Избранное: Динамика культуры

Малиновский Бронислав

Тому антропологу, который пытается организовать свой материал способом, наилучшим с точки зрения и теоретической, и практической пользы, предлагаемая и обосновываемая здесь классификация представляется единственно подходящей. Она позволяет нам распределять материал, непосредственно ссылаясь на тот фундаментальный факт, что в известных пунктах Африка и Европа сотрудничают, а в других работают совершенно независимо друг от друга. На этой основе антрополог мог бы высказать некоторые дальнейшие предложения и критические соображения. Значительная часть экономической работы, проделанной в Свазиленде войсковыми частями, имеет общественную пользу. При рассмотрении деликатного вопроса о принудительном труде и постоянной действующей тенденции, выражающейся в стремлении администрации посягнуть на привилегии вождя, полевой исследователь должен выявить границу, проходящую между общественными работами племенного значения и работой, выполняемой преимущественно или исключительно в пользу вождя. Я полагаю, тщательное изучение вопроса покажет, что очень мало делается ради частной выгоды правителя и что большая часть работы выполняется для целей общественной пользы.

Взглянув еще раз на нашу обзорную схему, мы видим, что нам следует внести в колонку «D» («Реконструируемое прошлое») такие феномены, как межплеменные условия, характерные для данного района: например, наличие агрессивных и деятельных племен по соседству с экономически эффективными сельскохозяйственными общинами. Набеги с целью добычи скота были для масаев и для большинства хамитских и нилотских племен одним из главных источников дохода. Хотя это интересно с точки зрения человеческих отношений прошлого и настоящего, это не дает никакого практического руководства для будущего, так как мы не можем возрождать или поддерживать воровство. В рассматриваемой колонке тоже надо ввести пункт о положении вождя как военного предводителя («D2»), и не в аспекте влияния этого статуса на престиж вождя сегодня, но, скорее, в аспекте действующего инструмента власти, ибо он был командиром, верховным жрецом и лицом, распределяющим военную добычу. Опять-таки, эти условия прошлых времен, коль скоро они существовали в действительности, абсолютно не релевантны, хотя память о них до сих пор может быть значимой для поддержки статуса вождя. Постольку, поскольку они выполняют эту функцию, они являют собой данные, которые следует вводить в колонку «С». Наконец, нам понадобится полное описание причин и следствий ведения войн, а также методов, стратегии и тактики («D3»); кроме того, мы должны рассмотреть основоположения межплеменного права, регулирующего вопросы войны и мира («D4»), так как они представляют огромный интерес для исследователя-компаративиста, специализирующегося на изучении военного дела {83} . Для представителя колониальной администрации и прикладного антрополога такое знание нерелевантно, поскольку в результате европейской оккупации крупномасштабные сражения навсегда ушли в прошлое.

83

Компаративное исследование проблем войны и их связи с ситуацией в современной Европе содержится в работе Малиновского «Антропологический анализ войны», см.: Malinowski B. An Anthropological Analysis of War // «American Journal of Sociology». 1941. Vol. XLVI. № 4. P. 521–550. – Прим. Ф. М. К.

Если мы обратимся к колонке «Е» («Новые спонтанно появившиеся африканские силы реинтеграции или реакции»), нам нужно будет заметить, что в результате распространения европейских войн на Африку («А3») африканцы получили стимул к сравнению и критической оценке различных европейских наций. Это оказало воздействие на местный национализм и послужило причиной выдвижения требований независимости и самоопределения («Е3»).

Наше исследование военного дела дало нам возможность выявить и классифицировать силы, действующие в культурном контакте. Даже при обсуждении феномена, отсылающего к прошлому, мы видим, что единственный релевантный с практической точки зрения элемент – это сохранение данного феномена в наши дни, пусть даже в скрытой и искаженной форме. Компаративный обзор, в котором различные подходы были рассмотрены по отдельности и при этом соотносились друг с другом на каждой стадии, на мой взгляд, может стать инструментом столь же ценным в непосредственной полевой работе, сколь он продуктивен в построении выводов и сжатом изложении результатов. Он предлагает конкретные детальные пункты для внимательного исследования в каждой области, а также позволяет нам сформулировать известные выводы, полезные для государственного управления вообще. Что касается ведения войны, то здесь перед нами встает вопрос огромной моральной значимости: когда мы хвастаемся, что дали африканцам полноценный и вечный мир, не маскируем ли мы тем самым на деле свое преступление (по степени тяжести занимающее первое место), заключающееся в том, что мы втянули членов африканских племен в наши собственные вооруженные конфликты с их массовым характером уничтожения жизни и собственности {84} . Разве не могло бы стать одним из первых шагов на пути установления мира принятие раз и навсегда соглашения о том, что нельзя втягивать колонии в европейские войны и использовать туземные силы в качестве непосредственно воюющих подразделений? Кажется изначально очевидным тот факт, что когда в Европе идет война, то нет такого количества крови африканцев, пролитой в Африке, которое способствовало бы окончательному разрешению европейских проблем. Зачем же тогда втягивать африканцев в войны, более крупные и кровавые по сравнению с их собственными, если одно из несомненных благ, которое мы могли бы им дать, – это подлинный мир?

84

Эта рукопись была написана Малиновским между 1938 и 1939 гг. Каким было бы его отношение к использованию туземных войск в разразившейся позже мировой войне, я не знаю; но, конечно же, понятие «европейского дара мира», преподнесенного так называемым первобытным народам, теперь воспринимается с еще большей иронией.

Среди работ Малиновского было несколько записей по поводу материала М. Хантер о войне в Пондоленде. Он полагал, что некоторые частные моменты требуют подробного исследования, а именно: верят ли туземцы, что с прекращением племенной вражды у людей исчезло или уменьшилось мужество, существуют ли в действительности симптомы упадка, возросла ли интенсивность внутренних сражений в племени, существуют ли другие типы компенсаторных занятий, таких как совершаемые украдкой набеги с целью кражи скота, и т. д. «Что действительно важно для настоящего и будущего, – подчеркивал он, – это то, до какой степени уничтожение военной организации подорвало авторитет, определенные личные и эмоциональные качества; до какой степени оно высвободило энергию для другого рода занятий». – Прим. Ф. М. К.

Таблица II

Обзорная схема изучения африканского ведения войны

IX. Сображения по поводу колдовства

Нет сомнения, что все усилия европейских миссионеров, педагогов и администраторов по искоренению колдовства до сих пор были безрезультатны. Везде мы встречаем сообщения о том, что оно набирает силу {85} : Орд-Броун заявляет, что урегулирование этой проблемы может быть оценено как наименее удовлетворительный аспект колониального управления {86} . В то же время размах деятельности организаций, занятых поисками колдунов, таких как «Бамучапи», показывает, насколько сильно это верование. Ценный аргумент, приведенный д-ром О. Ричардс в ее статье, посвященной бемба, показывает, как дезинтеграция, устраняя определенные верования, в то же время умножает их число в рамках колдовства {87} . Здесь перед нами предстает типичная проблема культурного изменения – то, что одно из наиболее характерных африканских суеверий и симптомов отсталости и темноты не только не исчезает, но обретает силу в результате просвещающего воздействия со стороны миссионерского обучения и воспитания. Везде, где ученый обнаруживает эти парадоксальные результаты, ему следует очень определенно их выделить, выявить причинность, и если он видит какие-либо возможности для выработки рекомендаций, он должен дать их. Смелая позиция, занятая Франком Мелландом, бывшим правительственным чиновником, пристыдила многих антропологов {88} .

85

Специальный номер «Африки» был посвящен обсуждению колдовства. Кроме работ тех авторов, кто упоминается в этой главе, см. также: Clifton Roberts C. Witchcraft and Colonial Legislation // «Africa». 1935. Vol. VIII.

86

Orde-Browne G. St. J. Witchcraft and British Colonial Law // «Africa». 1935. Vol. VIII. P. 483.

87

Richards A. I. A Modern Movement of Witch-Finders // «Africa». 1935. Vol. VIII. P. 458.

88

См.: Melland F. Ethical and Political Aspects of African Witchcraft // «Africa». 1935. Vol. VIII. P. 495–503.

Если в каких-то вопросах и должно быть полное и в высшей мере продуктивное сотрудничество, то именно здесь, на основе одного общего фактора, там, где, как нам кажется, обе стороны, европейская и африканская, идут навстречу друг другу и где они действительно должны встретиться, – то есть в деле искоренения колдовства. Представитель администрации, миссионер, педагог и даже предприниматель, который может считать мнимого доктора-колдуна возмутителем спокойствия в среде туземных рабочих, – все они заодно в своем желании покончить с колдовством. Это полностью согласуется с искренним желанием африканцев искоренить магию. Откуда же возникает та парадоксальная ситуация, что магия продолжает существование даже тогда, когда европейцы против нее борются и за нее наказывают, а африканцы от нее страдают? Эти последние требуют лишь избавления от той силы, которую они считают опасной и преступной. Более того, именно здесь мы обнаруживаем, что при решении проблемы на деле имеется почти полное несоответствие друг другу таких факторов, как объединенные силы туземцев и европейцев, с одной стороны, и достигнутые результаты – с другой.

Колдовство, ненавидимое африканцами и осуждаемое европейцами, было вытеснено со своей прежней позиции, когда оно было открыто признано, но магией продолжают заниматься тайно и, очевидно, даже в большем масштабе, чем в былые времена. Сообщают, что она процветает в бараках горнодобытчиков, в городских районах, на плантациях и даже в миссионерских поселениях. Причины, как мне кажется, следует искать не так уж глубоко. При разработке мер избавления африканцев от этого бича европейцы действовали даже без адекватного знания фактов или разумного осмысления принципов. Состояние сознания, которое глубоко укоренено и имеет основу не в случайном суеверии, но в универсальной человеческой психологии, не может быть уничтожено посредством законодательства. Оно не может быть искоренено простым непризнанием и отрицанием его существования.

Каким был европейский подход? Европеец склонен и к недооценке, и к преувеличению туземных верований. Будучи скептиком, просвещенным человеком и христианином, он не считает возможным принимать их всерьез, и в этом он несомненно прав. Будучи благожелательно и по-отечески настроенным правителем, он не может не поражаться силе первобытного верования, наличию в нем элемента вымогательства, несчастью, которому оно служит причиной, ненависти и негодованию, ему сопутствующим. Стало быть, его побудительными мотивами выступают и убежденность, что это вымысел, и понимание, что вымысел этот опасен. Поэтому он законодательно запрещает занятия колдовством, которые, если они – реальность, не должны игнорироваться на уровне законодательства! Он также законодательно запрещает обвинения в колдовстве, тем самым наказывая и преступника, и – в то же самое время – сыщика! Элемент бессмыслицы кроется в том, например, что в уставе Северной Родезии одинаковое наказание налагается (а) за занятия колдовством и (б) за выдвижение обвинения в колдовстве. Однако если (а) есть преступление, то как можно наказывать тех, кто свидетельствует против занимающихся колдовством? Если (б) есть преступление, тогда (а) не может быть таковым. Иными словами, чтобы понять одну половину кодекса, нужно лишить смысла другую, или иначе придется всегда заключать в тюрьму и обвиняемого, и обвинителя, парами.

Какая реальность лежит в основании колдовства? Путем ответа на этот вопрос, притом только правильным ответом, может быть выявлен общий фактор. Мы можем выработать позицию, опираясь на тот принцип, что с помощью колдовства нельзя убить человека. В то же время мы должны с равной силой настаивать на том, что вера в магию психологически эффективна. С одной стороны, она подрывает жизнестойкость того, кто испытывает магическое воздействие, она сковывает его деятельность и, таким образом, может в конечном итоге способствовать его смерти. Весь современный психиатрический подход, Куэ, лечение внушением, «Христианская наука» – постольку, поскольку они содержат какой-либо элемент лечебной эффективности, – доказывают, что психическое состояние пациента имеет величайшую важность. Дайте больному почувствовать, что его болезнь является результатом намеренных действий, заставьте человека поверить, что для него наступила полоса несчастья, и он может не выдержать и умереть.

Но даже это объяснение указывает только на последствия верования, а не на психологические, социальные и экономические основания его живучести. Колдовство основано в первую очередь не на зловредности колдуна, желающего причинить вред и шантажирующего своих жертв, используя их веру в магию. Колдун часто сам бывает невольной жертвой, а иногда и орудием в чьих-то руках. Корни колдовства лежат в первую очередь в психологических реакциях тех, кто страдает от плохого здоровья, невезения, неспособности контролировать свою судьбу и удачу. Как таковое, оно есть переведение человеческой участи и причин личной неудачи, подчиненных воле судьбы, в пределы управляемой человеческой злобы. Тем самым это теория, созданная post hoc [14] , чтобы объяснить невезение, болезнь и смерть. Это та инстанция, в которой инициатива, невезение и активная деятельность вменяются в вину определенным человеческим существам. Диагноз иногда ставится на основе свидетельств прямого откровения, снов, видений, но обычно при помощи прорицателей. Затем могут быть предприняты некие действия. Колдуна обвиняют, допрашивают, заставляют уничтожить причиненный вред или же применить противодействующую магию. Чтобы освободить человеческие существа от веры в колдовство, было бы необходимо наделить их даром постоянного процветания, крепчайшего здоровья и вечной жизни.

14

После того (лат.). – Прим. пер.

Итак, есть два фундаментальных принципа, на которых основана черная магия. Один из них состоит в том, чтобы путем выдвижения обвинения кого-нибудь в неудаче уменьшить метафизические и фаталистические элементы в реакции человека на эту неудачу. В препятствовании человеческим козням кроется больше надежды, чем в столкновении с велениями судьбы или волей Бога. С этой точки зрения, если мы понимаем психологические, социальные и этические корни, мы видим, что колдовство, далеко не будучи законченным злодейством, во многих смыслах выступает как источник комфортного самоощущения и надежды, удобный случай для управления неуправляемым. Постольку, поскольку вера в черную магию всегда подразумевает веру в противодействие ей, черная магия может иногда через те же самые психологические каналы спасти пациента. Вечный лозунг миссионера, или того, кто занят духовным подъемом, или педагога: «Мы освобождаем этих людей от кошмара колдовства», – это, тем самым, только половина правды; в действительности он охватывает меньшую ее часть.