Избранница Шахрияра
Шрифт:
Сейчас юноша не замечал саднящей боли, не чувствовал, как капли крови прокладывают себе путь вниз. Почему-то сейчас ему вспомнились глаза Нелли, ее нежный и горящий взгляд.
«Она будет моей женой. Мне надо лишь сделать так, чтобы бедствие, которого ожидают жрецы, пришло на нашу землю еще очень нескоро…» О, сколько же может передумать человек в один короткий миг!
И вновь Куакуцин взвился в воздух. Его лицо вновь оказалось напротив кольца, на этот раз собственного, а ладони сложились щитом, готовые
Что было дальше, осталось Куакуцину неведомым: без сознания его уносили с поля лекари. Руки юноши были сломаны в локтях, кожа на ладонях висела клочьями, содранная ударом чудовищной силы.
– Ну вот, мальчик, – прошептал жрец, – твоя судьба и определилась. Сюда, на ристалище, тебе нет возврата. Но ты смог защитить свою страну еще на долгие сотни лет. До того дня, когда Птица, совершив полный оборот, вновь поднимется над горизонтом. [11]
11
И с этой историей пытливый читатель знаком по «Грезам Маруфа-башмачника», рассказанным мудрой Шахразадой. (Примеч. автора.)
Свиток двадцать третий
– Аллах великий! Как странно – спасаться от войны или наводнения, играя в мяч.
Шахрияр не мог представить себе, как противники удовлетворились результатом этой игры. А как же кипение в крови, поистине волшебное презрение к боли, ощущение, что ты в силах перевернуть мир?
– Быть может, мой принц, это и странно, но не более, чем любые схватки и поединки. Для женщины игры мужчин в солдатиков всегда не только странны, но и дики.
Шахрияр усмехнулся словам этой удивительной девушки. Ибо она дарила всю себя без остатка, но при этом не покорялась, будь то соединение тел или поединок разумов. Она была спокойна и смела, и этим отличалась от всех, кто побывал в ненасытных объятиях принца до вчерашнего дня.
О, как же умеют заблуждаться мужчины! Отрадно лишь то, что им не дано об этом знать. Ведь Шахразада, такая внешне смелая и здравомыслящая, внутри дрожала, как листок на свирепом ветру. Ей показалось отчего-то, что ее болтовня уже прискучила принцу и теперь ее от плахи отделяют считанные мгновения.
Ей виделись залитые кровью доски помоста, свирепая ухмылка палача и его тяжелый меч. А потому в отчаянии перечила принцу. (Герсими вспомнила бы поговорку одного из полуночных народов: «Чему быть – того не миновать». Однако Герсими была далеко и мысленно, и телесно.)
– Дики?
– О да! Женщина так тяжко дает человеку жизнь, а мужчина может отобрать ее так легко… А потому сражения на церемониальном поле, о котором я поведала тебе, в глазах любой женщины выглядят
– Ты странная девушка, Шахразада. – Принц приподнялся на локте и внимательно посмотрел в лицо возлюбленной.
Впервые Шахрияр назвал ее по имени. Но никакой радости не ощутила дочь визиря, совсем наоборот, это показалось ей началом смертного приговора. Принц же продолжил:
– Ты смела и мудра, пылка и нежна. Но таишь в себе все это. Должно быть, сдерживаться так непросто…
– Да, повелитель, сдержанность штука непростая. Однако человек, который умеет управлять своими чувствами, сдерживать свои желания и даже отказываться от мечты во имя высоких целей, всегда бывает вознагражден. Как случилось это с властителем далекой страны на восходе, который отказался от мечты, лелеемой десятками поколений…
Шахрияр порывисто сел.
– И ты можешь мне поведать об этом?
– Да, мой повелитель, могу. Однако прошу позволения рассказать об этом на закате солнца, когда твои дневные дела будут завершены и ты сможешь прикоснуться разумом к подлинной мудрости.
Шахрияр улыбнулся. Шахразада готова была поклясться, что такую улыбку на устах наследника она видит впервые. И только сейчас девушка заметила, что лицо принца освещает солнце, и при этом солнце не восходящее, а стоящее высоко над горизонтом. Новый день давно уже вступил в свои права.
– Отдыхай, моя мудрость, отдыхай, светоч знаний, – голос его был куда теплее, чем на закате. – Я жду твоего появления вечером, в тот час, когда неутомимое светило бросит последний взгляд на минареты нашего великого города.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой принц! – Шахразада едва заметно наклонила голову.
Что ж, еще одно сражение с проклятием она выиграла. Еще один день впереди. И надо придумать, как превратить этот день из последнего в предпоследний. Или, быть может, просто в солнечный день, в один из солнечных дней ее жизни.
Короткое путешествие в паланкине опять закончилось у дверей дома. К великому счастью, дома ее встретила не скорбь, а возродившаяся надежда. И девушка поняла, что действительно сможет отдохнуть и набраться сил перед новой схваткой.
Шахразада уже спала, когда посыльный доставил Герсими ее короткую записку: «Сестренка, ты оказалась права. Но твоей глупой наставнице еще раз нужен твой совет. Жду тебя за час до заката».
Конечно, Герсими выполнила просьбу своей наставницы. И неудивительно, ибо ее сжигало любопытство. Более всего ей хотелось расспросить «сестренку», каков на самом деле Шахрияр и так ли он страшен, как гласит молва. Однако она понимала, что не стоит задавать прямых вопросов, лучше просто дождаться рассказа самой Шахразады.
– Да хранит тебя во веки веков Аллах всесильный, моя мудрая наставница! – с улыбкой проговорила Герсими, едва Шахразада показалась на пороге.
– И да накроет он тебя, моя усердная ученица, своей дланью! – с улыбкой ответила Шахразада на учтивые речи. – Благодарю, что ты пришла на мой зов…
– Шахразада, сестренка! Ну как же я могла не прийти? Я беспокоюсь за тебя, боюсь услышать крики глашатаев на улице…
Шахразада кивнула. Она хотела рассказать о том, как едва не сделала шаг в пропасть, но промолчала об этом. Сейчас следовало поговорить о вещах более серьезных, чем ее глупые чувства.