Избранное: Динамика культуры
Шрифт:
Я хотел бы обобщить те данные, на основании которых я делаю это заключение. Начнем с того, что туземцы не понимают роли отца в зачатии. На прямой вопрос о причине (у’ула) беременности женщины или возникновения новой жизни они всегда отвечают: «Балома боге исаика» (это дал балома) {298} .
Конечно, этот вопрос, как и все вопросы об у’ула, надо задавать с большим терпением и пониманием дела. Часто такой вопрос остается без ответа. Много раз, когда я спрашивал прямо и без обиняков об этом, если меня вообще понимали, то ответ был такой, как указано выше. Добавлю, что бывало и так, что ответ необычайно усложнялся, в него входили некоторые неясные намеки на соитие. Будучи заинтригован этим, я предпринимал чрезвычайные усилия, чтобы прояснить этот вопрос. При первой возможности я вступал в дискуссию на эту тему, о чем бы ни шла речь. Я формулировал проблему in abstracto [45] , вступая в разговоры о каких-то
298
Особо отметим, что под балома, который «дал» ребенка, аборигены понимают либо балома, который стал ребенком, либо балома, который принес ваивайа.
45
В отвлеченной форме (лат.). – Прим. пер.
Особенно интересными и к тому же имеющими решающее значение были случаи, когда беременная женщина была незамужней {299} .
Когда я спрашивал, кто является отцом внебрачного ребенка, то получал всегда один и тот же ответ, что отца нет, так как девушка не замужем. Если я дальше напрямую допытывался о физиологическом отцовстве, туземцы не понимали, о чем идет речь. Тогда я спрашивал: «Есть много незамужних девушек, почему же именно эта, а не какая-то другая забеременела?». Ответ был всегда один и тот же: «Этого ребенка ей дал балома». Здесь меня прямо-таки ставили в тупик замечания о том, что незамужняя девушка, целомудрие которой сомнительно, особенно подвержена опасности получить ребенка от балома. Более того, девушки более склонны держаться подальше от балома, избегая купаний во время прилива, чем предохраняться от беременности, соблюдая целомудрие.
299
Незамужние девушки пользуются полной сексуальной свободой. Отношения с противоположным полом начинаются очень рано, с шести до восьми лет. Они меняют любовников по своему желанию вплоть до момента, когда почувствуют склонность к замужеству. Тогда девушка довольствуется более длительной и более или менее прочной связью с одним мужчиной, который обычно затем становится ее мужем. Внебрачные дети по крайней мере, нередки. Подробное описание сексуальной жизни и супружества у южных массим, которые в этом отношении похожи на киривинцев, содержится в книге проф. Зелигмана (см.: Seligman C. G. Op. cit. Ch. 38. P. 499). В той же работе приводятся краткие, но очень ценные сообщения о той же сфере жизни северных массим, в том числе туземцев Тробрианских островов (см.: Ibid. Ch. 53. P. 708).
Однако к детям, не имеющим отцов, и к их матерям киривинцы не слишком расположены. Я помню немало случаев, когда мне показывали некоторых девушек, называя их негодными, «плохими», ибо они имели внебрачных детей. На вопрос, почему это плохо, отвечали стандартно: «Потому, что нет отца, нет муж чины, который взял бы этого ребенка на руки» (Гала таитала Сикоро’и).
Мой переводчик Гомайа завел довольно типичный для добрачного периода роман с Иламверией, девушкой из соседней деревни. Тогда, когда у них дело еще не дошло до интимной связи, он хотел на ней жениться. Но в итоге девушка родила ребенка, а Гомайа женился на другой. Когда его спросили, почему он отказался от женитьбы на своей прежней симпатии, он ответил: «У нее ребенок, а это плохо». В то же время он был полностью уверен, что за все время их «помолвки» девушка ни разу не была ему неверна (юноши в Киривине часто бывают в плену таких иллюзий). Гомайа не имел никакого понятия об отцовстве. Если бы он что-то знал об этом, то признал бы ребенка своим, так как верил, что молодая мать не имела сексуальных связей с кем-либо другим, кроме него. Но тот факт, что ребенок родился в неподходящее время, был достаточной причиной перемены его решения. Это вовсе не означает, что у женщины, ставшей матерью-одиночкой, непременно будут какие-либо серьезные трудности с замужеством. Во время моего пребывания в Омаракане две молодые женщины, будучи в таком положении, вышли замуж, что произошло без каких-либо кривотолков. Среди женщин в том возрасте, который можно назвать «брачным» (25–45 лет), нет незамужних, а на вопрос, не останется ли девушка одинокой из-за того, что у нее есть ребенок, аборигены отвечают категорическим отрицанием. С этой точки зрения следует рассматривать все то, что было сказано о балома, который приносит детей. Это относится также к описанным конкретным случаям.
Если вместо того, чтобы прямо спросить о том, какова у’ула беременности, я предлагал туземцам эмбриональную концепцию зачатия, оказывалось, что они совершенно незнакомы с процессом, в существовании которого их пытаются убедить. Их совершенно не трогало сравнение с зерном, которое падает в землю, чтобы затем из него выросло растение. Они проявляли некоторый интерес, спрашивая, «не есть ли это тот способ, каким это делает белый человек», но говорили сразу с полной уверенностью, что это не в «обычае» Киривины. Семенная жидкость (момона), по их мнению, нужна только для удовольствия и смазки, причем характерно, что словом момона называют также женские выделения. Туземцы совершенно ничего не знают о других свойствах этих выделений. Поэтому им совершенно чуждо всякое представление о родстве или свойстве по мужской линии, которые основаны на физиологической связи отца и ребенка.
Случай, когда туземцы не могли ответить на вопрос об отце внебрачного ребенка, можно было бы дополнить еще двумя другими примерами, в которых фигурируют уже замужние женщины. Когда я спрашивал моих информаторов, что бы произошло, если бы женщина забеременела в отсутствие мужа, они спокойно ответили, что такие ситуации могут быть, и никаких неприятностей при этом не будет. Один из собеседников (я не записал и не смог запомнить его имя) поспешил привести в качестве примера случай, который был с ним самим. Вместе с белым работодателем он оставил свою деревню и отправился в Самараи {300} , где провел год. В это время его жена забеременела и родила ребенка. Муж, вернувшись из Самараи, нашел в доме ребенка и признал это естественным. Из дальнейшего разговора я узнал, что этот человек отсутствовал от восьми до десяти месяцев, и поэтому не было явных оснований сомневаться в верности его жены. Но характерно, что муж не видел никакой необходимости подсчитывать месяцы своего отсутствия, и даже не очень колеблясь, довольно неточно определил этот срок почти в год. Заметим, что это был умный мужчина, который провел достаточно много времени на службе у белого человека в качестве наемного слуги и во всяком случае не производил впечатление человека робкого или «подкаблучника».
300
Поселение европейцев на восточном берегу Новой Гвинеи.
Однажды я затронул эту тему в присутствии нескольких белых, живущих на Тробрианах. Среди них был плантатор с Китавы, г-н Камерон, который рассказал мне о случае, который показался ему удивительным. Надо заметить, что плантатор не имел понятия о том, что туземцы не знают причин зачатия. Туземец, живущий в Китаве, оставил деревню на два года, пойдя на службу к белым на острове Вудларк. Когда он вернулся, то застал в доме грудного ребенка и радостно принял его как своего. Он вообще не понимал намеков и насмешек со стороны белых, которые убеждали его бросить жену или по крайней мере поколотить ее. Тот факт, что жена забеременела почти через год после его ухода, совершенно не казался ему подозрительным и не наводил его на какие-либо беспокойные мысли. Помимо записанных мною этих двух примечательных фактов, я располагаю также множеством других доказательств, следующих из менее впечатляющих фактов и из обсуждения воображаемых гипотез с различными информаторами.
Наконец, с этой темой связан вопрос о связи, которая, по мнению туземцев, имеет место между отцом и ребенком. У аборигенов есть только один общий термин, которым они обозначают родство, – вейола. Он означает только родство по женской линии и не включает связь между отцом и его детьми, а также между людьми, связанными друг с другом по отцовской линии. Очень часто, анализируя обычаи и их социальную основу, я слышал такое мнение: «О, отец этого не делает, ведь он не является вейола детей». Общность тела – это идея, лежащая в основе родства по матери. Во всех социальных вопросах (правовых, хозяйственных, ритуальных) сильнее всего подчеркивается связь между братьями, «ведь они состоят из одного тела, одна и та же женщина дала им жизнь». Поэтому разграничительная линия, пролегающая между родственниками по мужу, связанными патрилинейным родством (которое не существует в сознании туземцев ни как общая идея, ни как соответствующий ей термин), и родственниками по матери, вейола, означает деление на тех, которые «имеют одно тело» (несомненно, это идея, аналогичная нашему понятию кровной связи), и тех, которые не являются «одним телом».
Однако отец очень тесно связан со своими детьми. Это проявляется и в мелочах жизни, и в важных вопросах наследования прав и привилегий. Так, дети могут быть членами деревенского сообщества, в которое входит их отец, хотя по закону их деревня – это деревня матери. В делах наследства они пользуются большими привилегиями, которыми их наделяет отец. Важнейшая из привилегий связана с наследованием того, что ценнее всех вещей, а именно магии. Очень часто, особенно в таких случаях, какие были описаны выше (см. раздел V), когда отец может делать это законно, он передает свое магическое искусство по наследству сыну, а не брату или племяннику. Заслуживает внимания тот факт, что отец всегда склонен оставить своим детям все, что только может, и поступает так всегда, когда это возможно.
Наследование сыном искусства магии от отца имеет одну особенность – магия дарится, а не продается. Понятно, что магические знания должны быть переданы еще при жизни мага, ведь наследника нужно в точности научить как магическим формулам, так и магическим действиям. Если эти способности передаются кому-либо из вейола, младшему брату или племяннику, то за них берут плату. Такая плата называется покала, и она довольно значительна. Когда же такие способности передают сыну, то не берут никакой платы. Это весьма примечательно, как и многие другие обычаи туземцев, ведь родичи по матери имеют право на наследование магических познаний, тогда как сын, по сути, такого права не имеет. При некоторых обстоятельствах сын может быть лишен привилегии теми, кому эта привилегия принадлежит по праву, тем не менее сын получает магическое искусство в дар, совершенно бесплатно, тогда как другие должны за это немало заплатить.
Воздерживаясь от дальнейших объяснений, я просто приведу ответ туземцев на вопрос об этой загадочной ситуации (мои информаторы вполне понимали вышеназваное противоречие и хорошо понимали причину моего удивления). Они говорили: «Мужчина дает магию детям своей жены. Мужчина живет с ней, сожительствует с ней, она делает для него все, что жена должна мужу. Все, что он делает для ребенка, это плата (мапула) за то, что он получает от жены». Такой ответ совсем не уникален, скорее он является типичным объяснением, которое обычно дают, когда затрагивается эта тема. Для туземцев оправданием того, что отец старается сделать для своих детей все, что в его силах, является его близость с женой, а вовсе не туманное представление о физическом отцовстве. Надо четко понять, что социальное и психологическое отцовство (которое складывается из разных связей: эмоциональных, правовых, экономических) вытекает из обязанностей мужа по отношению к его жене, тогда как физиологическое отцовство вообще не укладывается в сознание аборигенов.