Избранник ворона
Шрифт:
– Спрячьте, спрячьте... – торопливо прошептал он и неожиданно громко крикнул: – А с эльзевиром в кассу! В кассу!
Нил, пожимая плечами, вернулся в зал, подошел к кассе и положил бумажку на блюдечко перед кассиршей.
– Вот... – Он вздохнул. Кассирша ему эту бумажку вернула.
– Сумма прописью, число и подпись! – отрезала она.
– Что?
– Здесь, здесь и здесь! – Она быстро поставила галочки в трех местах.
Нил отошел к подоконнику, достал из портфеля ручку, посмотрел в отмеченное галочкой место – и не поверил своим глазам. Ему причиталось триста шестьдесят рублей...
«Спокойно, спокойно! – внушал он себе, идя по Литейному. – Я взрослый, разумный человек, и никакое богатство не вскружит мне голову... Еще через квартал – сберкасса. Восемьдесят рублей я оставлю себе, а четыреста положу на книжку. Бабушка говорила, есть такой срочный вклад, по нему через год выдают три процента годовых. Это будет... это будет двенадцать рублей! Ни за что ни про что – целых двенадцать рублей!..»
Но он струхнул идти в сберкассу – а вдруг еще спросят, откуда у него такие деньги, заставят принести справку от родителей? Вместо этого он отправился в кафе-мороженое, лихо заказал двести граммов ассорти с двойным сиропом и сто пятьдесят граммов сладкого шампанского – не столько потому, что так уж хотелось вина, сколько из желания этим отважным жестом как-то компенсировать в собственных глазах трусость, проявленную у дверей сберкассы. Толстая буфетчица в кокошнике окинула Нила оценивающим взглядом, неодобрительно хмыкнула, но заказанное налила. От сладкого и шипучего вина немного закружилась голова, стало легко, и сегодняшний проступок показался Нилу совершенно пустячным. «Безсознательнаго» все равно никто не осилил и не осилит никогда, а вторая книжонка и вовсе такая серенькая, невзрачная, никому не нужная... Если подумать, то вообще чудо, что ее до сих пор не выкинули на помойку, не сдали в макулатуру. Зато теперь сослужила добрую службу. Теперь у него есть огромные деньги, которые надо как можно скорее спрятать как можно глубже в письменный стол. А завтра... завтра он станет владельцем роскошной трубочки фирмы «Данхил»...
Бабушка стояла на кухне и молча смотрела р окно. Нил подошел сзади и слегка приобнял ее.
– Ба, как у нас насчет покушать, а?
– Тише...
Она повернула к нему лицо. Он удивленно заморгал, впервые увидев слезы на этом морщинистом лице.
– Ты что, бабушка?
– Бабуленька умерла...
В придачу к трубке он получил от Васютинского кожаный мешочек для нее и за отдельную плату – набор ёршиков для чистки. Эту трубку он носил на каждую консультацию, на каждый экзамен. Обратил на себя внимание многих, но рыжая красавица, ради которой, собственно, все и затевалось, так ему и не встретилась. Может быть, передумала поступать или – что казалось совсем невероятным – завалила экзамены...
XVIII
(Ленинград, 1982)
– Вот ведь как бывает, – задумчиво проговорил профессор. – Ведь эта мимолетная девушка, практически, сотворила из вас филолога и трубочника, предопределила, можно сказать, все последующие. переплетения судеб, приведшие, в числе прочего, и к нынешнему нашему разговору, а, мы даже имени ее не знаем...
– Отчего же? – Нил улыбнулся. – Она, конечно, тоже поступила, и потом мы несколько лет встречались чуть не каждый день.
– Вот как? – ответно улыбнулся Евгений Николаевич.
– О да! Ее звали Таня Захаржевская... В руках профессора что-то громко хрустнуло, он с отвращением отбросил от себя переломанную пополам шариковую ручку.
– Сплошной брак производят! – сердито сказал он.
Нил смотрел на него молча и внимательно.
– Вот что, Нил Романович, – прежним благодушным тоном сказал профессор. – Давайте-ка мы закажем нашей любезной Тамаре Анатольевне по чашечке кофейку и поговорим, для разнообразия, о вашей нынешней работе. А то что мы все о прошлом, да о прошлом... Вы ведь, если не ошибаюсь, в Политехническом служите?
XIX
(Москва, 1982)
– Впечатления?
– Непростой парнишка. Старается внушить себе и другим, что он гораздо слабее и уязвимее, чем есть на самом деле. Ложная самооценка на основе рационализации детских комплексов... Извините, вошел в образ... Он прекрасно помнит Татьяну Всеволодовну, отзывается о ней с глубоким уважением и считает, что она сыграла в его жизни очень большую роль.
– Вот как? – Вадим Ахметович Шеров подлил чаю себе и подполковнику Ковалеву, поднялся, с чашкой в руках подошел к окну, поглядел на вереницу огней в вечернем саду. – И что из этого следует?
– Уточним. Он мне верит и, похоже, ничего не утаивает. У нас есть еще три дня...
– У нас их нет. Я получил информацию, что его разрабатывают ваши коллеги. Чужие.
– В связи с нашим делом?
– Пока не могу сказать. Помешать им мы не можем, остается временно уступить инициативу, отойти в тень и пронаблюдать за их действиями. А там посмотрим... Во всяком случае, в Ленинград вам пока возвращаться не стоит...
XX
(Ленинград, 1982)
Нил лежал поверх покрывала и разглядывал трещины на потолке. До ужина еще полчаса, а потом, глядишь, можно и на боковую. Если получится. Можно, конечно, попросить укольчик на ночь, но лучше не стоит. От бессонницы не умирают...
Он повернул голову на скрип открываемой двери и увидел Тамару Анатольевну и незнакомого врача в белом халате.
– Ну, как вы? – спросил, улыбаясь, врач.
– Ничего, спасибо. Скучновато, а так – ничего.
– Это хорошо, что ничего. Анализы у вас в норме. Выглядите молодцом. Не вижу оснований, не вижу... Давайте-ка завтра на выписку. – Но профессор сказал – еще три дня.
– Профессор? – переспросил врач. – Ах да, профессор... Профессор неожиданно уехал в командировку, просил передать, что по возращении будет консультировать вас амбулаторно. Так что сразу после завтрака прошу в канцелярию... Недельку еще дома на больничном посидите, отдохнете. Месячный курс тазепама, режим, питание – я все напишу... Не беспокойтесь, ничего страшного в бюллетень ваш не нарисуем. Посттравматический шок, а хотите – вегетативный невроз. Что хотите.
– Спасибо.
– Ну, отдыхайте...
Лежать сил не было. Он встал, набил трубку, распахнул окно в теплую светлую ночь...
Глава вторая
Ночь без милосердия
I
(Ленинград – Житкове, 1973)
Таню он вновь увидел только первого сентября, после организационного собрания, где, как и ожидалось, новоиспеченным студентам было объявлено, что этот этап своей жизни они начнут с месячной трудовой повинности в совхозах Ленинградской области. Было упомянуто три названия, ни одно из которых Нилу ничего не говорило.