Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия
Шрифт:
«Не хочу смотреть и не буду», – мысленно огрызаюсь я.
Несмотря на эти правильно осторожные мысли, меня так и зудит его послушаться и посмотреть в глаза, словно тянет, словно подбородок опять поднимают. И в то же время на меня что-то давит, словно воздух рядом с Юнидатусом Таротом тяжелее раза в три. Дышать тяжело.
Не нравится мне этот казначей. И на уровне логики, и интуитивно. Интуиция так просто кричит, что это самое опасное существо из виденных мною… если не считать Безымянного ужаса.
– Мда, я ожидал чего-то более впечатляющего, – пренебрежительно сообщает
Останавливается казначей и рядом с Найтеллит.
– Ты неплохо поладила с лордом Баашаром.
Даже глядя перед собой, краем глаза я замечаю, как он тянется к ее подбородку. Найтеллит тоже резко отступает.
– Какие все недотроги, – опять ленивая усмешка Юнидатуса Тарота. Меня от него просто тошнит. – Но для приличных невест это, пожалуй, даже хорошо.
Он отходит к бледной Дахаре Мараут и встав рядом с ней, складывает руки на животе. Кажется, смотрит на нас. Похоже, на меня – у него убийственно тяжелый взгляд, от которого сводит мышцы. На мгновение возникает странное ощущение в шее, словно я собираюсь вздернуть подбородок и все же посмотреть на него, но я давлю непонятный порыв, сосредотачиваюсь на себе, мысленно отгораживаюсь от этого архидемона, от чувства, будто я опутана сетями, связана.
«Я не позволю себя запугать, я сильная и смелая, я могу справиться с каким-то казначеем, будь это хоть архидемон, хоть кто, я сама управляю собой и своими чувствами», – в сердце зарождается вихрь приятного ощущения, и мне становится легче.
Пожалуй, я готова поставить на то, что Юнидатус Тарот, вопреки всяческим ограничениям и опасениям по поводу использования магии, ее все же применяет. Что-то подавляющее волю или влияющее на восприятие – так шепчет моя интуиция.
– Понятно, – Юнидатус Тарот еще немного медлит, чем-то звякает. – Но девушек, которым выпала честь предложить себя демонам, надо как-то более явно выделяться из толпы, украсить, а то совсем убогое зрелище. Раздай им это, пусть носят.
– О, вы, как всегда, удивительно мудры, – лепечет Дахара Мараут и, взяв это что-то блестящее, направляется к началу шеренги. – Никто не догадался о таком, а вы… вы, как всегда, великолепны во всем.
Интересно, ему самому не тошно от такой откровенной лести?
Декан тем временем добирается до меня, протягивает золоченую брошь «Невеста № 15». Витые буквы, витой узор, неоправданно толстое основание побрякушки, в которое много что можно затолкать. Да и Леонхашарт что-то там говорил о прекращении финансирования разных проектов, а тут вдруг траты на украшения. Кажется, на нас вешают еще один микрофон или жучок для отслеживания местоположения.
Если жучок от сектора Возмездие еще как-то можно понять, мы же их проект, то зачем такое казначею? Какое мы имеем к нему отношение? Что ему нужно?
– Носить всем и не снимать, – приказывает он с небрежной твердостью. – Всех нарушителей наказывать. И всем лучше следить за внешностью. Вам выпала великая честь, извольте соответствовать хотя бы немного.
И он под восторженно-льстивые лепетания декана покидает библиотеку. Я опускаю взгляд на брошь. Нет, это явно не просто украшение, раз его заставляют носить в приказном порядке.
После ухода Юнидатуса Тарота меня то и дело дергает мысль, что надо было посмотреть ему в глаза, просто какое-то навязчивое желание. Не думаю, что это было бы разумным поступком, я уверена в правильности своего поведения, и это периодическое сомнение всколыхивает внутри дикую злость.
Еще и беспокойство о Саламандре не отпускает: вдруг решит убежать, а ее размер явно непригоден для маскировки, или опять разревется и привлечет внимание.
Когда занятия заканчиваются, в комнату я почти бегу.
Но невидимая Саламандра тихо сопит в ванне. Она никак не проявляет себя, даже когда я наливаю воду в стакан из-под щеток.
Именно в воду я бросаю свою брошь, а к ней отправляются броши Манакризы, Лиссы и Катари. Для надежности стакан накрывается еще одеялом – если микрофоны встроены, они ничего не уловят.
И я наконец добираюсь до ноутбука.
Юнидатус Тарот интересен и девчонкам, дружно охарактеризовавшим его как гадкого типа с явно дурными намерениями. Я опять тру подбородок, невольно вспоминая прикосновения.
Информации в сети о Юнидатусе Тароте много – и в то же время почти нет. Сплошь деловая информация, минимум о личном.
Потомственный архисоветник, не женат, пост казначея Нарака занимает уже сотню лет. В скандалах не замечен, хобби неизвестно. Фактически распоряжается бюджетом, в связи с чем считается самым влиятельным архидемоном мира.
То есть когда Леонхашарт рассказывал о страшном ужасном секторе Возмездие, он умолчал о том, что даже это жуткое ведомство зависит от воли Юнидатуса Та рота.
Зачем же тогда казначею выдавать нам странные броши? Может, там вовсе не микрофоны или шпионское оборудование (он ведь может вытрясти информацию у сектора Возмездие), а что-нибудь другое?
Но что это может быть?
И зачем?
Кажется, надо посоветоваться с… Леонхашартом. Сердце сжимается, а потом начинает неистово стучать, по телу прокатывает волна жара, а на спине выступают мурашки. Но следом за приятным теплом приходит холод обиды: после той чудесной ночи поцелуев Леонхашарт даже не пытался со мной связаться. И никакие напоминания о том, что он сейчас занят попыткой выяснить истинные цели сектора Возмездие, а нам не стоит афишировать отношения, и его внимание ко мне может выйти боком, и ему надо отвлечь врагов от меня, а еще я сама велела ему побывать на свиданиях со всеми невестами – никакие аргументы не могут окончательно изгнать обиду на него.
Это ведь нелогично – обижаться на него.
Я точно знаю, что сейчас нравлюсь ему больше остальных девушек.
И все же эмоции прут в совсем неприятную сторону.
Борясь с ними, я включаю мессенджер. Даже если эти сообщения просматриваются кем-то еще, мое любопытство в данном случае выглядит вполне обоснованно, и я печатаю:
«Привет! Что ты можешь сказать о Юнидатусе Тароте?»
«У него очень трудно выпросить деньги, – быстро приходит ответ. – А что?»
«Он инспектировал четвертый факультет, просто любопытно стало».