Избранное (Невиновные. Смерть Вергилия)
Шрифт:
Только удостоверившись, что баронесса заснула, Церлина сообщила врачу и в полицию, в обоих случаях солгав, будто только что обнаружила труп, потому, дескать, что А., очевидно, выдумал эту поездку в город, чтобы ему никто не помешал, и, следовательно, его не хватились за ужином, а также потому, что выстрела могло быть и не слышно в такой ураган, какой был после обеда, — так и вышло, что она только сейчас поднялась наверх стелить постель. Не было причины не верить ей, и по ее требованию труп уже ночью перевезли в городской морг.
На следующий
— Ну да, только ведь это не в его привычках, — жаловалась старая дама.
Так, значит, у него новые привычки, — грубо возразила Церлина.
После обеда она вошла к баронессе, всем своим видом показывая, что желает взбодрить ее.
— Он только что звонил, справлялся, как дела у баронессы, и просил извинить, что вернется лишь завтра — к нему приехал по делу иностранец. Госпожа баронесса видит сама, что волноваться незачем.
Но та насторожилась:
— Я не слышала, чтобы звонил телефон.
— Зато я слышала, — напустилась на нее Церлина, а затем отправилась обратно на кухню.
За ужином баронесса пожаловалась, что у нее нет аппетита.
— Не мудрено, — ругалась Церлина, — потому и аппетита нет, госпожа баронесса и заболеет в конце концов от беспокойства, а ведь беспокоиться совершенно не о чем.
— Не о чем?
— Я же сказала, он взрослый человек и вернется живой и здоровый. Вот такса меня куда больше беспокоит.
И она показала на слепнущую раскормленную таксу, которая, насупившись, лежала возле печки. Баронесса лишь грустно покачала головой; она еще немного посидела за столом, едва прикоснувшись к еде, потом пересела поближе к собакам, гладила их, взяла на руки Сиди, ангорскую кошку светло-тигровой масти, но черная Аруэтта спряталась и не подходила на зов, и, когда снова вошла Церлина, это стало поводом для новой жалобы:
— Аруэтта тоже по нему скучает, она спряталась.
— У Аруэтты вечно капризы.
— Нет, нет, животные скучают, я знаю.
— Этого еще не хватало! Ну что там госпожа баронесса опять себе вообразила? Сиди мирно мурлычет.
Баронесса взглянула на мурлычущую Сиди у себя на коленях.
— Это не то, животные чего-то боятся.
Потом она осторожно посадила кошку на мягкое сиденье и отправилась на покой.
— Дай мне порошок, Церлина, не хочу всю ночь пролежать без сна.
— Вот это правильно, госпожа баронесса.
— Дай мне даже два.
— Два так два, это наверняка не повредит госпоже баронессе.
И Церлина высыпала снотворное в стакан воды. На следующее утро старая дама была мертва.
Вызвали Хильдегард. Уже давно готовая к этому, она была не слишком потрясена смертью матери. На похороны явились несколько старых друзей: их было немного, не только потому, что прежний круг знакомых уже сильно поредел, но и потому, что баронессу,
По завещанию Церлина теперь становилась владелицей Охотничьего домика до конца своих дней, только после ее смерти его наследует Хильдегард.
— Вы это поистине заслужили, — сказала ей на прощанье Хильдегард.
— Еще бы, — ответила Церлина; она вообще-то хотела прибавить «барышня», но вовремя удержалась.
Вступив во владение домом, Церлина прежде всего пополнила свой скотный двор; главным приобретением были две коровы, которых она поставила в бывший каретный сарай. Но прибавившуюся работу взваливать на себя не стала, наоборот, она заметно отошла от ведения хозяйства. Она носила все те платья, которые надарил ей А. и которые долгие годы скапливались в сундуках. Она завела себе прислугу.
XI. МИМОЛЕТНАЯ ТЕНЬ НАБЕЖАВШЕГО ОБЛАКА
Удивительно, сказала одна половина барышнина сердца его другой половине, удивительно, сколько же времени нужно этому мужчине, чтобы дойти до меня.
Перед нею тянулась вдаль улица. Исчезал из виду автомобиль. Было светлое утро начала лета. Деревья отбрасывали приятно-равномерные тени, которые под ногами беспокойно шевелились, продырявленные солнечными пятнами, а на небольшом удалении Впивались в сплошную темную полосу и окаймляли вдоль аллеи проезжую часть. Впереди на тротуаре никого не было, кроме мужчины, который не спеша шел вниз по легкому уклону улицы и приближался удивительно медленно.
Барышня шла к воскресной обедне в церковь замка. Рукою в перчатке она наискось держала псалтырь, чуть прижав к телу, потому что, кроме того, несла еще сумочку. Сей благопристойный вид уподоблял барышню бесчисленным прихожанкам — не только тем, кто сейчас отправлялся во все прочие божьи храмы Центральной Европы, но и всем тем, кто делал это на протяжении многих прошедших столетий. Вполне устоявшаяся осанка.
Если подняться вверх по улице до самого высокого места, то тут выравнивается наклонная линия цоколей, тут линия цоколей и ряды окон успокаивающе параллельны, а в некотором отдалении взору открывается замковая площадь, на которую выходит улица. И сам замок великого герцога останавливает взгляд прекрасной кулисой в стиле барокко.
Поскольку вереницу домов перерезали лишь несколько поперечных улиц, трудно было верно определить скорость приближающегося мужчины. Это было почему-то неприятно, и барышня подумала, не перейти ли ей на другую сторону. Но так как мысль была не очень четкой и даже, собственно, исчезла, едва в глаза ударило горящее солнце на той стороне, барышня осталась на своем тротуаре и только умерила шаг, словно вынуждена была — страх то был или ожидание? — двигаться навстречу идущему так же медленно, как он приближался к ней.