье Перечеркнул, как плохой черновик: Много исканий, но мало в них смысла… Новую жизнь напишу мастерски! Годы исчезли, как лишние числа, Стертые губкой с классной доски.

Похвала близорукости

Вы видите звезды — блестящие точки, А я — золотистый поток. В письме вы читаете ясные строчки, Я — душу меж дымчатых строк. Не хочет доверчивый взгляд близорукий Проникнуть сквозь розовый дым: Я вижу тебя после долгой разлуки, Как прежде — всегда молодым…

Шаги

Не забуду: когда умирали Под косой полевые цветы, К нам в усадьбу из синей дали Явился ты. Каждый вечер в темнеющем зале Я ждала, чтобы скрипнул паркет. Каждый вечер шаги звучали… На зов — ответ. Снегом, снегом окутало крышу… Я сказала: «Прощай, мы — враги», А в биении сердца слышу Твои шаги…

«Как живые, стонали ступени…»

Как живые, стонали ступени, Захрустел золотистый песок, И очнувшись от утренней лени, У причала качнулся челнок. Он беспечно в чужие печали Наше хрупкое счастье унес… С вёсел крупные капли спадали, Словно капли тяжелые слез.

«Когда-нибудь мы встретимся опять…»