Избранники Тёмных сил
Шрифт:
— Разве смог бы ты добиться всего сам без поддержки? — не унимался Франциск. — Еще никто из плебеев или даже людей познатнее не мог занять удобного места в Рошене без помощи покровителей.
— Ты называешь святого плебеем? — чуть ли не рассмеялся Августин. Все в этом мальчишке было насквозь фальшивым, даже смех.
— Ты не святой. Мы оба об этом отлично знаем. Ты отлично играешь свою роль на публике, но нам не за чем притворяться друг перед другом.
— Ты сравниваешь меня с актером? — на этот раз в голосе Августина зазвучали резкие угрожающие нотки.
— Прости, — Францинск понял, что пора сдаваться, и виновато потупился. — Я
— Я давно уже привык не обижаться на дураков, — Августин смерил собеседника долгим, презрительным взглядом. — Глупцы сами не ведают, что творят, не отдают себе отчета в собственных поступках. Будем считать, что только что ты оскорблял меня не из вредности, а потому что в твоей голове совсем не осталось ума. Эта ведьма лишила тебя рассудка. Первым делом, наводя порчу, колдуны крадут у человека ум и красоту, а ты, как раз сильно осунулся за последние дни. Раньше ты выглядел куда лучше, а сейчас, тебя просто не узнать.
— Предъяви обвинение кому-нибудь другому, — начал упрашивать Франциск. — Ты же знаешь, что Кристаль мое нареченная.
— Подыщи себе другую невесту. Или никто, кроме нее, не согласен обручиться с тобой?
— Ни у кого, кроме нее, больше нет такого приданого, — честно выпалил Франциск, и сам пожалел о своей откровенности.
— Ах, вот оно что, — задумчиво протянул собеседник. — Все имущество осужденных обычно отходит в церковную казну. Здесь уж я не могу ничего поделать. Дружба перед законом бессильна, по крайней мере, в нашем случае.
— Я не узнаю тебя, Августин, — Франциск решил прибегнуть к своему последнему оружию, упрекам. — Раньше ты не был таким бесчувственным.
— Раньше я был никем, — вполне резонно возразил Августин.
А он опытный стратег, бьет противника его же собственным оружием, про себя я отдал должное его способностям.
Августин вздрогнул, словно успел уловить мою мысль. Он чуть поежился, метнул быстрый испуганный взгляд в сторону окна, мне показалось, что он ощутил мое присутствие, принял меня за кого-то другого и хочет отдать должный знак почтения, например, поклониться, но стеснен присутствием свидетеля.
— Если ты не отдашь должное устоявшимся традициям, то рискуешь вернуться к тому, с чего начал, — Франциск рискнул прибегнуть к угрозам, но произносил их тихо, вполголоса, так, словно предпочитал, чтобы собеседник не расслышал его.
— Неужели? — Августин сделал вид, что ничуть не обижен таким необдуманным замечанием, но глаза его полыхнули опасным, едва сдерживаемым гневом. На дне этих синих, чуть раскосых глаз, как будто полыхала адская бездна.
— Что будут значить твои устоявшиеся традиции перед народом? Как ты объяснишь широким массам, что закон должен щадить ведьму только потому, что она принадлежит к высшему сословию. Ты думаешь, что чернь будет довольна, узнав, какая новая привилегия появилась у богатых. В Рошене слишком долго царил беспредел. Теперь все изменится. Ну, разве это не перст божий, то, что единственный неподкупный судья возглавляет охоту на ту нечисть, которой давно кишит этот город. Я занял свой пост, ничуть не опасаясь того, что мне придется очищать злачное место, куда давно уже не заглядывала справедливость, где аристократия решила, что имеет полное право творить произвол, где простые люди не могут уповать на правдивость нынешних властителей и вынуждены ожидать божьего суда. Возможно, сюда меня привело проведение. Помни, Франциск, я видел адский огонь, я остался жив, пройдя сквозь ад. Ты знаешь,
«Как бы ты не оказался кумиром всего лишь на час», подумал я, ощутив крыльями холод каменного оконного свода. «Ты сгоришь в том костре, который сам же разжег, возродишь для себя самого то пламя, из которого вырвался по случайности», предрек я про себя, еще больше убеждаясь в том, что Августин обречен. Конечно же, он погибнет не скоро, по крайней мере, не в этом году и уж точно не от рук земных палачей, его казнят те высшие силы, в руках которых он стал всего лишь игрушкой.
— А как же твое обещание? Помнишь, ты поклялся, что когда-нибудь отплатишь мне за мою помощь, — Франциск, как утопающий, готов был ухватиться за соломинку.
— И я отплатил, — нарочито дружелюбно кивнул Августин, словно желая передать в этих словах «я же не уточнял, чем отплачу, добром или злом».
Он легко развернулся и направился к двери. Со спины он еще больше напоминал угловатого, малолетнего проказника из приходской школы. Когда не было видно зла, освещавшего его лицо, то все его выходки можно было принять за безобидные шуточки.
— Негодяй, — прошипел Франциск ему вслед. — Когда-нибудь ты будешь проклят.
Нарочито медленно Августин обернулся.
— Для толпы я не проклятый, а блаженный, — с самым невинным видом возразил он. — И подавляющее большинство в этой толпе хотят посмотреть на следующую казнь. Горожанам нужно быть уверенным, что обжитые ими места регулярно очищаются от зла.
— Ты сам зло, ты демон! — на миг потеряв контроль над собой, вскрикнул Франциск.
— Попробуй доказать это народу, — беспечно отозвался Августин. Какое хладнокровие, он ничем не выдал себя, даже не содрогнулся при упоминании о своей страшной тайне.
— В этом вся твоя благодарность, в том, чтобы казнить собственных благодетелей, — в бессильной ярости Франциск сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
— Благодетелей? — с сарказмом переспросил Августин. Он уже положил ладонь на медную ручку двери, но обернулся, и по его губам пробежала улыбка, такая зловещая и торжествующая, что демону стало бы страшно.
— Следующим можешь быть ты, — произнес он, и в зрачках его глаз, как будто промелькнул оранжевый блик костра, на котором умирают осужденные.
Минутой раньше я считал этого мальчишку всего лишь обозленным на жизнь мошенником, который сделал все, чтобы добиться успеха, а потом решил уничтожить всех, кто ему в этом помогал. Теперь за красивым лицом, как будто раскрылась уродливая сущность. Августин был не просто зол, он был одержим.
Я спорхнул с подоконника еще раньше, чем Августин успел переступить через порог. В метель я мог, сколько угодно носиться над городом, даже пригибаться ниже к дороге, на уровень мчащихся по ней экипажей, и оставаться незамеченным. Я решил следить за Августином и дальше. Мне хотелось лично встретиться с его покровителями, застать их врасплох. Интересно, как станут оправдываться передо мной те предатели, которые без моего ведома решили взять под свою опеку такого негодяя?