Избранницы короля
Шрифт:
— Барбара, умоляю вас, обойдемся без сцен! У нас их и так уже было довольно.
— Не затыкайте мне рот! Я ношу под сердцем ребенка... Нашего с вами ребенка! И если только вы не позволите мне первой сесть в эту вашу коляску, то... у меня будет выкидыш!.. И клянусь, весь свет узнает о том, что это произошло по вашей вине, сир!
— Вряд ли вам удастся его в этом убедить, — небрежно заметил Карл.
— Не смейте насмехаться надо мною, не то я убью себя... вместе с ребенком!
— Не думаю. Для этого вы слишком себя любите.
— Ах,
Король быстро шагнул к ней и зажал ей рот рукой.
— Барбара, я не смогу бывать у вас, если вы и впредь намерены устраивать мне такие безобразные сцены.
— Глядите, как бы не пришлось потом каяться!
— Каются праведники, у меня нет такой привычки.
— А я постараюсь, чтобы она у вас появилась! Я расскажу всему свету о наших с вами отношениях!
— Успокойтесь, Барбара! Половину свет и так уже знает, а о другой половине догадывается.
— Не смейте так со мною разговаривать!— Мне надоели эти бессмысленные скандалы!
— О да, разумеется! Вам надоело все, кроме этой самодовольной дурочки! Думаете, ваш интерес к ней продержался бы дольше недели? Да никогда! Даже она сама это понимает — поэтому и жеманничает так, и оберегает свою хваленую девственность. Она знает: стоит ей вам уступить, как тут же её глупость наскучит вам до смерти. Безмозглая курица!.. «Сир, не желаете ли сыграть с нами в жмурки? — с деланной скромностью пропищала она, приседая в почтительнейшем реверансе. — Ах, как я люблю жмурки!.. Потому что я умею прелестно взвизгивать и говорить «Нет-нет-нет!», когда Ваше величество меня догоняет!..» Тьфу!
Карл, несмотря на досаду, не мог удержаться от улыбки, потому что Барбара хоть и сильно преувеличивала, но изображала госпожу Стюарт довольно похоже.
— Карл! — опять вкрадчиво начала она. — Ну что вам стоит? Позвольте мне проехать в коляске... один только разочек! И пусть потом королева с герцогиней хоть целыми днями катаются по Гайд-парку. Ваши подданные гораздо больше любят смотреть на меня, чем на королеву или на герцогиню... Вот, взгляните сами! — Она гордо тряхнула головой, откидывая назад волосы, и выпрямилась во весь свой внушительный рост. — Неужто я буду плохо смотреться в вашей коляске? Право, жаль будет, если она впервые выедет из дворца без той, которая достойна в ней сидеть.
— Барбара, вы, кажется, выпросили бы у меня и английскую корону!
«И выпросила бы, — подумала Барбара, — если бы не Роджер Палмер. Проклятье!.. Я связана по рукам и ногам цепями супружества, а Стюарт, эта юная скромница, полна надежд. При всей ее добропорядочности и любви к королеве она наверняка молится о ее скорейшей кончине».
Впрочем, французская коляска беспокоила сейчас Барбару больше английской короны, и, по некоторым едва заметным признакам, ей показалось, что Карл уже готов уступить.
Поэтому она внезапно прервала занимавший ее разговор и перешла к ласкам столь бурным, что они не могли
Однако под утро, когда он уходил, обещания относительно французской коляски звучали, на ее взгляд, слишком неопределенно.
Громкая ссора Барбары с Карлом долетела до многих ушей, и теперь придворные передавали друг другу, что Барбара грозилась выкинуть младенца — зачатого, как она уверяла, от самого короля! — если ей не будет позволено первой сесть в коляску.
Слышавшая об этом королева со стыдом вспоминала, что ведь и она просила короля предоставить коляску ей и герцогине.
«Какая разница, — думала она теперь, — кто в ней будет сидеть? Разве в этом дело?»
Король все тянул с окончательным ответом. Ему хотелось угодить королеве, но, с другой стороны, пугала воинственность Барбары. Кто знает, на что она в действительности способна? Правда, он уже привык к ее безумным угрозам: она то и дело собиралась то задушить очередного ребенка, то убить какую-нибудь служанку. Насколько ему было известно, до убийства дело пока что не доходило, но при ее неуравновешенности мало ли чем могла закончиться каждая следующая угроза?
Весь двор... да что двор! — весь Лондон уже хихикал по поводу злополучной коляски. История с коляской превратилась в своего рода анекдот, какими король так часто развлекал своих подданных. Однако сама коляска все не появлялась на аллеях парка — по той простой причине, что Карл не хотел обижать королеву и опасался обидеть Барбару.
Спустя несколько дней в апартаментах Фрэнсис Стюарт, где в тот вечер ужинал король, состоялся знаменательный разговор.
Они сидели рядом за одним столом: темные страстные глаза короля были устремлены на хозяйку, а прекрасные голубые глаза хозяйки — на хрупкое сооружение, возводимое ею из игральных карт.
Но вот, неожиданно обернувшись к королю, она сказала:
— Ваше величество, вы не раз говорили, что рады были бы выполнить любое мое желание.
— Назовите его, — сказал король, — и можете считать, что оно уже выполнено.
Все замерли в предвкушении скорой развязки: неужели Фрэнсис наконец-то решилась стать любовницей короля?
— Я хочу первая выехать в вашей новой коляске, - сказала Фрэнсис.
Король, никак не ожидавший такого оборота, смутился. «Лучше бы этой коляски вовсе не было», — подумал он.
Поодаль предостерегающе, мерцали глаза Барбары.
Фрэнсис, с тою же невинной улыбкой, продолжала:
— Ваше величество, новый экипаж следует показать подданным — ведь они ждут. И я сочту за честь, если вы позволите мне в нем проехать.
В этот момент Барбара шагнула к столу и одним щелчком разрушила старательно возводимый хозяйкой карточный домик. Фрэнсис ахнула и обернулась, однако ее небесно-голубые глаза посмотрели на Барбару неожиданно дерзко и спокойно.
— Я предупредила короля, что, если я не сяду в его коляску первая, его ребенок не родится живым, — тихо произнесла Барбара. Фрэнсис улыбнулась.